XLII. Видение
Лавальер быстро оправилась от испуга. Король держался так почтительно, что к ней вернулось спокойствие, которого она лишилась при его появлении. Видя, что Лавальер недоумевает, как он к ней попал, Людовик подробно объяснил ей устройство лестницы и всячески старался убедить ее, что он не призрак.
– О государь, – сказала ему Лавальер с очаровательной улыбкой, качая белокурой головкой, – вы вечно у меня на уме; не проходит секунды, чтобы бедная девушка, тайну которой вы подслушали в Фонтенбло и которую вы не отпустили в монастырь, не думала о вас.
– Луиза, я вне себя от восторга!
Лавальер печально улыбнулась и продолжала:
– Но, увы, государь, ваша остроумная выдумка не может принести нам никакой пользы.
– Почему же?
– Потому что эта комната не ограждена от неожиданных посещений принцессы: днем сюда поминутно ходят мои подруги; запираться изнутри – значит выдать себя; это все равно что написать на двери: «Не входите, здесь король». В эту самую минуту дверь может открыться, и ваше величество застанут вместе со мной.
– Тогда меня, наверное, примут за привидение, – засмеялся король, – потому что никто не поймет, как я попал сюда. Ведь только духи проникают через стены и потолки.
– Ах, государь, какой может выйти скандал! Никогда еще не говорилось таких вещей о бедных фрейлинах, которых, однако, не щадит злословие.
– Что же делать, дорогая Луиза?.. Скажите, я хочу знать.
– Нужно – простите, слова мои будут жестоки…
Людовик улыбнулся:
– Я вас слушаю.
– Нужно, чтобы ваше величество уничтожили лестницу и все эти затеи; подумайте, государь, если вас застанут здесь, выйдут большие неприятности, которые уничтожат всю радость наших встреч.
– Дорогая Луиза, – нежно отвечал король, – можно и не уничтожая лестницы придумать способ избежать всех этих неприятностей.
– Способ?.. Еще?
– Да, еще. Луиза, я люблю вас больше, чем вы меня, потому что я изобретательнее вас.
Она взглянула на него. Людовик протянул ей руку, которую она нежно пожала.
– Вы говорите, – продолжал король, – что каждый без труда может войти сюда и застать меня у вас?
– Да, государь. И даже в настоящую минуту, когда вы разговариваете со мной, я вся дрожу.
– Согласен; но вас не застанут со мной, если вы спуститесь по этой лестнице в нижнюю комнату.
– Государь, что вы говорите? – остановила его испуганная Луиза.
– Вы плохо понимаете меня, Луиза, потому что с первых же моих слов начинаете сердиться; но знаете ли вы, кому принадлежат комнаты внизу?
– Графу де Гишу.
– Нет. Господину де Сент-Эньяну.
– Правда? – вскричала Лавальер.
И это слово, вырвавшееся из обрадованного сердца девушки, блеснуло точно молния сладкого предчувствия в восхищенном сердце короля.
– Да, де Сент-Эньяну, нашему другу.
– Но я не могу, государь, бывать и у господина де Сент-Эньяна, – возразила Лавальер.
– Почему же, Луиза?
– Это невозможно, невозможно!
– Мне кажется, Луиза, что под охраной короля все возможно.
– Под охраной короля? – переспросила она, с любовью заглядывая в глаза Людовику.
– Вы верите моему слову, не правда ли?
– Верю, когда вас нет, государь; но когда вы со мной, когда я слышу ваш голос, когда я вижу вас, я больше ничему не верю.
– Что же может убедить вас, боже мой?
– Я знаю, очень непочтительно так сомневаться в короле, но для меня вы не король.
– Слава богу, надеюсь!.. Но я придумал, послушайте: вас успокоит присутствие третьего лица?
– Присутствие господина де Сент-Эньяна? Да.
– Право, Луиза, ваша недоверчивость оскорбляет меня.
Лавальер ничего не ответила, а только посмотрела на Людовика ясным взглядом, проникающим в глубину сердца, и тихонько сказала:
– Ах, не вам я не верю! Не на вас направлены мои подозрения.
– Хорошо, я согласен, – вздохнул король. – И господин де Сент-Эньян, который пользуется счастливой привилегией успокаивать вас, будет всегда присутствовать при наших встречах, обещаю вам.
– Правда, государь?
– Слово дворянина! А вы?..
– Подождите, это не все.
– Еще что-то, Луиза?
– О, конечно. Немножко терпения, потому что мы еще не дошли до конца, государь.
– Хорошо. Пронзайте насквозь мое сердце.
– Вы понимаете, государь, что даже в присутствии господина де Сент-Эньяна наши встречи должны иметь какой-нибудь разумный предлог.
– Предлог? – повторил король тоном нежного упрека.
– Конечно. Придумайте, государь.
– Вы необычайно предусмотрительны; я так хотел бы сравняться в этом отношении с вами. Для наших встреч будет разумный предлог, и я уже нашел его.
– Значит, государь?.. – улыбнулась Лавальер.
– Значит, завтра, если вам угодно…
– Завтра?
– Вы хотите сказать, что завтра слишком поздно? – вскричал король, сжимая обеими руками горячую руку Лавальер.
В этот момент в коридоре раздались шаги.
– Государь, государь, – зашептала Лавальер, – сюда кто-то идет! Слышите? Государь, умоляю вас, бегите!
Одним прыжком король оказался за ширмой. Он скрылся вовремя. Когда он поднимал люк, ручка двери повернулась, и на пороге показалась Монтале.
Понятно, она вошла запросто, без всяких церемоний. Хитрая Монтале знала, что если бы она постучалась в двери, а не просто открыла ее, то выказала бы обидное недоверие к Лавальер.
Итак, она вошла и, заметив, что два стула стоят очень близко один от другого, принялась так усердно запирать дверь, ставшую почему-то непослушною, что король успел поднять люк и спуститься к де Сент-Эньяну.
Еле уловимый стук дал знать фрейлине, что король ушел. Тогда она справилась наконец с дверью и подошла к Лавальер.
– Луиза, давайте поговорим серьезно, – предложила она.
Все еще сильно взволнованная Луиза с ужасом услышала слово серьезно, на котором Монтале сделала ударение.
– Боже мой, дорогая Ора! – вздрогнула она. – Что еще случилось?
– Моя милая, принцесса догадывается обо всем.
– О чем же?
– Разве нам нужны объяснения? Разве ты не понимаешь меня с полуслова? Ты, конечно, заметила, что последнее время принцесса часто меняла решения: сначала приблизила тебя к себе, затем отдалила, затем снова приблизила.
– Действительно, это странно. Но я привыкла к ее странностям.
– Подожди, это не все. Ты заметила также, что принцесса, исключив тебя вчера из своей свиты, потом велела ехать с ней.
– Как не заметить!
– Так вот, кажется, что принцесса получила теперь достаточные сведения, потому что идет прямо к цели. Не имея возможности противопоставлять что-нибудь во Франции потоку, который сокрушает все препятствия… ты понимаешь, надеюсь, о чем я говорю?
Лавальер закрыла лицо руками.
– Я имею в виду, – продолжала безжалостная Монтале, – тот бурный поток, который взломал двери монастыря кармелиток в Шайо и опрокинул все придворные предрассудки как в Фонтенбло, так и в Париже.
– Увы, увы! – прошептала Лавальер, по-прежнему закрывая лицо пальцами, между которыми катились слезы.
– Не огорчайся так, ведь ты не знаешь еще и половины грозящих тебе неприятностей.
– Боже мой! – с тревогой вскричала Луиза. – Что же еще?
– Вот что: не находя помощи во Франции, после безуспешного обращения к обеим королевам, принцу и всему двору, принцесса вспомнила об одном лице, имеющем на тебя права.
Лавальер побелела как полотно.
– Этого лица, – продолжала Монтале, – в настоящую минуту нет в Париже.
– Боже мой! – шептала Луиза.
– Это лицо, если я не ошибаюсь, в Англии.
– Да, да, – вздохнула совсем разбитая Лавальер.
– Ведь, не правда ли, это лицо находится при дворе короля Карла Второго?
– Да.
– Ну так сегодня вечером из кабинета принцессы отправилось письмо в Сент-Джемсский дворец, и курьер получил приказание лететь без остановки в Гемптон-Корт, королевскую резиденцию в двенадцати милях от Лондона.
– Ну?
– Так вот, принцесса пишет в Лондон регулярно два раза в месяц, и поскольку обыкновенного курьера она отправила только три дня тому назад, то мне кажется, что только очень важные обстоятельства могли побудить ее взяться за перо. Ведь ты знаешь, принцесса не любит писать.
– Да, да.
– И мне сдается, что в этом письме речь идет о тебе.
– Обо мне? – повторила, как автомат, несчастная девушка.
– Я видела это письмо, когда оно лежало еще незапечатанным на письменном столе принцессы, и мне почудилось, будто в нем упоминается…
– Почудилось?..
– Может быть, я ошиблась.
– Ну, говори же скорее!
– Имя Бражелона.
Лавальер встала в сильном волнении.
– Монтале, – сказала она со слезами в голосе, – все светлые грезы юности у меня уже рассеялись. Мне нечего теперь скрывать ни от тебя, ни от кого в мире. Жизнь моя – раскрытая книга, которую может читать всякий, начиная с короля и кончая первым встречным. Ора, дорогая Ора, что делать? Как быть?
Монтале подошла ближе.
– Надо обсудить, подумать, – протянула она.
– Я не люблю господина де Бражелона. Не истолкуй мои слова превратно. Я его люблю, как самая нежная сестра может любить доброго брата, но не того он просит, и не то я ему обещала.
– Словом, ты любишь короля, – заключила Монтале, – и это достаточное извинение.
– Да, я люблю короля, – тихо прошептала Лавальер, – и я дорого заплатила за право произнести эти слова. Ну, говори же, Монтале, что ты можешь сделать для меня или против меня в настоящем положении?
– Выскажись яснее.
– О чем?
– Неужели ты не можешь сообщить мне никаких подробностей?
– Нет, – с удивлением проговорила Луиза.
– Значит, ты у меня просишь только совета?
– Да.
– Относительно господина Рауля?
– Именно.
– Это щекотливый вопрос, – отвечала Монтале.
– Ничего тут нет щекотливого. Выходить мне за него замуж или же слушаться короля?
– Знаешь, ты ставишь меня в большое затруднение, – улыбнулась Монтале. – Ты спрашиваешь, выходить ли тебе замуж за Рауля, с которым я дружна и которому доставлю большое огорчение, высказавшись против него. Затем ты задаешь вопрос, нужно ли слушаться короля; но ведь я подданная короля и оскорбила бы его, дав тебе тот или иной совет. Ах, Луиза, Луиза, ты очень легко смотришь на очень трудное положение!
– Ты меня не поняла, Ора, – сказала Лавальер, обиженная насмешливым тоном Монтале. – Если я говорю о браке с господином де Бражелоном, то лишь потому, что я не могу выйти за него замуж, не причинив ему огорчения; но по тем же причинам следует ли мне позволить королю сделаться похитителем малоценного, правда, блага, но которому любовь сообщает известное достоинство? Итак, я прошу тебя только научить меня почетно освободиться от обязательств по отношению к той или другой стороне, посоветовать, каким образом я могу с честью выйти из этого положения.
– Дорогая Луиза, – отвечала, помолчав, Монтале, – я не принадлежу к числу семи греческих мудрецов, и я не знаю незыблемых правил поведения. Зато у меня есть некоторый опыт, и я могу тебе сказать, что женщины просят подобных советов, только когда бывают поставлены в очень затруднительное положение. Ты дала торжественное обещание, у тебя есть чувство чести. Поэтому, если, приняв на себя такое обязательство, ты не знаешь, как поступить, то чужой совет – а для любящего сердца все будет чужим – не выведет тебя из затруднения. Нет, я не буду давать тебе советов, тем более что на твоем месте я чувствовала бы себя еще более смущенной, получив совет, чем до его получения. Все, что я могу сделать, это спросить: хочешь, чтобы я тебе помогала?
– Очень хочу.
– Прекрасно; это главное… Скажи, какой же помощи ты ждешь от меня?
– Но прежде скажи мне, Ора, – проговорила Лавальер, пожимая руку подруги, – на чьей ты стороне?
– На твоей, если ты действительно дружески относишься ко мне.
– Ведь принцесса доверяет тебе все свои тайны?
– Тем более я могу быть полезной тебе; если бы я ничего не знала относительно намерений принцессы, я не могла бы тебе помочь и, следовательно, от знакомства со мной тебе бы не было никакого проку. Дружба всегда питается такого рода взаимными одолжениями.
– Значит, ты по-прежнему останешься другом принцессы?
– Конечно. Ты недовольна этим?
– Нет, – пожала плечами Лавальер, которой эта циничная откровенность казалась оскорбительной.
– Вот и прекрасно, – воскликнула Монтале, – иначе ты была бы дурой.
– Значит, ты мне будешь помогать?
– С большой готовностью, особенно если ты отплатишь мне тем же.
– Можно подумать, что ты не знаешь меня, – обиделась Лавальер, глядя на Монтале широко раскрытыми от удивления глазами.
– Гм, гм! С тех пор как мы при дворе, дорогая Луиза, мы очень изменились.
– Как так?
– Да очень просто; разве там, в Блуа, ты была второй королевой Франции?
Лавальер опустила голову и заплакала.
Монтале сочувственно посмотрела на нее и прошептала:
– Бедняжка!
Затем, спохватившись, сказала:
– Бедный король!
Она поцеловала Луизу в лоб и ушла в свою комнату дожидаться Маликорна.
