Между прочим, работа в Изумрудных копях шла полным ходом. Первую шкатулку, до отказа набитую драгоценными камнями, генерал уже спрятал в сейф. Но, надо сказать, ещё прежде случилась одна неожиданность. В поведении арзаков, работавших на добыче изумрудов, стали проявляться мятежные наклонности.

Геолог-менвит, надзиравший в шахтах за арзаками, в конце дня следил за тем, чтобы рабы не утаили добычу. Он всматривался гипнотическим взглядом в чёрные и карие глаза арзаков, которые подходили по очереди к шкатулке, и внушал им положить в неё изумруды.

– Повинуйся, повинуйся мне, раб, – раздавалась его команда, – изумруд не твой, расстанься с ним.

И рука арзака сама собой разжималась, в шкатулку из неё медленно выкатывался прозрачный зелёный камень.

И вот так получилось, что однажды надсмотрщик дал команду арзаку, ещё не сдавшему свой изумруд.

– Спустись-ка, раб, в шахту и захвати складной стул, – сказал он.

Вместо того чтобы спуститься в шахту, раб внезапно отозвался:

– Стул может подождать и завтрашнего дня.

Слова арзака, осмелившегося возразить, свалились на менвита как снег на голову, он даже не нашёлся что молвить на это. Между тем и некоторые другие арзаки, не сдавшие изумруды, выразили согласие с ответом своего товарища, тогда как остальные смотрели на них в полном смятении.

Прошло время, все арзаки успели сложить изумруды в шкатулку, а менвит-геолог всё никак не мог пережить происшедшее. Ему было неприятно смотреть на рабов, которые стали свидетелями его позора. И тогда он с ненавистью взглянул в глаза возмутителя спокойствия и тихо, но отчётливо повторил команду:

– Повинуйся, повинуйся мне, раб. Принеси немедля мой стул.

Арзак вздрогнул, метнулся и быстро скрылся в шахте. Через пять минут он появился со стулом в руках.

Менвит успокоился. Он не был бессилен перед лицом своих рабов.

До заката солнца горняки-арзаки шагали к воротам замка, тихонько обсуждая случившееся. Больше всех от необъяснимой смены поведения недоумевал сам виновник происшествия.

Когда ночью обо всём арзаки поведали Ильсору, он расспросил подробности и, узнав, что в одном случае арзаки отвечали с изумрудами в руках, в другом – без них, сказал:

– Помнится, читал я у древних мудрецов: змея, взглянувшая на изумруд, сначала плачет, потом слепнет. Я думал – всё это сказки. Сделаем вот что… Ещё раз проверим.

На следующий день все арзаки сложили все добытые изумруды в шкатулку, кроме одного, который спрятал небольшой камень в сапог. Сдавшие изумруды отошли подальше, а тот, кто спрятал талисман у себя, нарочно вертелся на глазах надсмотрщика. Наконец менвит заметил: у одного арзака не было в руках инструмента.

– Где твой отбойный молоток? – обратился к нему геолог.

– В забое… забыл… – запинаясь, ответил тот и вопросительно взглянул менвиту в глаза. Надсмотрщик тоже не отрывал взгляда от глаз раба.

– Ну так поди принеси, – сказал он.

Арзак опустил голову, медленно побрёл, затем послушно, со всех ног бросился к шахте. Когда он вернулся и занял место в колонне построившихся горняков, то не удержался и тихо прошептал соседу:

– Здорово! Действует!

– А что же ты так побежал выполнять приказ? – спросил сосед.

– Чтобы господин не догадался о нашем открытии.

Вечером того же дня все арзаки знали о чудесном зелёном камне, который освобождает раба от повиновения избраннику. Чтобы снять колдовские чары менвитов, оставалось добыть по камешку для всех арзаков. Работа в шахтах кипела, к радости геолога.

Баан-Ну не мог нарадоваться, глядя, какими темпами наполняются шкатулки. Но больше всех радовались арзаки: никогда прежде работа не давала им столько отрады, что ни говори, они трудились ради свободы своего народа.