Как только Окхой ушел, Джогендро поднялся наверх. Оннода-бабу и Хемнолини беседовали в гостиной. При виде Джогендро Оннода-бабу слегка смутился. Сегодня за чаем он утратил свое обычное добродушие, вспылил, и теперь это не давало ему покоя. Поэтому он сейчас особенно ласково обратился к сыну:

– Входи, входи, Джоген, присаживайся!

– Вы совершенно перестали выходить из дому, отец, – заметил Джогендро. – Сидеть целыми днями вдвоем, что в этом хорошего?

– Да ведь мы всегда были домоседами. Стоит Хем куда-нибудь пойти, как у нее начинается головная боль.

– Зачем меня обвинять, отец? – откликнулась Хем. – Пойдем куда-нибудь, если хочешь.

Хемнолини, наперекор себе, усиленно стремилась показать, что горе не сломило ее и она живо интересуется всем окружающим.

– Завтра лекция, отец. Почему бы тебе с Хемнолини не пойти? – проговорил Джогендро.

Оннода-бабу знал, что Хемнолини не любит и боится сутолоки шумных собраний, поэтому не ответил и вопросительно посмотрел на дочь. Но на этот раз Хем с неожиданным воодушевлением воскликнула:

– Лекция? А кто будет читать?

– Доктор Нолинакхо, – ответил Джогендро.

– Нолинакхо? – переспросил Оннода-бабу.

– Он замечательный оратор, – продолжал Джогендро. – К тому же, зная историю его жизни, можно только поражаться. Какая самоотверженность! Какая твердость характера! Такие люди редко встречаются!

Между тем двумя часами раньше Джогендро не было известно о Нолинакхо ничего, кроме смутных слухов.

– Вот и хорошо! Пойдем послушаем его, отец, – живо проговорила Хемнолини.

Оннода-бабу не поверил в энтузиазм дочери, но тем не менее был доволен.

«Если Хем, пусть даже вопреки своему желанию, станет бывать в обществе, – думал он, – может быть, она скорее успокоится. Общение с людьми – лучшее лекарство от всех печалей».

– Хорошо, Джоген, – обратился он к сыну, – завтра мы поедем на эту лекцию. Но расскажи нам, что ты знаешь о Нолинакхо. О нем говорят разное.

Джогендро начал с того, что гневно обрушился на всех, кто много болтает:

– Те, для кого религия просто мода, убеждены, что всевышний произвел их на свет со специальным разрешением несправедливо обвинять и порочить ближних. В мире не сыщешь более глупых сплетников, чем те, кто промышляет религией, – говорил он, все более воспламеняясь.

– Правильно, Джоген, правильно, – повторял все время Оннода-бабу, чтобы умерить горячность сына. – У тех, кто осуждает недостатки и ошибки ближнего, ум становится ограниченным, характер подозрительным, а сердце черствеет.

– Ты имеешь в виду меня, отец? – спросил Джогедро. – Но я не святоша, я могу и выругать и похвалить, и когда надо – и кулаками решить дело.

– Что ты, Джоген, – взволнованно воскликнул Оннода-бабу, – ты с ума сошел! Откуда ты взял, что я говорю о тебе? Я ведь тебя хорошо знаю!

Тогда Джогендро подробно рассказал о Нолинакхо, превознося его до небес.

– Ради счастья матери он многим пожертвовал и поселился в Бенаресе, поэтому и нашлись люди, готовые позлословить на его счет. Но я именно за это и уважаю Нолинакхо. А ты что скажешь, Хем?

– Вполне с тобой согласна.

– Я был уверен, что Хем одобрит его поступки. Я прекрасно знаю, что она сама была бы рада пойти на жертву ради счастья отца! – Оннода-бабу с нежной и ласковой улыбкой взглянул на дочь. Хемнолини смущенно покраснела и потупилась.