I. Два королевских сына
Для того чтобы ты, читатель, смог лучше представить себя ту ужасную сцену, которую мы собираемся тебе описать, и место, которое она занимает в излагаемой нами драматической истории, тебе придется перенестись в королевский дворец, в Лувр. Мы пройдем мимо шумной толпы придворных и задержимся ненадолго в удаленной от царящей во дворце суматохи гостиной, чтобы взглянуть на то, что там происходит, и услышать то, о чем говорят собравшиеся в ней люди.
Их четверо. С одной стороны, два королевских сына, Франсуа и Анри, с другой — Роншероль и Сент-Андре, которые только что явились в Лувр. Сыновья Франциска I, прикованные друг к другу ненавистью, соединившей их так же прочно, как других братьев связывает любовь, были неразлучны. Никогда ни один тюремщик не следил так пристально за поведением заключенного, как Франсуа за поведением Анри. Никогда ни один инквизитор не искал с таким рвением следы тайных мыслей на лбу еретика, с каким Анри пытался прочесть их по лицу Франсуа.
Дело в том, что любовь порождала жгучую ненависть. Оба брата одновременно влюбились до безумия, до беспамятства в одну и ту же женщину. Они были вместе, когда впервые увидели ее под тополями на берегу Сены. Они вместе испытали потрясение, предшествовавшее любви. И ими обоими в одно и то же время овладела не желающая знать никаких препятствий на своем пути страсть.
Они с равным и огромным нетерпением ожидали появления в Лувре Роншероля и Сент-Андре, посланных ими в ночной дозор, и, когда те вошли в комнату, обернулись к ним с одинаковым тревожно-вопросительным выражением на лицах.
— Ваше Высочество, Монсеньор! — сказал граф де Сент-Андре. — Теперь мы знаем, кто ее возлюбленный.
— Ваше Высочество, Монсеньор! — добавил барон де Роншероль. — Теперь мы знаем, кто та молодая девушка, которую вы удостоили чести…
— Кто же она? — в один голос, не дав ему договорить, воскликнули принцы.
— Дочь сеньора де Круамара!
— А он, тот мужчина, которого она любит? — злобно спросили принцы.
— Его зовут Рено, — ответил Роншероль. — И я должен сказать вам, господа, это очень опасный человек.
Франсуа пожал плечами. Анри улыбнулся.
— Этой ночью, — подтверждая слова спутника, вступил в разговор Сент-Андре, — мы своими глазами видели, как он делал что-то очень странное… Будьте очень осторожны и предусмотрительны. Можно отравить или любым способом отправить на тот свет существо, тебе подобное, но кто знает, какие силы покровительствуют посланцу ада и защищают его…
На этот раз оба принца дрогнули.
— Так что же вы видели? — прошептали они.
— Мы видели такое, — поспешил ответить Роншероль, — что заставило отступить военный патруль, который мы сопровождали! Офицер и лучники были свидетелями и могут подтвердить наши слова. Выйдя на Гревскую площадь, мы увидели там этого человека, этого Рено. Он стоял на коленях посреди пепелища — там, где днем разжигали костер, где сожгли колдунью. Рядом с ним находился черный призрак. И что же он делал, господа? Он вынимал из пепла кости колдуньи!
Принцы содрогнулись. А Роншероль продолжил свой рассказ:
— Да, именно кости, Ваше Высочество, именно кости, Монсеньор, и эти кости наверняка предназначались для какой-то ворожбы, для наведения порчи… Поэтому, кем бы он ни был, человеком или дьяволом, Рено — преступник. Остается только отдать приказ: поймать его, арестовать и сжечь, как сожгли ту колдунью.
— Правда! Правда! — закричал Анри. — Я сейчас же бегу к королю. Я выдам ему преступника и прикажу арестовать этого Рено!
— Вот уж нет, — проворчал Франсуа. — Это мне надо идти к королю. Я — старший!
Взбешенные братья уставились друг на друга так, словно впервые увидели один другого. Речи, которыми они при этом обменивались, были похожи скорее на рычание тигров, оказавшихся лицом к лицу, вернее, мордой к морде над убитой добычей, на которую каждый уже положил свою когтистую лапу. В этот момент за дверью раздался шум, и граф д'Альбон де Сент-Андре воскликнул:
— Сюда идет король!
— Король! — в один голос прошептали братья, перестав мерить друг друга взглядами и повернувшись к двери.
— Клянусь Богом! — радостно сказал Франциск I, направляясь к сыновьям. — Опять они спорят из-за юбки! Не возражайте, я все слышал. И прекратите эти споры: сейчас же поцелуйтесь, и да будет мир!
Франсуа и Анри послушались отца и обнялись под его бдительным взглядом. Но братский поцелуй даже со стороны, наверное, больше всего напоминал укус ненависти, потому что король-отец, слегка побледнев, покачал головой.
— Дети! Мальчишки! — воскликнул он, силясь улыбнуться. — Настоящие мальчишки, вот вы кто! И из-за чего все это! Два брата воспылали друг к другу смертельной ненавистью из-за какой-то девицы! Черт побери, если вы не можете договориться, бросьте жребий — добавил он, внезапно расхохотавшись.
Принцы вздрогнули и переглянулись.
— Она хотя бы хорошенькая? — продолжал веселиться король. Видя, что братья перестали спорить, он успокоился, и лицо его, сиявшее счастьем и радостью, снова приобрело привычное беззаботное, хотя и чуть скептическое выражение.
— Ах, сир! Только представьте себе восхитительное существо, настоящую белокурую мадонну с роскошными волосами, алыми, словно раскрытый гранат, какие я видел только под солнцем Испании, губками и…
Франциск I, не слушая, легкой походкой направился к двери, за которой слышалось жужжание огромной толпы придворных. Гаэтан де Роншероль бросился к дофину и прошептал ему на ухо:
— А арест, Ваше Высочество? Если вы не арестуете этого человека, красотка ускользнет от вас!
Альбон де Сент-Андре, кусая губы, побледнел: опять его опередили!
— Сир, — сказал дофин, устремляясь вслед за королем. — Сир, здесь находятся два верных слуги Вашего Величества: граф де Сент-Андре и барон де Роншероль. После вчерашнего мятежа черни они ночью ходили с дозором и на Гревской площади заметили человека, некоего Рено, который занимался там каким-то дьявольским и — уж наверняка! — преступным делом!
— Ну и что?
— Как это «ну и что», сир? Этого человека надо арестовать, судить, приговорить! Одно ваше слово, сир, ваш приказ — и он умрет!
Франциск I нахмурился, помрачнел.
— Опять эти истории с колдовством! — проворчал король. — Клянусь Богом, что-то слишком часто они повторяются! Круамар мог бы кое-что рассказать насчет этого…
— Сир, ради бога! — вскричал Анри, не давая брату сказать больше ни слова. — Все же видели, как этот человек собирал в пепелище, оставшемся от костра, кости сожженной накануне колдуньи!
— Ну и что? — снова спросил король, куда более сурово.
— Сир, но ведь его обязательно надо арестовать, этого Рено, и судить!
— Вот уж нет, клянусь Богом! Вот уж чего я не хочу! — недовольно буркнул король. — Хватит с нас судов над колдунами. Вчера мы вызвали этим возмущение, которое едва не переросло в бунт. Поверьте мне, дети мои, когда вы станете царствовать, нужно прежде всего научиться улыбаться льву, чтобы наверняка укротить его, подавить его волю. Париж вчера ясно показал нам, что не хочет, чтобы продолжали сжигать его колдунов и ведьм. И я не хочу, чтобы трогали этого человека!
Франсуа и Анри, потрясенные и подавленные услышанным, переглянулись. В углу комнаты послышались тяжелые вздохи: это Роншероль и Сент-Андре по-своему переживали случившееся. Король, не обращая ни на кого внимания, снова двинулся к двери.
— Все пропало! — с неописуемым бешенством воскликнул Анри, едва отец вышел из комнаты. — Девушка опять ускользнула!
Франсуа сжал кулаки. Глаза его налились кровью. Было совершенно очевидно, что оба молодых человека испытывают к незнакомке ту чудовищную страсть, которая способна превратить мужчину в дикого зверя.
— Ничего еще не потеряно, — спокойно отозвался Роншероль.
— Без всяких сомнений! — поторопился добавить Сент-Андре. — Поскольку король отказался арестовать этого негодяя…
— И отлично! — перебил его Роншероль. — Значит, мы заставим его исчезнуть!
— Неужели вы займетесь этим? — в один голос, одинаково тяжело дыша, спросили оба принца.
— Конечно же, займемся!
Два царственных шалопая наконец успокоились: девушка никуда от них не денется. Но сразу же в обоих взыграла ревность, они злобно уставились один на другого, и у каждого с губ готовы были сорваться проклятия и оскорбления.
— Так что же, последуем совету короля? — опомнившись первым, спросил Франсуа.
— Я только что хотел это предложить! — воскликнул Анри, не скрывая бешенства из-за того, что брат опять обогнал его.
— Подайте кости! — крикнул Франсуа.
— Вот они, — откликнулся Сент-Андре, выходя из тени.
— Кто начнет? — поинтересовался Анри.
— Я! — рявкнул его брат. — По праву старшего!
— Ну, ладно, — недовольно буркнул Анри. Франсуа схватил кости, бросил их в кожаный стаканчик.
— Минутку, — схватил его за руку младший брат. — Сначала договоримся о правилах игры. Этого требует закон чести.
— Да, правда, — неохотно проворчал дофин.
— Тот, кто проиграет, должен будет с сегодняшнего же вечера во всем добровольно помогать выигравшему. Согласны?
— Я это и сам имел в виду.
— Поклянитесь!
— Клянусь…
Братья несколько секунд хранили молчание, все так же тяжело дыша и утирая платками лбы. Потом Франсуа стал трясти стаканчик с костями. Но Анри снова схватил его за руку.
— Погодите минутку, — сказал он. — Тот, кто проиграет, должен навсегда отказаться от этой девушки и, что бы ни произошло, ничего не предпринимать в отношении нашей красавицы. Клянитесь!
— Я-то клянусь, — проворчал Франсуа, — но вы тоже должны поклясться.
Анри произнес клятву помогать старшему брату овладеть девушкой, если Фортуна улыбнется ему, а также не пытаться как-то повредить ей в случае успеха дофина.
И только тогда Франсуа дрожащей рукой снова встряхнул кожаный стаканчик: игральные кости, гремя, покатились на стол.
— Три! — закричал Сент-Андре.
Франсуа чуть не лопнул от бешенства: ему выпали единица и двойка, то есть появились все шансы проиграть: ведь если на каждой грани кубика выбито от одного до шести углублений и выбрасывается сразу пара, почти невероятно, чтобы брат выбросил меньше трех.
— Отлично, — сказал дофин, пытаясь сохранять спокойствие. — Думаю, я проиграл. Но я сдержу свое слово, Анри, и буду помогать вам.
Анри, в свою очередь, встряхнул стаканчик, выбросил на стол кости и, не удосужившись взглянуть на них, повернулся к брату с торжествующей, злорадной усмешкой. В ту же секунду оба принца услышали голос потрясенного Роншероля:
— Два! Две единицы! Ах, Монсеньор, до чего же неудачно получилось: только два!
Франсуа испустил радостный вопль. Анри некоторое время тупо смотрел на две единицы, которые он только что сам, своей рукой выбросил на стол, больно укусил эту руку и прохрипел только одно слово:
— Проклятие!
