ГЛАВА 2 Герилья. — Немыслимое предприятие. — Отступать! — Уланы! — Три двоюродные сестры Поля. — Пленники. — Снова бойня. — Шутка капитана Сорви-голова. — Унижение солдат ее величества королевы. — Привет майору Колвиллу
После капитуляции армии Кронье действия буров приняли совсем другой характер Они отказались от нанесения противнику сильных ударов крупными войсковыми соединениями. Республиканские силы разбились на мелкие отряды, и генералы кончили тем, с чего им следовало бы начать: герильей. Герилья — это удары, неустанно наносимые врагу подвижными и неуловимыми отрядами. Партизаны нападают на обозы, на отставших солдат неприятеля, взрывают его железнодорожные пути, уничтожают телеграфные линии, перехватывают вражеских разведчиков, налетают, как рой ос, на их войсковые эшелоны, отрезают неприятельские войска от продовольственных складов, держат противника в постоянном напряжении, изнуряют голодом его солдат и коней и совокупностью всех этих действий наносят тяжкий урон вражеским армиям, ряды которых тают с каждым днем.
Именно при помощи такой войны испанцы справились с закаленными в боях войсками Наполеона, которые одержали немало побед над самыми знаменитыми генералами и разбили несколько европейских коалиций.
Капитан Сорви-голова и его Молокососы превосходили всех в искусстве дерзких ударов и внезапных нападений.
Поэтому, когда командир юных партизан явился к генералу Бота, чтобы попросить у него назначение, тот решил без малейшего промедления использовать замечательные способности Жана Грандье.
К несчастью, эскадрон Молокососов, раскиданных по всем фронтам, состоял теперь всего из трех бойцов: капитана Сорви-голова, его лейтенанта — Фанфана и солдата Поля Поттера. Два офицера, чтобы командовать войсковым соединением, — это еще туда-сюда, но один боец никак не мог составить целого отряда.
Генерал Бота обещал Жану Грандье обратиться ко всем коммандо с просьбой предложить находящимся в их распоряжении Молокососам немедленно вернуться к своему капитану.
При подвижности бурских отрядов можно было надеяться, что Молокососы соберутся дней за десять. Но Сорви-голова не мог примириться с бездеятельностью даже в течение такого срока и просил дать ему пока хоть какое-нибудь задание.
— Но у меня нет для вас ничего подходящего. Не забывайте, что вас всего-навсего трое.
— А вы подумайте, генерал На войне всегда найдется что-нибудь очень трудное и не терпящее отлагательства.
— Если бы в вашем распоряжении находилась сотня Молокососов, я поручил бы вам взорвать водохранилище Таба-Нгу.
— Но, генерал, я берусь это сделать с помощью Фанфана и Поля.
— Бассейны охраняет тысяча англичан. У них кавалерия, артиллерия, пехота, — возразил генерал.
— В таком деле сто человек скорей помешали бы мне, чем помогли. Мы вполне справимся с этим делом втроем, даю вам слово.
— Но это же чистейшее безумие!
— Знаю. Именно поэтому я и убежден, что дней через десять, если только мы не погибнем, водохранилище будет взорвано. Мы возобновим динамитную войну Это так увлекательно! Вдвоем-втроем делаешь огромное дело, выполняешь работу целого армейского корпуса!
— Хорошо, мой дорогой Сорви-голова, отпускаю вас, только с условием — непременно вернуться!
И вот трое наших сорванцов отправились в Таба-Нгу. Храбрейшие из храбрых отступили бы перед таким дерзким делом. Но Молокососы не знали колебаний.
В Таба-Нгу у Поля Поттера жили родственники. Впрочем, в тех местах все были немного сродни друг другу.
Дядюшки и двоюродные братья бились на войне, но зато тетушки и двоюродные сестры встретили юных воинов как нельзя более сердечно.
А те, не теряя даром драгоценного времени, сразу же приступили к разработке плана действий. Скоро в голове Жана Грандье созрел оригинальный и вполне осуществимый замысел.
Ему было ясно, что женщины легко пройдут там, где мужчин остановили бы на первом же шагу. Что же! Молокососы позаимствуют платья из гардероба двоюродных сестер Поля и обратятся в женщин.
Так Сорви-голова превратился в сестрицу Бетие, рослую девушку, носившую голландский чепец, Фанфан стал сестрицей Гриэт, черноволосой девицей в невообразимой шляпке, а Поль преобразился в сестрицу Наати, неказистую по внешности, но обладающую несравненными способностями доильщицы.
Сорванцы учились ходить в юбках, перенимали, насколько это возможно, скромные девичьи повадки, — словом, делали все то, что Фанфан непочтительно называл «кривляньем».
Вечером устроили генеральную репетицию. Все сошло отлично. А на утро следующего дня они уже гнали скот на водопой, не забыв захватить корзины, в которые, кроме завтрака, положили немного тряпья.
Импровизированные пастушки чудесно вышли из опасного испытания.
Случай с коровой, не позволившей уланам доить себя, подсказал Жану мысль захватить в следующий раз подойник, в который сестрица Наати — она же Поль — должна была надоить молока, чтобы отвлечь внимание солдат.
На другой день, как уже известно читателю, сорванцы, рискуя быть расстрелянными на месте, привели в исполнение свой дерзкий замысел.
Фанфан и Сорви-голова — то есть сестрицы Гриэт и Бетие спрятали на дне своих корзин, под тартинками, платками и вязаньем, по полудюжине динамитных патронов, снабженных бикфордовыми шнурами, — и будь что будет!
Проделка капитана Молокососов удалась на славу. В то время как Поль без устали поил молоком жаждущих солдат, лже-Гриэт и лже-Бетие незаметно и осторожно закладывали в щели стены водохранилища динамитные патроны.
Сбившееся в кучу, мычащее и топчущееся на месте стадо совершенно скрывало их во время этой опасной работы от взоров солдат.
Затем отважные сорванцы, не теряя самообладания, подожгли фитили. Теперь уже никто не был бы в силах помешать делу разрушения.
А у Жана, этого безрассудного смельчака, хватило еще дерзости приписать к объявлению Колвилла, которое он заметил вчера, уже известные нам слова:
«А я предлагаю только пенни за голову майора Колвилла. Она не стоит даже и этого».
И не побоялся при этом подписаться. Пусть знает!
Пора было, однако, удирать.
Удирали они довольно быстро, то и дело подгоняя животных. Только бы добраться до фермы!
Благоразумная предосторожность, мудрое решение! Ибо, во-первых, у водохранилища вот-вот заварится горячее дело и, во-вторых, уланы, отправленные им вдогонку майором Колвиллом, уже скачут во весь опор.
К счастью, улан задержало одно обстоятельство: они наткнулись на кучу мелких монет — щедрый дар любителей молока, с таким отвращением выброшенный сестрицей Наати.
«Солдат не очень-то богат. Кто этого не знает?» — гласит одна песенка. А уланы этого взвода, как нарочно все были такими голяками, у которых не водилось и гроша за душой Поэтому они спешились и стали жадно подбирать пенсы и шиллинги.
А это значило, что беглецами или беглянками, как будет угодно читателю, было выиграно еще пять минут.
Сестрица Бетие, часто оглядывавшаяся назад, заметила улан, которые уже снова успели вскочить в седла.
— Кажется, погоня…
— Вот так штука! И, конечно, уланы! — воскликнула Гриэт. — Как охотно переколотил бы я их всех до одного!..
— Как ты думаешь, Поль, — спросила Бетие, она же Сорви-голова, — добредут коровы домой без нас?
— Доберутся! — коротко ответила Наати.
— Тогда мы сейчас позабавимся. Еще пять минут назад мы бы пропали, но теперь у нас есть возможность драться.
Вместо ответа Наати пронзительно свистнула. Услышав знакомый сигнал, головная корова пустилась в галоп и увлекла за собой все стадо, которое с грохотом снежной лавины помчалось к ферме.
Дорога круто поднималась в гору. С левой стороны ее высилась скала, на которой зияла расщелина шириной в два метра и высотой в метр. Это был вход в пещеру. Все три сестрицы забежали туда на секунду и, выйдя, выстроились плечом к плечу перед входом.
Уланы мелкой рысцой одолевали кручу. Их утомленные кони едва плелись.
Пастушки легко могли бы удрать, однако не двигались с места и с любопытством поглядывали на улан. Те заметили их и стали кричать, чтобы девушки спустились к ним.
Пастушки не шевельнулись, даже не удостоили улан ответом.
Тогда сержант, скакавший впереди, подъехал к пещере, осадил перед входом коня и, не слезая с него, попытался обнять Гриэт.
— Сдавайтесь, плутовки, и марш за мной! — крикнул он.
С невозмутимым спокойствием Гриэт, она же Фанфан, ухватила кавалериста за сапог и, приподняв его без всякого, видимого усилия, сбросила с седла.
Трах-тарарах! Раздалось бряцанье железа, прозвучала крепкая солдатская брань, потом послышался стук копыт убегающего коня, который, сбросив сержанта, предоставил его самому себе вместе с пикой, саблей, ружьем и всем остальным достоянием улана.
Три пастушки, внезапно