Глава 13

План был прост и незатейлив, как песня дворника. И, несмотря на это, он определил мою дальнейшую судьбу. Что было бы, откажись я от него? Потом я часто об этом задумывалась.

Годам к шестнадцати-восемнадцати флер достиг бы максимальной силы, и граф бы использовал меня, подкладывая под нужных людей. Что может быть проще, чем управлять мужчиной, томимым похотью?.. Кому-то я была бы наградой, кому-то, отравившемуся флером и сошедшему с ума, проклятием. Потом я бы состарилась, и граф поставил бы на кон мою жизнь в последний раз, выдав замуж. Наверняка брак был бы удачным. Годам к семидесяти – мы, райаны, даже полукровки, живем долго – я бы научилась виртуозно использовать возможности, даруемые флером, муж бы любил меня. Возможно, я бы даже родила ему детей. Возможно, была бы даже счастлива… Ровно настолько, насколько может быть счастлива марионетка в крепких руках кукловода.

А в тот день я, едва избавившись от Куколки, полезла на крышу. Не доверяя дрожащим ногам, на четвереньках спустилась к горгулье, смотрящей на север. В отличие от тех, что щерились клыками на юг, эта статуя почти вся заросла плесенью. По глупости, увидев склизкую поросль в первый раз, я ткнула ее пальцем, а потом неделю не могла отчистить ладонь. И песком терла, и щелоком, и даже порошком для уборки – ничего эту заразу не брало.

Теперь, наученная предыдущим опытом, я аккуратно зачерпнула плесень палочкой и положила ее во флакон, в котором госпожа Галия хранила притирания. Флакон треснул, и она выбросила его еще зимой, а я подобрала. Завинтив флакон крышкой, завернула его в носовой платок, засунула в карман и вкатилась в слуховое окно чердака. Летучие мыши, гроздьями повисшие на балках, крепко спали. Не сдержавшись, я почесала пузико одному из зверьков. Тот забавно хрюкнул, приоткрыл черную бусинку глаза и снова уснул. Мыши меня совершенно не боялись. Как, впрочем, и я их.

Вернувшись в свою комнату, я торопливо плеснула воды в таз – такой роскоши, как ванна или тем более душ, мне не полагалось. Согрела воду на решетке камина и быстро ополоснулась, надела чистое белье и свежую рубашку, достала из прикроватного сундука новые бриджи. Проверила, как чувствует себя плесень во флаконе, плеснула в нее сладкой воды, чтобы не засохла. Взболтала. Поделила плесень пополам, переложив часть в глиняную кружку. Выдрала гребнем несколько клоков волос и решила, что готова.

На гостевой этаж меня пропустили без проблем – служанок и пажей здесь сновало не меньше двух десятков. Кто с подносами, кто с начищенной обувью или одеждой из прачечной.

Прикинув расположение горгулий и балконов, я сообразила, что Куколка живет на середине этажа. Княжич наверняка неподалеку. Спросить бы, да нельзя – вдруг запомнят? Я притаилась за декоративной пальмой, наблюдая за слугами. Мое терпение было вознаграждено – мимо прошагал гувернер княжича и скрылся за дверьми слева от Куколкиных.

Ура!

Щелкая суставами пальцев, я подошла к двери в покой княжны.

– Меня ждут, – пролепетала я страже.

Хмыкнув, те раздвинули алебарды, позволяя постучать, а выглянувшая горничная с поклоном проводила меня к Куколке.

Девушка сидела перед зеркалом в нижней сорочке, и две служанки завивали ей локоны.

– А ты быстро, – благосклонно улыбнулась княжна.

Быстро?!

– Майя, – скосила она глаза на служанку, – дай госпоже Лауре мое бирюзовое платье и подгони по фигуре. Сильно не перешивай, просто скрепи ткань. Оно ей понадобится только на этот вечер.

– Да, госпожа. Идемте, госпожа. – Это уже мне.

– К-куда? – Голос дал петуха, а плесень во флаконе оглушительно хлюпнула.

– Переодеваться, глупая, – сморщила носик княжна Марианна. – Майя поможет затянуть шнуровку. Что такое? – удивилась она моим колебаниям.

– Можно, я сама?.. Я стесняюсь…

– Вот… Провинция! – хмыкнула Куколка со знакомыми интонациями Тимара. – Там ванная, можешь переодеться, раз уж за ширмой стыдишься.

О такой удаче я даже и не мечтала, придумав, наверное, десяток поводов, чтобы помыть руки.

В облицованной геометрической плиткой комнате было жарко и влажно. Раздевшись до рубашки, я утонула в бирюзовой парче. Светлые, какая же она тяжелая! Кое-как нашла горловину, просунула руки в короткие рукава.

Прислушалась. Чуть приоткрыв дверь, выглянула из щелки. Одна служанка укладывала волосы госпожи в высокую прическу, другая полировала ей ногти на руках, третьей не видно. Подобрав платье, я метнулась к полке с косметикой, нашла горшочек со смягчающим бальзамом для волос, и, пока не передумала, вылила туда плесенный раствор. Прости, Куколка…

Завернула флакон в платок, спрятала его в складках одежды, а потом вернулась в гостиную.

– Вы были правы, госпожа. Я одна не справлюсь…

Дуэньи говорят, что первый бал забыть невозможно. Первое взрослое платье, первая сложная прическа, первый вальс и веер, обмахивающий горящее от комплиментов лицо… Я почти ничего не запомнила. Может, потому, что первое взрослое платье на меня надели, когда мне было шесть, может, потому, что настойчивое внимание уже успело мне приесться… А может, потому, что руки дрожали от осознания содеянного и того, что уже ничего нельзя предотвратить, только переложить ответственность за свою пакость на чужие плечи.

Помню, вечер все не заканчивался. У меня рябило в глазах от ярких костюмов, слегка подташнивало от обилия сладкого, до которого я дорвалась, а голова просто пухла от имен – Куколка старалась представить свою новую игрушку как можно большему числу людей.

Я только повторяла, как заведенная кукушка в механических часах:

– Приятно познакомиться… Рада встрече… Большая честь быть представленной вам… Лаура Орейо, госпожа, побочная ветвь рода Орейо… Уже почти десять лет… Меня воспитывает брат, он секретарь графа Йарры… Конечно, я мечтаю побывать в столице!..

Книксен, и снова:

– Приятно познакомиться…

Сначала княжна представила меня родителям, сидевшим на почетных местах. Йарра справа, чуть позади него прислонился к колонне бледный, с залегшей под глазами синевой, Тимар. Каждый раз по приезде граф требовал отчетов, и Тим дневал и ночевал в его кабинете на папках с колонками цифр. А тут еще князь… Приемный братец меня сначала даже не разглядел, мазнул равнодушным взглядом и снова уткнулся в бумаги. Опять поднял голову, и теперь в его глазах отчетливо читалось восхищение с легкой нотой разочарования: «Эх, мала еще…» А потом он меня узнал. Убедившись, что на него никто не смотрит, покрутил пальцем у виска. Я лишь слегка пожала плечами, указав на Куколку, и чуть приподняла рукав, успокаивая, что браслет, ограничивающий флер, на месте.

Куколка долго возмущалась, что я не хочу его снимать, мол, платье рассчитано на короткий рукав! Я бухнулась на колени, рассказывая, что браслет – подарок погибшего отца, и только тогда княжна разрешила его оставить, приказав сменить рукава у наряда.

Княгиня кивнула с доброжелательным любопытством, отметив, что во мне очень много от райаны, князь просто махнул рукой – не то приветствуя, не то требуя долить вина. На Йарру я старалась не смотреть, заметила лишь, что он отклонился назад, что-то спрашивая у Тимара.

Помню, душно было, и капельки пота противно щекотали шею под приколотым шиньоном. Несмотря на распахнутые окна, ветер не колебал свечи, лишь магические шары, зажженные в честь приезда гостей, чуть подрагивали в углах зала, украшенного гирляндами диких и оранжерейных цветов. Йарра скрывал возможности своего мага, запретив ему малейшее воздействие на погоду, и раскрасневшиеся лорды, проклиная жару, горстями зачерпывали лед для дубовой водки.

Помню, танцы следовали один за другим: менуэты, контрдансы, бранли, кадрили, вальсы. Наверное, их открыли князь с женой, а может, Луар к тому времени упился фруктовым вином, и вместо него с княгиней танцевал Йарра – те минуты совершенно выветрились из моей головы. Зато помню мушку на щеке у Куколки – черное сердечко, чуть сползшее к концу бала, предстоящего завтрашнему.

Кажется, ко мне подходил Тимар, что-то спрашивал, пытаясь перекричать гул и музыку, а я только кивала, и чужие кудряшки шиньона плясали вокруг моей головы.

Отлично помню Джайра и кислый запах эля от него:

– Неплохо выглядишь… Для зарвавшейся плебейки.

Я беспомощно оглядывалась, но фрейлины демонстративно отвернулись, а моей защитницы Куколки рядом не было.

Осклабившись, Джайр сдернул меня со скамейки и утащил в круг танцующих, в глазах его плясали Темные, а в висках у меня стучала мысль – нельзя позволить ему увести себя из зала. Закричать, опрокинуть поднос, вцепиться в кого-нибудь, хоть как-то привлечь внимание.

Не пришлось. Толпа почтительно расступилась, и Куколка, как Посланник Светлых, вырвала меня из лап оруженосца.

– Благодарю, что развлекли мою фрейлину. – Девушка улыбалась, но в голосе звенел металл.

Джайр не был бы придворным, не умей изворачиваться:

– Ваше Высочество, – поклонился он, выпуская мою руку. И, кажется, только я услышала «сучка высокородная».

Куколка что-то говорила, ахала над синяками, оставшимися от пальцев Джайра, вроде бы обещала спустить с оруженосца шкуру, устроить меня в пансионат или монастырь, и в ее турмалиновых серьгах перемигивались свечи. Потом какой-то рыхлый парень, по приказу княжны, плутал по переходам, провожая меня к покоям Марианны. Пытался разговорить, но я отвечала невпопад. Помню лишь имя – Сорел – и его натужное дыхание, вырывавшееся из перетянутой слишком тесным камзолом груди.

Еще одно яркое воспоминание – служанка вынимает шпильки из волос, чтобы снять шиньон, и моя голова неожиданно становится легкой-легкой. И сама я, избавленная от тяжелой парчи, напоминаю себе перышко.

– Вы не заболели, Лаура? – спросил Сорел. – Вы дрожите. – И, не дожидаясь ответа, укрыл меня плащом.

Я замотала головой, отказываясь, и порадовалась полутьме, скрывающей яркие синие глаза. Они всегда светлеют, когда я волнуюсь.

И снова Джайр, стоящий на лестнице, ведущей к моей комнате. Раньше он никогда здесь не появлялся. Сжал губы в тонкую нить, раскланявшись с моим провожатым, и остался стоять, прожигая нас взглядом.

Не помню, как благодарила Сорела. Но приличия, наверное, соблюла – через два дня, когда княжеский поезд уезжал, он искал меня, чтобы попрощаться. Смешной, немного нелепый толстячок…

Помню, как прищемила палец, задвигая засов. Боль отрезвила. Я стояла, смотрела на стекающую по ладони кровь и понимала, что для реализации плана у меня есть всего пара часов.

Раньше я никогда не персонифицировала Богов, обращаясь либо к Светлым, либо к Темным. Сейчас, вылезая в окно, я просила Брыга-Пакостника мне помочь.