Глава 11
Приезд князя я наблюдала из комнаты Тимара, благо она была высоко и выходила окнами на дорогу и двор. Скорость поезду задавали кареты с княгиней, ее детьми и фрейлинами, окруженные свитой лордов и стражниками в арьергарде. Сам князь скакал впереди – эдакий бочонок в кружевах с подкрученными вверх тонкими усиками.
Граф с тремя сопровождающими выехал к нему навстречу. Придержал коня, кланяясь, и занял место по правую руку от Луара. Сидя на подоконнике, я невольно сравнивала двух мужчин, и результаты были далеко не в пользу князя. Его светлость, трясущаяся в седле как мешок с репой, и Йарра, сидящий на коне как влитой. Сутулые плечи и живот, который не мог скрыть камзол, и рядом – худощавая, закаленная боями и бесконечными тренировками фигура. Бульдожьи щеки князя – и гладковыбритое, задубелое от морских ветров лицо графа. А ведь он всего на несколько лет младше своего сюзерена, вдруг подумала я. На пять, максимум семь. Князь, похоже, сознавал свою ущербность, и пыжился, пыжился, от чего выглядел еще контрастнее.
Гремя колесами по деревянному настилу мостов, кареты въехали во внутренний двор. Йарра сразу же бросился к княгине, помог ей выйти, припал губами к руке, расточая комплименты. Как взрослого, поприветствовал наследника, десятилетнего мальчишку со злым, нервным лицом, и приложил руку к груди, восхищаясь Куколкой.
Я придвинулась еще ближе к стеклу, силясь рассмотреть княжну. Круглолицая, черноволосая, она очень походила на княгиню и очень мало на князя. Сейчас ей, наверное, было лет четырнадцать, и я была готова поспорить, что ей не приходилось носить корсеты с оборками для увеличения груди.
Куколка едва заметно покраснела и высвободила руку из ладони графа. Присела в реверансе, что-то ответив. Граф предложил ей локоть и повел к парадной лестнице, которую с моего насеста не было видно. Как я знала, там сейчас выстроились Сибилл и Тимар, госпожа Миара и ее муж, ожидая возможности поприветствовать князя и его свиту.
Мне было страсть как интересно посмотреть на Куколку вблизи. А еще очень хотелось расспросить солдат из сопровождения князя об отце. Вдруг стало что-то известно о его судьбе? Но было нельзя. Тимар сделал мне строгое внушение, да и сама я понимала, что принадлежу теперь к роду Орейо, и мои расспросы о безземельном рыцаре, пропавшем несколько лет назад, вызовут лишь ненужные подозрения.
Гостей развели по комнатам – отдыхать с дороги. Конюхи чистили лошадей и кареты, Сибилл скрылся в своей башне, Тимар вместе с графом и князем закрылся в кабинете, а я сидела в комнате брата и отчаянно скучала. Нет, меня никто не запирал, но куцего умишки вполне хватило для понимания, что лучше не высовываться. С любовью Анары ко мне найти неприятности в толпе чужих людей было раз плюнуть.
Вышла я только под вечер, совершив набег на кухню. Главный повар, усталый и замученный, будто на нем пахали, лично готовил маринады к мясу. Мне он лишь кивнул и снова уставился в медный ковшик, стоящий на плите, а его помощница с поклоном протянула на подносе хлеб, сыр, чиар и сдобную булку.
Поблагодарив женщину, я распихала еду по карманам, перелила чиар во фляжку, в которой Тимар хранил коньяк, и прокралась на запертый чердак, где уже просыпались, забавно потирая носы кончиками крыльев, летучие мыши, а оттуда – на крышу замка. Вообще-то, лазить здесь было нельзя, на что красноречиво намекал амбарный замок, но мне нравилось сидеть на нагретой дневным солнцем черепице, привалившись к каминной трубе, и считать звезды, выкатывающиеся из-за далеких гор. Считала я, к слову, уже до сотни.
Внизу, по крытой внешней галерее, прошагали стражники, делавшие обход. Я затаилась за трубой и, дождавшись, пока они уйдут, снова разлеглась на черепице, прихлебывая чиар. От горлышка фляжки шел слабый запах алкоголя, и я представляла, что пью черное – дорогущее до невозможности! – вино.
Смена караула, и снова стук сапог внизу. Я уже совсем было собралась обратно, когда услышала крик и, через мгновение, поняла, что кричит Куколка.
– Ах ты, мелкий гаденыш! – ругалась княжна. – Убью!
– «О, госпожа моя! Ваша улыбка, как ясное солнце, ваше дыхание слаще амброзии!..»
– Отдай, я сказала!
Осторожно, ногами вперед, я сползла с конька к стоку с горгульей и, крепко вцепившись в крылья статуи, повисла над галереей. Делала я это далеко не в первый раз.
Голоса стали громче.
– Ты! – задыхалась Куколка. – Дрянь! Чтоб тебя Лес позвал! Чтоб тебя ехидна съела! Да чтоб тебя разорвало и хлопнуло!
– «…Слаще амброзии! А ваши губки…» – счастливо визжал какой-то мальчишка, и я лишь подивилась его смелости. Это ж кому жить надоело?
Кричали прямо подо мной, этажом ниже. Я перегнулась через стену. Эх, жаль, здесь нет водосточной трубы!
А потом на балкон выскочил княжич, размахивая тонкой рисовой бумагой.
– «Губки, как…» Что-о? «Створки жемчужницы»? Раковины? – заржал он. – Моллюск ты наш, губошлепочный!
Тяжелая диванная подушка сшибла его с ног.
– Не догоню, значит? – зашипела Куколка, запрыгнув на брата.
Ого! Да она же почти голая, в панталонах и корсете!
Шлеп! От звонкой пощечины у мальчишки чуть искры из глаз не посыпались.
– Мама! – заревел он благим матом и вцепился в волосы княжне.
– Ай! Пусти!
– Корова!
– Недоумок!
Бах! Клубок из тел сшиб напольную вазу, и та окатила дерущихся водой.
– Что здесь происходит?! Марианна! Освальд! Немедленно прекратите!
Мальчишка нехотя отпустил смоляные кудри княжны, а та, слезая с него, напоследок пнула брата. Тот заныл, больше не от боли, а чтобы пожалели.
– Марианна!
– Мама, он первый начал! – задыхаясь, крикнула Куколка. – Он мои письма украл! А если бы граф услышал?!
– А если бы граф увидел тебя?! Что бы он подумал? На кого ты похожа?
– Но ма…
– Никаких «ма»! Немедленно оденься! А ты, ты как здесь оказался?!
Мальчишка что-то прошепелявил.
– Освальд, – прошипела княгиня, – если ты не прекратишь пакостить сестре, я тебе обещаю, ездового орла ты не получишь! Все понял?! Быстро к себе!
Высокая женщина в темно-синем бархатном халате вышла на балкон. Кончиком туфли отбросила рассыпавшиеся рододендроны, перешагнула через лужу. Я восхитилась ее гордой осанкой. И ведь она без корсета!
Княгиня тем временем приказала горничной:
– Уберись здесь! И принеси две чашки ромашкового настоя.
Послышался шелест одежды, и на балкон вышла Куколка, по примеру матери одетая в халат.
– Мам, ты сердишься? – залезла она под мышку княгине. Та несильно потянула дочку за ухо.
– Сержусь. – Но было слышно, что она улыбается. Наклонилась и поцеловала девушку в макушку. – Взрослая леди уже, а ведешь себя…
Дальше я не подслушивала. Тихо пробралась к выходу с галереи и прошмыгнула лестничный пролет, не замеченная стражей.
– …Лира, ты плачешь? Кто тебя обидел? – спросил поздно вернувшийся Тимар.
– Я? Нет…
– Ну как же нет, когда да?
– Давай спать, – буркнула я, отвернувшись к стене.
– Ну, как знаешь.
Тимар задул свечу и сразу уснул, а я еще долго ворочалась, впервые за три года вспомнив о матери.
