11. Непонятый

Майк в этот вечер отказался сопровождать Псмита на митинг, указав, что с него и так хватает возможностей слушать, как говорит мистер Бикерсдайк в банке, и он никуда не пойдет, чтобы послушать его дополнительно. А поэтому Псмит отправился в Кеннингфорд один, а Майку лень было искать развлечений на стороне, и он остался в квартире с романом.

Он ушел в него с головой, когда в замке скрипнул ключ, а затем в комнату вошел Псмит. Чело Псмита несло печать задумчивой озабоченности, а также заметный синяк. Когда он снял пальто, Майк увидел разорванный воротник и отсутствие галстука. На его в былом сияющей белизной рубашке виднелись отпечатки пальцев такой четкости и безупречности, что специалист по системе Бертильонна подпрыгнул бы от радости.

— Привет, — сказал Майк, роняя книгу.

Псмит молча кивнул, прошел к себе в спальню и вернулся с зеркалом. Водрузив его на стол, он принялся исследовать себя с величайшим тщанием. Слегка содрогнулся, когда его взгляд упал на отпечатки пальцев, и, не сказав ни слова, вновь удалился в ванную. Вновь он появился по прошествии десяти минут в небесно-голубой пижаме, тапочках и блейзере Старого Итонца. Закурил сигарету, сел и уставился в огонь.

— Чем это ты развлекался, черт дери? — требовательно спросил Майк.

Псмит испустил вздох.

— Тут, — сказал он, — дать точный ответ я не могу. Одну секунду это смахивало на регби, в другую — на джиу-джитсу. Позднее возникло сходство со схваткой в пантомиме. Однако то или не то, а было это очень ярко и интересно.

— Ты с кем-то сцепился? — спросил Майк. — Что произошло? Была драка?

— В определенной степени, — сказал Псмит, — то, что произошло, можно определить, как драку. По крайней мере, когда ты обнаруживаешь, что совершенно незнакомый человек прикрепляется к твоему воротнику и дергает, ты начинаешь подозревать, что на повестке дня что-то вроде того.

— Это они тебя?

Псмит кивнул.

— Лавочник в траченом молью котелке принялся щебетать со мной. Для носителя культуры это было крайне тягостно, Он, я бы сказал, задолго до докторов открыл, что алкоголь — это пища. Возможно, хороший типус, но со слегка буйными манерами. Ну-ну.

Псмит скорбно покачал головой.

— Он съездил тебе по лбу или кто-то еще? Скажи же, что случилось? Черт подери, мне надо было пойти с тобой. Мне в голову не приходило, что там может завязаться драка. Что произошло?

— Товарищ Джексон, — сказал Псмит печально, — как грустно, что жизнь наша состоит из сплошных недоразумений. Вам, разумеется, известно, сколь меня занимает благополучие мистера Бикерсдайка? Вам известно, что все мои усилия были направлены на то, чтобы сделать из него порядочного человека, что, говоря вкратце, я самый истинный его друг. А он хотя бы словечком выразил, что ценит мои труды? Только не он. Мне представляется, что типус начинает питать ко мне неприязнь, товарищ Джексон.

— Да что случилось? Хватит о Бикерсдайке.

— Быть может, моя ревностность была не совсем разумной… Но поведаю тебе все. Протяните руку к совку, товарищ Джексон, и подбросьте уголька. Благодарю вас. Ну, некоторое время все шло гладко. Товарищ Б. в хорошей форме. Взбодрился и устремлялся к финишу, когда случился прискорбный инцидент. Он сообщил собравшимся, что, занимаясь ловлей рыбы в Озерном краю, зашел в гостиницу и увидел поразительно крупную форель в стеклянном ящике. Он навел справки и обнаружил, что пятеро совершенно разных людей…

— Так, черт подери, — сказал Майк, — это же история с той еще бородой!

Псмит кивнул.

— Она бесспорно появлялась в печати, — сказал он. — Точнее говоря, история очень известная. Меня крайне заинтересовало утверждение мистера Бикерсдайка, что произошла она с ним, и из чистой доброжелательности к нему я встал и сказал, что считаю своим долгом преданного друга сообщить ему, что типус по фамилии Джером стибрил его историю, вставил в книгу и получил за нее деньги. Заметь, деньги, которые по праву принадлежат товарищу Бикерсдайку. Он вроде не был склонен разобраться в этом деле досконально. Собственно говоря, ему словно бы не терпелось продолжать свою речь, замяв указанный вопрос. Но, может быть, несколько бестактно, я эту тему не оставил. И сказал, что книга, в которой напечатана его история, вышла в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году. Я спросил его, как давно он занимался той рыбной ловлей, ибо это требовалось знать, чтобы предъявить Джерому весомый иск. Ну, немного погодя, я был изумлен и несколько ранен, услышав, как товарищ Бикерсдайк побуждает неких брави в зале выдворить меня вон. Нагляднейший пример кусания руки, тебя кормящей. Ну-ну. К этому времени присутствующие начали в какой-то мере принимать ту или иную сторону. Те, кого я мог бы назвать моей партией, Энергичных Расследователей, свистели в два пальца и вопили «Жульничество!», тогда как оппозиция, брави, пытались, как я уже упомянул, приложить ко мне приемы джиу-джитсу. Положение сложилось крайне болезненное. Я знаю, деловой человек с тонким вкусом должен был бы отпарировать коротким беззаботным смешком, но поскольку вышеупомянутый знаток алкоголя завел обе лапы под мой воротник, короткий беззаботный смешок отпадал. Я с величайшей неохотой был вынужден завершить интервью, дав молодцу в челюсть. Он понял намек и сел на пол. Я тут же забыл про эту задержку и в размышлении направлялся к выходу, когда второй муж гнева запечатлел вот это у меня на лбу. Проигнорировать подобное невозможно.

Я завладел частью его жилета и одной ногой отправил его с некоторым приложением энергии на среднее расстояние. К этому времени многие Энергичные Расследователи начали присоединяться к происходящему, и возникло нечто вроде пантомимной потасовки. Все словно бы кричали во все горло и били всех прочих. Не место для носителя изысканной культуры, а потому я проскользнул к двери и просочился наружу. Неподалеку маячил кеб. Я взошел на борт. И, брыкнув в живот энергичного политика, попытавшегося тоже туда залезть, прибыл домой.

Псмит встал, еще раз посмотрел в зеркало на свой лоб, вздохнул и снова сел.

— Все более чем неловко.

— Черт подери, — сказал Майк. — Надо было мне пойти. Почему ты мне не сказал, что готовишь заварушку? Мог бы предупредить. Я бы ни за что на свете не пропустил такое.

Псмит посмотрел на него, подняв брови.

— Заварушка! — сказал он. — Товарищ Джексон, я вас не понимаю. Не думаете же вы, что у моих поступков была какая-либо иная цель, кроме желания услужить товарищу Бикерсдайку? Ужасно, как в этом нашем мире извращают лучшие твои побуждения.

— Ну, — сказал Майк, ухмыляясь, — я знаю одного человека, кто чертовски исказит твои побуждения. И это Бикерсдайк.

Псмит призадумался.

— Справедливо, — сказал он, — справедливо. Такая возможность не исключена. Говорю вам, товарищ Джексон, вновь моя светлая юная жизнь медленно коверкается тем жутким упорством, с каким этот человек не желает меня понять. Прямо-таки невозможно оказать ему добрую услугу без того, чтобы твои действия не были превратно истолкованы.

— Что ты скажешь ему завтра?

— Я не стану касаться этого тягостного случая, если обычная деловая рутина сведет нас. Я выскажу несколько приятных необременительных замечаний о погоде, например, или о банковских ставках и продолжу исполнять мои обязанности.

— Ну, а если он пошлет за тобой и сам предпочтет делать приятные необременительные замечания?

— В этом случае препятствовать ему я не стану. Если он пригласит меня в свою личную обитель, я окажусь его гостем, и в меру своих способностей буду обсуждать любую тему, какую ему заблагорассудится предложить. Ни малейшей натянутости между товарищем Бикерсдайком и мной.

— Да, навряд ли. Если бы я мог пойти и послушать!

— Я был бы рад, — любезно сказал Псмит.

— Ну, да для тебя это не важно. Тебе начхать, если тебя и уволят.

Псмит встал.

— В этом отношении, как ты и говоришь, моя позиция не из худших. Если Новому Азиатскому банку не требуются услуги Псмита, существуют другие сферы, где бодрый духом молодой человек может выдолбить себе нишу. Нет, товарищ Джексон, тревожит меня не мысль об изгнании, но растущий страх, что товарищ Бикерсдайк и я никогда досконально не поймем и не оценим друг друга. Глубокая пропасть разделяет нас. Я делаю все, чтобы перекинуть через нее мост, но товарищ Б. не откликается. На его стороне пропасти строительные операции словно бы заморожены. Вот что бороздит морщинами мой лоб, товарищ Джексон. Вот что накладывает эти лиловые полукружья под моими глазами. Абсолютно непреднамеренно беспокоить товарища Бикерсдайка, докучать ему, препятствовать, чтобы он наслаждался жизнью. Сколь это прискорбно! Жизнь топорщится подобными трагедиями.

Майк взял вечернюю газету.

— Пусть это не мешает тебе спать по ночам, — сказал он. — Кстати, ты знаешь, что «Манчестер Юнайтед» играли сегодня? Они выиграли. Садись-ка и подзубри подробности. Завтра они тебе понадобятся.

— Вы абсолютно правы, товарищ Джексон, — сказал Псмит, вновь усаживаясь. — Итак, манчестерцы запихнули луковицу в сеть между вертикальными столбами целых четыре раза, верно? Чудесные мальчики и переполнены бодростью духа, этого у них не отнимешь. Товарищ Джексон, не отвлекайте меня. Я должен сконцентрироваться. Это очень глубокие воды.