Глава 6

Тимар, тяжело дыша и кривясь от боли, смотрел на меня. Один удар сердца, два, три. Глубоко вдохнул, тряхнул гривой рыжих волос, встал, опираясь о стену. Дохромал до стола, потом до моего кресла, где я все так же прятала ладони между колен.

– Идем, – стряхнул он меня с мягкого сиденья.

Я закусила губу, когда паж, оберегая раненую ногу, навалился на мое плечо. Кое-как помогла парню дойти до выхода. Тимар оглядел слуг и стражу, молча провел меня к комнатушке напротив, втолкнул внутрь и запер. Помню, я согнулась в три погибели, подглядывая в замочную скважину.

Слышно было плохо, видно мало, но даже этого хватило, чтобы понять, какой бедлам начался. Вот четверо стражников внесли два больших свертка. Из покоев послышались удары, грохот опрокинутой мебели, крики. Пробежала, согнувшись под тяжестью подноса, служанка, заглянула в распахнутую дверь и рухнула в обморок. Из покоев выглянул паж и, за неимением воды, окатил девушку остатками апельсинового сока. Несильно пнул под ребра.

– А вот теперь можешь орать, – скорее догадалась, чем услышала я. – Быстро вниз и приведи кого-нибудь!

Обезумевшая служанка, оступаясь на крутой лестнице, рванула вниз, захлебываясь криком и слезами. Загрохотала по каменным ступеням княжеская стража, потом прибежал кастелян, и, наконец, в башню поднялся сам князь в окружении малой свиты.

Тимар рухнул перед ним на колени, приложившись к руке, быстро заговорил.

Его светлость князь Луар, грузный мужчина с острыми усиками вокруг пухлых, по-женски капризных губ, обвел взглядом гнущихся в раболепных поклонах слуг, разбросанную у входа еду, переступил через ломти хлеба и ветчины и шагнул в распахнутые двери. Вышел быстро, не прошло и минуты, зажимая нос и рот кружевным платком. Что-то невнятно пробурчал и, не оглядываясь, сбежал вниз, оставив вместо себя лорда с химерой на гербе.

Вот только Химера совершенно не проявлял должного рвения, лишь мельком заглянул в спальню, в остальное же время его сухощавая фигура прогуливалась туда-сюда по гостиной. Его даже мертвецы не смущали, он равнодушно перешагивал через тела, как через бревна, а я недосчиталась одного из стражников.

Тогда я еще не знала, что Химера прочно сидит на крючке у моего нынешнего хозяина, а из Леса – ну надо же, как вовремя! – вышли два снежных великана, и у княжеского мага нашлось более важное занятие, чем проверка остаточных аур на вельможном трупе. Тем более что убийцы – вот они, лежат, родимые, и, за отсутствием некромантов, никуда не убегут.

Я просидела взаперти до темноты, то подглядывая в замочную скважину, то посматривая в окно, забранное частой решеткой. Хотелось кушать, но еды не было. Глупый живот! Как ни корми его – все равно на следующий день попросит еще… Было бы здорово наесться один раз, а потом целый месяц не переживать об обеде. Говорят, так только драконы умеют.

Воды я попила из кувшина для умывания. Потом намочила край подола и стерла кровь с лица, груди, рук. Мебели в комнате почти не было – только низкая кровать напротив очага, стул и сундук с плоской крышкой. На лежанку с разбросанной на ней одеждой я сесть не решилась, угнездилась на сундуке – время от времени вороша красноватые угольки в камине и проговаривая про себя благодарности Светлым.

Что будет со мной дальше – я не знала. И даже не загадывала после тех глупостей, что навыдумывала себе о графе. Знал отца, решил помочь, как же! Вон, помог – покосилась я в мутноватое зеркало. Губа распухла, покрылась корочками, при попытке что-то сказать сочится сукровица. Все горло – сплошной синяк, как не задушил только… Хорошо, что новый граф не похож на своего брата. Совсем ничем, кроме цвета волос. И смотрел он на меня не как на лакомое блюдо, вспомнила я пронизывающий льдисто-холодный взгляд, а как Магда на новые котлы. Расчетливо. Если сразу не убил – значит, решил, что я ему могу пригодиться.

И что такое флер?

Услышав звук поворачивающегося ключа, я вскочила, вытянулась в струнку. Мучнисто-бледный Тимар в изнеможении опустился на постель, и даже в тусклом свете очага были видны темные круги под его глазами. На левой ноге белела наспех наложенная повязка.

– Помоги сапоги снять, – буркнул он, сбрасывая с кровати одежду.

Несмело приблизившись, я стянула с парня обувь, аккуратно поставила ее рядом.

– И бриджи.

Услышав про штаны, я шарахнулась в сторону, вжимаясь в стену.

– Да не будь ты дурой, – проворчал парень, разматывая бинт. Зашипел, когда пришлось рвануть ткань. – Во-первых, ты мелкая еще, а во-вторых, совершенно не в моем вкусе. Тяни давай, мне наклоняться больно.

Потупившись, я помогла ему раздеться, сложила одежду на стул. Снова застыла в ожидании приказаний. Как себя вести, я не знала и потому придерживалась единственно знакомой линии – помалкивать и выполнять.

– Ты шить умеешь? – спросил парень, набросив на бедра простынь.

– Да, господин.

– Чудненько. Тогда завтра выстираешь штаны, зашьешь их, ну и у рубашек кружева-пуговицы поправишь. Там, в сундуке, нитки, иголки и мыло.

В дверь постучали.

– Открой, – велел парень.

Вошла давешняя служанка с подносом и слуга с ведром кипятка. Поклонились и исчезли.

– Помоги рану промыть, – попросил Тимар. – Под кроватью таз.

Кивнув, я наполнила таз до половины холодной водой, наклонив ведро, плеснула кипятка и осторожно стала вытирать запекшуюся кровь. Время от времени паж ругался сквозь зубы, и я замирала испуганным зайчонком.

– Да что ты жмешься, не собираюсь я тебя бить, – проворчал парень. – Заканчивай скорее.

Я промокнула узкую, в два пальца длиной, рану мягкой тканью, выуженной из сундука, смазала найденной там же настойкой прополиса и забинтовала. Тимар хмыкнул при виде того, как старательно я завязываю бантик.

– Возьми бутерброд, – показал глазами на поднос паж. Сам без аппетита поковырялся в тарелке с рагу, выпил эль и улегся.

– И чтобы из комнаты завтра – ни шагу, – зевнул он, засыпая.

Я грызла мясо и мягкий сыр на огромном, во весь каравай, ломте хлеба. Оставила половину, завернув в салфетку, и положила на подоконник. Тихо ступая, вылила воду из медного таза в раковину, поставила его у стены и легла на сундук. Жесткий, но вполне удобный, если подложить ладонь под голову. В окно по-прежнему стучала так и не унявшаяся за сутки метель, а легкий сквозняк шевелил выбившиеся из плетения соломинки циновок на полу.

Когда я проснулась, в комнате никого не было. Высунула нос из-под одеяла, потянулась. Погладила мягкую шерсть, укутавшую меня теплым облаком. Вспомнила, что видела это одеяло на кровати Тимара. Неужели он меня укрыл? Хотя больше некому…

Я побрызгала на лицо ледяной водой, поскребла морозные наледи на стекле, поворошила уголья в камине и даже подкинула туда пару поленьев из появившейся вязанки. Вскоре огонь весело затрещал, а я поставила таз с водой на решетку – греться. Неудобно, горячо, но ослушаться Тимара, приказавшего сидеть в комнате, даже в голову не пришло. Кровь с бриджей отстиралась неожиданно легко: сиреневое мыло зашипело на пятне, растворяя его, а потом быстро смылось водой. Я с уважением погладила горшочек: бытовая магия – это вам не жженые стебли подсолнечника.

С шитьем дело обстояло хуже. Мои умения ограничивались лишь латанием лохмотьев, которые я сшивала грубыми стежками, а тут – полдюжины тонких льняных рубашек. Я подшивала кружева и отпарывала их, снова пришивала, пытаясь имитировать аккуратную строчку портного. Заодно припомнила все слова, которыми Магда награждала помощников за нерасторопность. С четвертой или пятой попытки у меня, наконец-то, получилось более-менее прилично. Правда, к этому времени уже стемнело; за весь день я героически отремонтировала целый рукав и кое-как стянула нитками испорченное на груди платье. Вернувшийся Тимар, пока я помогала ему промыть рану, все поглядывал на крупные стежки, спорившие размером со шнуровкой, а на следующий день принес мне простую, немного поношенную, но от этого не менее чудесную солнечно-желтую тунику из крашеной шерсти, теплые чулки и чуть великоватые башмаки на толстой подошве.

Княжеский замок мы покинули через два дня.