К восьми или девяти часам утра я добрался до той самой скамьи из желтого металла, откуда в первый вечер своего прибытия оглядывал окружающий меня мир. Я не мог удержаться и горько посмеялся над своей самоуверенностью, вспомнив, к каким необдуманным выводам я пришел в тот вечер. И теперь передо мною расстилалась та же дивная картина, та же роскошная растительность, те же чудесные дворцы и великолепные руины, та же серебристая гладь реки, катившейся вдаль между плодородными берегами. Кое-где среди деревьев мелькали яркие одежды очаровательно-прекрасных маленьких людей. Некоторые из них купались в том же самом месте, где я спас Уину, и у меня больно сжалось сердце. И вот над всем этим чудесным ландшафтом, подобно черным пятнам, подымались купола, прикрывающие спуски в подземный мир. Я понял теперь, что прикрывала собою красота жителей Верхнего Мира. Как весел был их день! Так весел, как день скота, пасущегося в поле. Подобно скоту, они не знали врагов и не заботились ни о каких нуждах. И таков же был их конец.

Мне стало горько при мысли о том, как кратковременно было торжество человеческого разума, который совершил самоубийство. Люди упорно стремились к благосостоянию и довольству, к тому общественному строю, лозунгом которого была обеспеченность и неизменность жизни; они достигали цели, к которой стремились, и только для того, чтобы прийти к такому концу… Когда-то Человечество достигло такого положения, когда жизнь и собственность оказались в полной безопасности. Богатый знал, что его благосостояние и комфорт обеспечены, а бедный довольствовался тем, что ему обеспечены жизнь и труд. Без сомнения, в таком мире не было ни проблемы безработицы, ни нерешенных социальных вопросов. А за всем этим последовал великий покой.

Мы забываем о законе природы, гласящем, что гибкость ума является возмещением за опасности, заботы и изменчивость жизни. Животное, живущее в совершенной гармонии с окружающими условиями, превращается в простую машину. Природа никогда не прибегает к разуму до тех пор, пока ей служат привычка и инстинкт. Там, где нет перемен и нет необходимости в переменах, разум бездействует. Только те животные обладают им, которые сталкиваются со всевозможными нуждами и опасностями.

Таким путем человек Верхнего Мира пришел к своей беспомощной красоте, а человек Подземного Мира – к своему чисто механическому труду. Но даже и для этого уравновешенного положения вещей, при всем его механическом совершенстве, недоставало одного – полной неизменности. Продукты питания Подземного Мира истощились. И вот Мать-Нужда, сдерживаемая в продолжение нескольких тысячелетий, появилась снова и начала снизу свою работу. Жители Подземного Мира, постоянно приходя в соприкосновение со сложными машинами, что все-таки, помимо привычки, требовало некоторой работы мысли, невольно удержали в своей озверелой душе больше человеческой инициативы, чем жители земной поверхности. И когда их обычная пища пришла к концу, они обратились к тому, чего до сих пор не допускали их старые привычки. Вот как представилось мне положение вещей при моем последнем обзоре мира в 802701 году. Это объяснение, быть может, ошибочно, поскольку вообще нам свойственно ошибаться. Но таково мое мнение, и я передаю его вам.

После трудов и ужасов последних дней, несмотря на всю мою печаль о бедной Уине, эта скамья, и мирный ландшафт, и теплый солнечный свет все-таки показались мне очень приятными. Я ужасно устал, меня клонило ко сну, и мои философствования перешли скоро в дремоту. Поймав себя на этом, я последовал указаниям природы и, растянувшись на дерне, подкрепился долгим и освежающим сном.

Я проснулся незадолго до заката солнца. Теперь я уже не боялся, что Морлоки могут захватить меня спящим. Расправив члены, спустился с холма и направился к Белому Сфинксу. В одной руке я держал свой лом, другой перебирал спички, находившиеся в кармане.

И вот там меня ждала самая большая неожиданность. Приблизившись к Белому Сфинксу, я увидел, что обе половинки бронзовых дверей открыты и спущены в особые пазы.

Я остановился перед ними, не решаясь войти.

Внутри находилось небольшое помещение, и в углу на возвышении стояла Машина Времени. Маленькие рычаги находились у меня в кармане. Итак, здесь, после всех моих тщательных приготовлений к осаде Белого Сфинкса, меня ожидала покорная сдача. Я отбросил железный лом, почти недовольный тем, что не пришлось им воспользоваться.

Вдруг в ту самую минуту, когда я уже наклонился, чтобы войти в двери, меня осенила внезапная мысль. Я сразу понял несложные соображения Морлоков. С трудом удерживаясь от смеха, я перешагнул через бронзовую раму дверей и направился к Машине Времени. К своему удивлению, я увидел, что она была тщательно смазана и вычищена. Впоследствии мне приходило в голову, что Морлоки даже разбирали машину по частям, стараясь своим слабым разумом понять ее назначение.

И вот, пока я стоял и разглядывал ее, чувствуя удовольствие при одном прикосновении к механизму, случилось то, чего я ожидал. Бронзовые панели скользнули вверх и с треском ударились о раму. Я был пойман в темную клетку. Так, по крайней мере, думали Морлоки. При этой мысли я только весело рассмеялся. Со своим своеобразным журчащим смехом они уже бежали ко мне. Сохраняя полное хладнокровие, я начал зажигать спичку. Мне оставалось только укрепить рычаги и умчаться от них подобно призраку. Но я упустил из виду одно маленькое обстоятельство. Спички были того отвратительного сорта, который зажигается только о коробки.

Можете себе представить, как мгновенно исчезло мое спокойствие. Маленькие твари уже окружили меня. Кто-то прикоснулся ко мне. Я стремительно отпихнулся от них в темноте свободным стержнем и принялся влезать на сиденье. Меня схватила рука, а вслед за ней и другие. Мне пришлось буквально отбивать свои рычаги от их упорно цеплявшихся пальцев и в то же время ощупывать концы осей, на которые они надевались. Один раз Морлоки почти вырвали рычаг у меня. Когда он выскользнул у меня из рук, мне пришлось, чтобы найти его на полу в темноте, отбиваться от них своей головой. От моих ударов трещали черепа Морлоков. Мне кажется, эта последняя схватка была еще тяжелее, чем битва в лесу.

В конце концов рычаги были укреплены и повернуты. Цепкие руки соскользнули с моего тела. Темнота исчезла из моих глаз. Ничего, кроме того сероватого света и шума, о которых уже говорил вам раньше.