XXII. В которой смутные идеи д’Артаньяна начинают понемногу проясняться
Д’Артаньян немедленно начал наступление:
– Теперь, когда я вам все объяснил, мой друг, или, вернее, когда вы все угадали, скажите мне, что вы тут делаете, в этой пыли и грязи?
Портос отер лоб, с гордостью огляделся по сторонам и сказал:
– Но мне кажется, вы видите, что я тут делаю.
– Конечно, конечно, вы поднимаете камни.
– О, только чтобы показать этим лентяям, что такое настоящий мужчина! – с презрением сказал Портос. – Но вы понимаете…
– Да, ворочать камни не ваше дело, а между тем многие, для которых это занятие – их настоящее ремесло, не могут поднять их. Вот что заставило меня спросить: «Что вы делаете здесь, барон?»
– Я изучаю топографию.
– Топографию?
– Да, но что вы сами делаете в платье горожанина?
Д’Артаньян понял, что он напрасно выказал свое удивление. Портос воспользовался этим, чтобы на вопрос ответить вопросом.
К счастью, д’Артаньян был к нему готов.
– Но ведь вы знаете, что я действительно горожанин. Это платье соответствует моему общественному положению.
– Полно, полно, вы мушкетер.
– Ошибаетесь, дорогой друг: я подал в отставку.
– Как? Вы покинули службу?
– Да.
– Вы покинули короля?
– Навсегда.
Портос воздел к небу руки с видом человека, узнавшего нечто неслыханное.
– Да что же заставило вас решиться на это?
– Я был недоволен королем. Мазарини давно был мне противен, как вы знаете. И я на все махнул рукой.
– Но ведь Мазарини умер.
– Знаю. Как раз перед его смертью я подал в отставку, и два месяца тому назад мою отставку приняли. Тогда-то, чувствуя себя вполне свободным, я отправился в Пьерфон, чтобы повидаться с моим милым Портосом. Я слышал, что вы хорошо распределили время всех дней недели, и хотел немного пожить так, как вы.
– Друг мой, вы знаете, мой дом открыт для вас не на две недели, а на год, на десять лет, навсегда.
– Благодарю вас, Портос.
– Ах! Не нужно ли вам денег? – спросил Портос, побрякивая полсотнею луидоров, лежавших у него в кармане.
– Нет, мне ничего не нужно; я поместил свои сбережения к Планше, и он выплачивает мне проценты.
– Ваши сбережения?
– Да; почему вы считаете, что у меня не может быть сбережений, как у всякого человека?
– Я? Напротив, я всегда предполагал… Вернее, Арамис всегда предполагал, что у вас есть сбережения. Видите ли, я не вмешиваюсь в эти дела, но думаю, что сбережения мушкетера едва ли очень значительны.
– Конечно, по сравнению с вами, Портос, миллионером, я не богат. Но судите сами: у меня было двадцать пять тысяч ливров.
– Недурно, – любезно ответил Портос.
– А затем, – продолжал мушкетер, – двадцать восьмого числа прошедшего месяца я прибавил к ним двести тысяч ливров.
Глаза Портоса округлились, красноречиво спрашивая мушкетера: «Да у кого же ты украл такую сумму, дорогой друг?»
– Двести тысяч ливров! – воскликнул он наконец.
– Да, таким образом, вместе с двадцатью пятью тысячами, которые у меня были, и с деньгами, которые сейчас при мне, у меня теперь в общем двести сорок пять тысяч ливров.
– Ну! Откуда же у вас это состояние?
– Погодите, я после расскажу всю эту историю. Но так как мне еще нужно сообщить вам многое, отложим мое повествование до поры до времени.
– Отлично, – согласился Портос. – Значит, вы богаты! Но что же рассказывать!
– Расскажите, как Арамиса назначили…
– Ваннским епископом?
– Да, да, именно, – сказал д’Артаньян. – Наш милый Арамис! Он делает карьеру!
– Да, да. Он и на этом не остановится.
– Как? Вы думаете, что он не удовольствуется лиловыми чулками, и ему захочется красной шапки?
– Тсс! Она ему обещана.
– Королем?
– Человеком посильнее короля.
– Ах, Портос, друг мой, вы говорите просто невероятные вещи.
– Почему невероятные? Разве во Франции не бывало лиц, более могущественных, чем король?
– Да, конечно. Во времена Людовика Тринадцатого сильнее короля был герцог Ришелье. Во времена регентства – кардинал Мазарини, во времена Людовика Четырнадцатого – это господин…
– Ну?
– Господин Фуке?
– Верно! Как вы сразу догадались?!
– Значит, Фуке обещал сделать Арамиса кардиналом?
Лицо Портоса стало сдержанным и строгим.
– Сохрани меня боже, друг мой, вмешиваться в чужие дела, а главное – выдавать тайны, которые людям желательно сохранить. Когда вы увидитесь с Арамисом, он скажет вам, что найдет нужным доверить.
– Правда, Портос, вы хранилище тайн. Вернемся же к вам.
– Хорошо, – согласился Портос.
– Итак, вы мне сказали, что изучаете здесь топографию?
– Именно.
– Ого, друг мой, вы пойдете далеко!
– Почему?
– Да ведь эти укрепления великолепны!
– Вы находите?
– Конечно, Бель-Иль неприступен, если не вести правильную осаду.
– Я тоже так думаю, – сказал Портос, потирая руки.
– Кто же так укрепил остров?
Портос принял важный, самодовольный вид:
– А вы не догадываетесь?
– Нет, я могу только сказать, что это сделал человек, изучивший все системы и выбравший лучшую.
– Тсс, – произнес Портос, – пощадите мою скромность, милый мой д’Артаньян.
– Как! – воскликнул мушкетер. – Так это вы… О!
– Смилуйтесь, мой друг!
– Это вы придумали, распланировали, соорудили все эти бастионы, редуты, куртины, полумесяцы, это вы подготовляете этот крытый ход?
– Прошу вас!
– О, Портос, вы достойны преклонения! Но вы всегда скрывали от нас свои таланты. Надеюсь, мой друг, вы все подробно покажете мне.
– Это очень просто. Вот мой план.
– Покажите.
Портос подвел д’Артаньяна к камню, служившему ему столом, на котором был развернут план. Внизу было написано ужасающим почерком Портоса, почерком, о котором мы уже имели случай упоминать:
«Вместо квадрата или прямоугольника, как это делалось до сих пор, придайте площади вид правильного шестиугольника. Этот многоугольник имеет то преимущество, что в нем больше углов, чем в четырехугольнике. Каждую сторону вашего шестиугольника (размер которого вы определите на месте) разделите пополам. От средней точки вы проведете перпендикуляр к центру многоугольника; он будет равняться длине шестой части периметра. От крайних точек каждой стороны многоугольника вы проведете две диагонали, которые пересекут перпендикуляр. Эти две прямые образуют линии обороны…»
– Ого! – заметил д’Артаньян, дочитав до этого места. – Да это целая система, Портос!
– Да, полная, – сказал тот. – Хотите читать дальше?
– Нет, я прочел достаточно. Но, дорогой Портос, раз именно вы руководите работами, то зачем вы письменно изложили свою систему?
– А смерть, дорогой друг?
– Как смерть?
– Ну да. Все мы смертны.
– Правда, – вздохнул д’Артаньян, – у вас на все найдется ответ.
И он положил план на камень.
Хотя д’Артаньян продержал его в руках очень недолго, тем не менее под крупным почерком Портоса он разглядел гораздо более мелкие буквы, напоминавшие ему почерк, который он в молодости видел в письмах к Мари Мишон; только над этими буквами так усердно поработала резинка, что для всякого человека, менее проницательного, нежели наш мушкетер, следы стертых строк были бы незаметны.
– Поздравляю, мой друг, поздравляю! – сказал д’Артаньян.
– А теперь, не правда ли, вы знаете все, что хотели знать? – важно произнес Портос.
– О да! Только, пожалуйста, дорогой друг, окажите мне последнюю любезность.
– Говорите, я здесь хозяин.
– Скажите, что это за господин прогуливается вон там, за линией солдат?
– Это господин Жетар.
– А кто такой господин Жетар, мой друг?
– Это наш домашний архитектор.
– Какого же дома?
– Дома господина Фуке.
– Ага! – воскликнул д’Артаньян. – Вы, значит, тоже на службе у господина Фуке, Портос?
– Я? Почему? – спросил топограф, краснея до кончиков ушей.
– Но, говоря об архитекторе Бель-Иля, вы сказали: наш домашний архитектор, словно речь шла о замке Пьерфон.
Портос закусил губу.
– Мой дорогой, – сказал он, – ведь Бель-Иль принадлежит господину Фуке, как Пьерфон мне. Вы были в Пьерфоне?
– Я только что говорил вам, что побывал там месяца два тому назад.
– Не встречали ли вы там господина, который разгуливал с линейкой в руке?
– Нет. Но если он действительно расхаживал там, я мог бы его встретить.
– Ну, так это был господин Буленгрен.
– А кто такой господин Буленгрен?
– Если кто-нибудь встретит его, когда он идет с линейкой в руке, и спросит меня: «Кто такой господин Буленгрен?», я отвечу: «Это наш домашний архитектор». Так вот, Жетар – такой же Буленгрен для господина Фуке. Но он не касается укреплений, вы понимаете. Решительно не имеет к ним ни малейшего отношения, крепостными работами руковожу я.
– Ах, Портос! – воскликнул д’Артаньян, опуская руку, как побежденный, отдающий свою шпагу. – Ах, мой дорогой, да вы не только великий топограф, но и первоклассный диалектик!
– Не правда ли? – ответил Портос. – Это было отличное рассуждение.
И он надулся, как морской угорь, который сегодня утром выскользнул из рук д’Артаньяна.
– Ну, – продолжал мушкетер, – а другой господин, который ходит с Жетаром, тоже служит у Фуке?
– О, – презрительно ответил Портос, – это Жюпене или Жюпоне, поэтишка.
– Я думал, что у господина Фуке достаточно поэтов в Париже: Скюдери, Лоре, Пелисон, Лафонтен. Сказать правду, Портос, этот поэт не делает вам чести.
– Эх, друг мой, нас спасает то, что он живет здесь не в качестве поэта.
– А в качестве кого?
– Наборщика. И вы сейчас кстати напомнили мне, что я должен сказать два слова этому грубияну.
– Говорите.
Портос знаком подозвал Жюпене, который, узнав д’Артаньяна, не хотел подходить. Это заставило Портоса повторить приглашение более энергично. Жюпене приблизился.
– А! – заметил Портос. – Вы здесь со вчерашнего дня, а уже выкидываете свои штуки!
– Как так, господин барон? – дрожа, спросил Жюпене.
– Ваш станок скрипел всю ночь, мешая мне спать.
– Сударь… – робко возразил Жюпене.
– Вам еще ничего не поручали печатать: не следовало пускать станок. Что вы печатали сегодня ночью?
– Маленькое стихотворение, сочиненное мною.
– Маленькое! Бросьте. Станок так скрипел, что его становилось жалко. Чтобы это больше не повторялось! Слышите?
– Да, господин барон.
– Хорошо, на сей раз я вам прощаю. Идите.
Поэт ушел так же смиренно, как и явился на зов.
– Ну, теперь, когда мы задали головомойку этому чудаку, позавтракаем.
– Хорошо, – согласился мушкетер, – позавтракаем.
– Только, – прибавил Портос, – замечу вам, мой друг, что завтраку мы можем уделить всего два часа.
– Что делать! Постараемся хорошенько распорядиться этим временем. Но почему у вас только два часа?
– Потому что в час начинается прилив, а с приливом я отправляюсь в Ванн. Однако я завтра же вернусь, а потому останьтесь здесь, мой друг, и будьте как дома. У меня хороший повар, отличный погреб.
– Нет, – ответил д’Артаньян, – я придумал еще лучшее… Вы отплываете в Ванн, чтобы повидать Арамиса?
– Да.
– Ну, так я, нарочно приехавший из Парижа, чтобы встретиться с Арамисом, поеду с вами.
– Прекрасная мысль!
– Мне следовало начать с того, чтобы повидать Арамиса, а потом вас. Но человек предполагает, а бог располагает. Я начал с вас, а кончу Арамисом.
– Отлично.
– А долго ехать до Ванна?
– О, всего шесть часов: три часа морем отсюда до Сарзо и три часа по дороге от Сарзо до Ванна.
– Как удобно! И вы часто бываете в Ванне? Ведь до епископа так близко.
– Да, раз в неделю. Подождите, я захвачу с собою план.
Портос взял план, тщательно сложил его и спрятал в объемистый карман.
«Недурно, – прошептал про себя д’Артаньян. – Кажется, я теперь знаю, какой инженер в действительности укрепляет Бель-Иль».
Через два часа с приливом Портос и д’Артаньян отплыли в Сарзо.