Книга: Назад в будущее. Истории о путешествиях во времени (сборник)
Назад: Глава XXX Трагедия усадьбы
Дальше: Глава XXXII Посрамление Даули

Глава XXXI
Марко

Мы гуляли с угольщиком Марко, непринужденно болтая. Мы должны были потратить столько времени, сколько нужно для того, чтобы сходить в маленькую деревушку Аббласур, направить правосудие на след убийц и вернуться домой. Пока мы гуляли, я предавался развлечению, которое с тех пор, как я очутился в королевстве Артура, не утратило для меня новизны, – наблюдать, как случайные прохожие приветствуют друг друга при встрече. Бритому монаху, по жирным щекам которого струился пот, угольщик отвешивал почтительный низкий поклон; дворянину кланялся он раболепно; с мелкими фермерами и свободными ремесленниками был он сердечен и болтлив; а когда мимо проходил раб, почтительно склонившись, угольщик даже не видел его – так высоко он задирал свой нос. Право, иногда хочется повесить весь род человеческий, чтобы положить конец этой комедии.
Внезапно мы наткнулись на любопытное происшествие. Из леса выскочила нам навстречу кучка полуголых мальчишек и девчонок, перепуганных и кричащих. Старшему из них было не больше двенадцати или четырнадцати лет. Они умоляли о помощи, но были так взволнованы, что мы не могли понять, что случилось. Мы кинулись в лес, они бежали впереди, ведя нас, и скоро нам все стало ясно: они повесили своего товарища на веревке из березовой коры, а он бился, стараясь вырваться, и все туже затягивал петлю и чуть не задохся. Мы освободили его и привели в чувство. Еще одна черта человеческой природы – дети во всем подражают взрослым; они играли в толпу, и притом с таким успехом, что последствия могли быть гораздо серьезнее, чем они рассчитывали.
В деревушке я со многими познакомился. Меня очень порадовало, что здесь уже была в ходу наша новая монета – множество мильрейсов, множество миллей, множество центов, очень много никеля и много серебра – и у ремесленников и у крестьян; было и золото, но только, так сказать, в банке, то есть у ювелира. Я зашел к нему, пока угольщик Марко, сын Марко, торговался с лавочником из-за четверти фунта соли, и попросил разменять двадцатидолларовую золотую монету.
Ее мне разменяли, попробовав ее предварительно на зуб, и позвенев ею о конторку, и испытав ее кислотой, и спросив меня, где я ее достал, и кто я такой, и откуда я иду, и куда я направляюсь, и когда я собираюсь туда прибыть, и задав мне еще сотни две вопросов. Ответив на них, я по собственной воле сообщил им еще множество сведений: я сказал им, что у меня есть собака, которую зовут Сторож, что моя первая жена была баптистка, а ее дедушка стоял за запрещение спиртных напитков, и что я знавал человека, у которого было по два больших пальца на каждой руке и бородавка на внутренней стороне верхней губы и который умер в надежде на славное воскресение, и т. д., и т. д. Наконец мой любопытный деревенский банкир почувствовал себя удовлетворенным и даже несколько приуныл; он, конечно, вынужден был относиться с уважением к столь богатому человеку, как я, и не посмел на меня рассердиться, но я заметил, что он сорвал свое раздражение на своих подчиненных, что вполне естественно. Да, они разменяли мне мою двадцатку, но мне показалось, что для банка это было нелегко, как нелегко было бы разменять двухтысячедолларовый кредитный билет в лавке какой-нибудь бедной деревушки девятнадцатого века. Хозяин лавки, конечно, разменял бы такой кредитный билет, но он удивился бы тому, что мелкий фермер носит при себе столько денег; вот так, по-видимому, удивлен был и этот ювелир; он проводил меня до дверей и долго смотрел мне вслед с почтительным изумлением.
Наши монеты не только были уже повсюду в ходу, но даже к новым их названиям привыкли настолько, что стали забывать старые. Только и было слышно: эта вещь стоит столько-то долларов, или центов, или миллей, или мильрейсов. Это было очень приятно. Мы, несомненно, шли к прогрессу.
Я познакомился со многими ремесленниками, но самым интересным из них был кузнец Даули. Это был человек живой, большой говорун; он держал двух помощников и трех учеников и все-таки еле справлялся – так много было у него работы. Конечно, он богател и пользовался общим уважением. Марко гордился дружбой с таким человеком. Он привел меня к нему якобы для того, чтобы показать мне мощное предприятие, которое приобретает у него столько угля, но в действительности для того, чтобы я увидел, на какой он короткой ноге с таким великим человеком. Мы с Даули сразу сошлись; у меня на ружейном заводе работало немало таких же славных молодцов; я пригласил его прийти в воскресенье к Марко пообедать с нами. У Марко даже дух захватило; и когда богач принял приглашение, он на радостях даже забыл подивиться такой снисходительности.
Марко ликовал – но недолго; он задумался и опечалился; а когда он услышал, как я сказал Даули, что собираюсь пригласить каменщика Диккона и колесника Смуга, угольная пыль у него на лице превратилась в мел и он совсем пал духом. Но я знал, что причина его огорчения – расходы. Он видел себя уже разоренным, он считал, что состоянию его пришел конец. И, направляясь приглашать других, я сказал:
– Позволь мне пригласить моих друзей, а расходы я беру на себя.
Лицо его прояснилось, и он пылко сказал:
– Но не все расходы, не все. Тебе одному они будут не под силу.
Я перебил его:
– Пойми меня хорошенько, старый друг. Я всего только управляющий фермой, это правда, но я вовсе не беден. Мне очень повезло в этом году – ты удивился бы, если бы знал, сколько я заработал. Поверь, я могу оплатить дюжину таких обедов, не заботясь о расходах! – и я щелкнул пальцами. Я чувствовал, что с каждым словом расту в глазах Марко, и когда я выговорил последнюю фразу, я стал высок, как башня. – Так уж позволь мне сделать по-своему. Ты не истратишь ни цента на весь этот пир, это решено.
– Ты великодушен и добр…
– Нисколько. Ты великодушно раскрыл двери своего дома передо мной и перед Джонсом; Джонс сам сказал мне об этом; тебе он, конечно, этого не скажет, потому что Джонс неразговорчив и смущается в обществе, но сердце у него доброе, благодарное, и он умеет ценить хорошее к себе отношение; да, ты и твоя жена приняли нас очень гостеприимно…
– Ах, брат, такое гостеприимство немногого стоит!
– Оно стоит многого; когда человек отдает лучшее, что у него есть, это всегда многого стоит. Большего дать не может и принц, потому что и принц может дать только лучшее, что у него есть. Теперь мы пойдем по лавкам и кое-что купим, и пусть мои расходы тебя не беспокоят. Я такой мот, какого свет не видал. Иногда за одну неделю я трачу… нет, не стоит и говорить, ты все равно не поверишь.
Так мы бродили по деревне, из лавки в лавку, прицениваясь, болтая с лавочниками про вчерашние события; нам о них напоминали ежеминутно попадавшиеся на глаза потрясенные и запуганные дети, дома которых были отобраны, а родители убиты или повешены. Одежда Марко и его жены была сшита из холста и сермяги и напоминала географическую карту, склеенную из отдельных кусочков; за пять-шесть лет от первоначальной ткани не осталось и куска шириной в ладонь. Мне хотелось подарить им новую одежду, чтобы они не ударили в грязь лицом перед гостями, но я не знал, как поделикатнее приступить к делу, пока мне не пришло в голову подкрепить свою выдумку о признательности короля вещественными доказательствами. И я сказал:
– Тебе, Марко, придется позволить мне еще кое-что… из любезности к Джонсу… ведь не захочешь же ты его обидеть… Ему очень хотелось бы выразить тебе свою благодарность, но он такой застенчивый, что не умеет сделать это сам. Он попросил меня купить за его счет кое-какую мелочь для тебя и госпожи Филлис, но так, чтобы вы не знали, от кого эти подарки… Он человек щепетильный, и ему было бы неловко… Я, конечно, обещал ему держать все в секрете от вас, и ты, пожалуйста, не выдай меня. Он считает, что самое лучшее было бы купить вам новую одежду…
– О, это слишком! Не надо, брат, не надо. Подумай, сколько это будет стоить!..
– Да черт с ним, пусть стоит! Помолчи минутку, ты слишком много разговариваешь. Тебе нужно лечиться от болтливости, Марко, болтливость будет все разрастаться, если ты вовремя не обратишь на нее внимания. Мы зайдем сюда и приценимся вот к этой материи… Не забудь только, что Джонс не должен догадаться, что тебе все известно. Ты и представить себе не можешь, как забавно он щепетилен и горд. Он фермер – зажиточный фермер, – а я его управляющий; но что за воображение у этого человека! Иногда он забывается и болтает такое, что можно подумать, будто он соль земли; ты можешь слушать его сто лет и никогда не догадаешься, что он фермер, особенно если он заговорит о сельском хозяйстве. Он считает, что он лучший знаток сельского хозяйства на всем свете; но, между нами, он столько же понимает в сельском хозяйстве, сколько в управлении королевством. Однако, когда он говорит, нужно молчать с таким видом, будто ты никогда за всю свою жизнь столь мудрых речей не слыхал. Вот это Джонсу понравится.
Марко хохотал, слушая рассказы о таком чудаке, и был теперь хорошо подготовлен к любым неожиданностям. А я знал по опыту, что, странствуя с королем, который выдает себя за кого-то другого и поминутно забывает, за кого именно, нужно быть как можно предусмотрительнее.
Наконец мы дошли до лучшей лавки в селении; в ней было всего понемногу – от молотков и мануфактуры до рыбы и поддельных драгоценностей. Я решил купить все, что мне было нужно, здесь и никуда больше не ходить. Прежде всего я избавился от Марко, отправив его пригласить каменщика и колесника, и тем расчистил себе поле деятельности. Ибо я никогда ничего не делаю тихо; если в деле нет театральности, я теряю к нему всякий интерес. Я беспечно кинул деньги на прилавок, чтобы заставить лавочника уважать себя, а затем написал список необходимых мне вещей и протянул его ему, чтобы посмотреть, умеет ли он читать. Оказывается, он умел и был рад случаю показать это. Он сказал мне, что учился у священника и умеет и читать и писать. Пробежав список, он с удовольствием заметил, что итог выходит изрядный. Да так оно и было. Я покупал не только провизию, но и многое другое. Все это я приказал доставить в тележке на дом к Марко, сыну Марко, в субботу вечером, а в воскресенье в обеденный час прислать мне счет. Он сказал, что я могу быть совершенно спокоен, так как точность и аккуратность – закон его фирмы. Он прибавил, что пришлет для Марко пару кошельков-пистолетов даром – их теперь все употребляют. Он был высокого мнения об этом мудром изобретении. Я сказал:
– Наполните их до половины и припишите к счету.
Он согласился с удовольствием. Он наполнил их, и я захватил их с собой. Я не мог ему сказать, что кошелек-пистолет – мое собственное изобретение и что я официально приказал всем лавочникам в королевстве иметь их под рукой и продавать по казенной цене, то есть за пустяк, который шел лавочнику, а не казне. Мы раздавали их бесплатно.
Вернулись мы вечером, и король не заметил нашего прихода. Он рано погрузился в сны о грандиозном вторжении в Галлию со всей армией своего королевства, и вторая половина дня прошла для него незаметно.
Назад: Глава XXX Трагедия усадьбы
Дальше: Глава XXXII Посрамление Даули