XXXII. Маникан и Маликорн
Как мы уже сказали, Маликорн отправился к своему другу Маникану, временно удалившемуся от света в город Орлеан. Тот как раз собирался продать последний приличный костюм, который у него остался.
За две недели перед тем Маникан взял у графа де Гиша сто пистолей, совершенно необходимых ему, чтобы приготовиться к походу, то есть к путешествию в Гавр, навстречу принцессе. А три дня тому назад он выудил у Маликорна пятьдесят пистолей в виде вознаграждения за патент для Монтале.
Он истратил все эти деньги, и никаких поступлений больше не предвиделось. Ему оставалось только продать свой прекрасный, восхищавший весь двор костюм из сукна и атласа, вышитый золотом, с золотыми галунами. Но чтобы продать этот костюм, Маникану пришлось лечь в постель.
Вынужденный по меньшей мере целую неделю обходиться без танцев и игр, Маникан пребывал в унынии. Он ждал ростовщика, когда к нему вошел Маликорн.
У Маникана вырвался крик отчаяния.
– Как, – сказал он с непередаваемой тоской, – опять вы, милый друг?
– О, вы весьма любезны, – ответил Маликорн.
– Видите ли, я ждал денег, а вместо этого явились вы.
– А что, если я принес вам деньги?
– Тогда дело другое. Милости прошу, дорогой друг.
И он протянул руку, но не Маликорну, а за его кошельком.
Маликорн сделал вид, что не понял, и подал ему руку.
– А деньги? – спросил Маникан.
– Сначала, дорогой друг, заработайте их.
– А как?
– Нужно встать с постели и немедленно отправиться к графу де Гишу.
– Встать? – удивился Маникан, потягиваясь на кровати. – Ну нет!
– Значит, вы продали всю свою одежду?
– У меня остался один камзол, и даже самый нарядный, но я жду покупателя.
– А панталоны?
– Они перед вами на стуле.
– Ну раз у вас остались панталоны и камзол, надевайте их, велите седлать лошадь – и в путь.
– И не подумаю.
– Почему?
– Но разве вы не знаете, что граф де Гиш в Этампе?
– Нет, я думал, что он в Париже; значит, вместо тридцати лье вам придется проехать всего четырнадцать.
– Вы неподражаемы! Если я проеду в этом платье четырнадцать лье, его уже нельзя будет потом надеть, и вместо того чтобы продать костюм за тридцать пистолей, мне придется уступить его за пятнадцать.
– Уступайте за какую угодно цену, но мне нужен второй патент на должность фрейлины.
– Для кого? Или у Монтале есть двойник?
– Как вы коварны! Это вы проматываете два состояния: мое и графа де Гиша.
– Вернее, графа де Гиша и ваше.
– Это правда, по месту и почет; но вернемся к патенту.
– Друг мой, к принцессе назначат только двенадцать фрейлин. Я уже достал для вас то, что оспаривали около тысячи двухсот девиц, и для этого мне пришлось пустить в ход всю мою дипломатию…
– Знаю, вы действовали геройски, милый друг.
– Знаете, сколько было хлопот? – сказал Маникан.
– О, мне об этом незачем говорить! Когда я буду королем, обещаю вам…
– Что вы будете именоваться Маликорном Первым?
– Нет, обещаю назначить вас суперинтендантом моих финансов, но сейчас не об этом идет речь.
– К сожалению.
– Мне нужно достать второе место фрейлины.
– Если бы вы, мой друг, обещали мне небеса, я не двинулся бы с места.
В кармане Маликорна зазвенели монеты.
– Здесь у меня двадцать пистолей, – заметил Маликорн.
– А что вы хотите с ними сделать?
– Ах, – ответил немного раздосадованный Маликорн, – может быть, я хочу их прибавить к тем пятистам, которые вы уже должны мне.
– Вы правы, – согласился Маникан и снова протянул руку, – если так, я могу их принять. Давайте!
– Погодите же. Протянуть руку – это мало. Скажите: получу я от вас патент за двадцать пистолей?
– Конечно. Сегодня же.
– О, берегитесь, господин Маникан, вы берете на себя слишком много, я не прошу у вас такой жертвы. Тридцать лье в один день – это слишком: вы убьете себя.
– Для меня нет ничего невозможного, когда надо оказать дружескую услугу. Сколько лье до Этампа?
– Четырнадцать.
– Я предлагаю вам пари на двадцать пистолей.
– Какого рода?
– Вы говорите, что до Этампа четырнадцать лье, значит, туда и обратно двадцать восемь?
– Без сомнения.
– Положим четырнадцать часов на эти двадцать восемь лье, час на свидание с графом де Гишем и час на то, чтобы он написал принцу. Всего выходит шестнадцать часов.
– Вы считаете, как Кольбер.
– Сейчас полдень.
– Половина первого.
– Ого, у вас отличные часы.
– Так что вы хотели сказать? – поинтересовался Маликорн, пряча часы в карман.
– Да, правда. Я предлагаю вам пари на двадцать пистолей, что вы получите письмо графа де Гиша через восемь часов.
– У вас, должно быть, крылатый конь?
– Это мое дело. Хотите держать пари?
– Я получу письмо графа через восемь часов?
– Да.
– С его собственноручной подписью?
– Да.
– Хорошо, согласен, – решил Маликорн, заинтересованный тем, как этот любитель продавать костюмы выйдет из положения.
– Дайте мне бумагу, чернила и перо.
– Вот.
Маникан со вздохом поднялся и, опираясь на левую руку, старательно вывел:
«Квитанция на место фрейлины герцогини Орлеанской, которое граф де Гиш постарается устроить немедленно.
Де Маникан».
Окончив эту трудную работу, Маникан лег и вытянулся.
– Ну, – спросил Маликорн, – что все это значит?
– Да то, что, если вы торопитесь получить письмо де Гиша к принцу, я выиграл пари.
– Как?
– Мне кажется, это ясно: вы берете эту бумагу и едете вместо меня.
– Так.
– Вы пускаете лошадь карьером, и через шесть часов вы в Этампе. Через семь – получаете письмо графа, и я выигрываю пари, не вставая с постели, что удобно и мне, и вам.
– Положительно, Маникан, вы великий человек.
– Я знаю.
– Итак, я еду в Этамп и передаю эту записку графу де Гишу?
– Он дает вам такую же к принцу, и вы отправляетесь с нею в Париж.
– Принц согласится?
– Немедленно.
– Значит, вы от графа де Гиша получаете все, что вам угодно, мой милый Маникан?
– Все, кроме денег.
– Гм, исключение неприятное! Что, если бы вместо денег вы попросили у него…
– Что же?
– Что, если бы один из ваших друзей попросил услуги?
– Я ему не оказал бы ее или по крайней мере спросил, какую услугу он окажет мне взамен.
– Отлично. Этот друг говорит с вами.
– Вы, Маликорн? Значит, вы очень богаты?
– У меня есть еще пятьдесят пистолей.
– Именно нужная мне сумма. Где эти деньги?
– Тут, – сказал Маликорн и хлопнул себя по карману.
– Тогда говорите, мой милый, что вам нужно.
Маликорн опять взял чернила, перо, бумагу и подал Маникану.
– Пишите, – попросил он.
– Диктуйте.
– «Квитанция на должность при дворе герцога Орлеанского…»
– О, – произнес Маникан, поднимая перо. – Должность при дворе герцога за пятьдесят пистолей?
– Вы ослышались, мой дорогой: я сказал – пятьсот…
– И эти пятьсот?..
– Вот они.
Маникан пожирал глазами стопку монет, но на этот раз Маликорн держал деньги далеко.
– Так что же вы скажете? Пятьсот пистолей!
– Я скажу, что это даром, – заметил Маникан и взялся за перо. – Скоро мое влияние кончится по вашей вине. Диктуйте.
Маликорн продолжал:
– «…которую мой друг граф де Гиш выхлопочет у герцога для моего друга Маликорна».
– Готово, – поднял на него глаза Маникан.
– Простите, но вы забыли подписать свое имя.
– Да, правда! Давайте пятьсот пистолей.
– Вот двести пятьдесят.
– А остальные двести пятьдесят?
– Когда я получу место.
Маникан поморщился.
– В таком случае верните мне рекомендательное письмо.
– Зачем?
– Я хочу приписать одно слово: «спешное».
Маликорн отдал письмо. Маникан сделал приписку.
– Хорошо, – заметил Маликорн, взяв бумагу обратно.
Маникан стал пересчитывать золото.
– Тут не хватает двадцати пистолей, – сказал он.
– Как?
– Двадцати пистолей, которые я у вас выиграл.
– Когда?
– Когда я держал с вами пари, что через восемь часов вы получите письмо от графа де Гиша.
– Верно.
И Маликорн прибавил еще двадцать пистолей. Маникан собрал пригоршнями золото и дождем рассыпал его по постели.
– Вот второе место, – прошептал Маликорн, стараясь высушить чернила на листке. – С первого взгляда кажется, будто оно стоит мне дороже первого, но…
Он не договорил, взял перо и написал Монтале:
«Прошу вас передать вашей подруге, что она вскоре получит патент. Я еду за подписью. Я проеду восемьдесят шесть лье из любви к вам».
Потом с саркастической улыбкой закончил свои размышления: «С первого взгляда кажется, будто это место стоило мне дороже первого, но… выгода, я думаю, пропорциональна затратам. Мадемуазель де Лавальер принесет мне больше выгоды, чем Монтале, или… или я не Маликорн!»
– До свидания, Маникан!
И он вышел.
