Несколько лет назад один известный английский художник получил от леди Ф. заказ написать портрет ее мужа. Они договорились, что живописец специально приедет для этого в усадьбу семейства Ф., расположенную в сельской местности: обилие заказов в столице не позволяло ему приступить к новой работе, пока не закончится лондонский светский сезон. Поскольку художник был близко знаком со своими нанимателями, эти условия устроили обе стороны, и тринадцатого сентября он в хорошем расположении духа отправился в путь, чтобы исполнить данное им обещание.

Он сел в поезд, который останавливался на ближайшей к усадьбе семейства Ф. станции, и, оглядевшись, обнаружил, что в купе, кроме него, никого нет. Уединение его, впрочем, длилось недолго. На первой же остановке в купе вошла молодая дама, которая заняла место в углу напротив. В ее необыкновенно изящном облике, в выражении ее лица, которое не могло не привлечь к себе внимания человека наблюдательного и чуткого, удивительным образом сочетались нежность и грусть. В течение некоторого времени художник и его попутчица не проронили ни слова. Но наконец джентльмен прервал это неловкое молчание, произнеся несколько обычных в таких случаях фраз насчет видов за окном и погоды, и постепенно между ним и дамой завязалась оживленная беседа. Они заговорили о живописи; к немалому удивлению художника, молодая женщина, казалось, была хорошо осведомлена о нем самом и о его работах. Он был совершенно уверен, что никогда прежде с нею не встречался. Удивление его ничуть не уменьшилось, когда она неожиданно поинтересовалась, может ли он написать по памяти портрет человека, которого видел до этого всего один или два раза в жизни. Он заколебался, не зная, что ответить, и дама добавила: «Как вы думаете, смогли бы вы, к примеру, запечатлеть по памяти меня?»

Художник сказал, что он не вполне уверен, но, вероятно, он сумел бы это сделать.

— Ну что ж, — отозвалась она, — взгляните на меня еще раз. Возможно, вам придется писать мой портрет.

Он исполнил эту странную просьбу, и дама весьма взволнованно переспросила:

— Итак, вы полагаете, что сумеете?

— Думаю, да, — ответил он, — хотя не могу сказать наверняка.

В этот момент поезд остановился. Молодая дама поднялась со своего места, дружелюбно улыбнулась художнику и простилась с ним; уже покидая купе, она добавила: «Вскоре мы вновь с вами встретимся». Колеса загрохотали по рельсам, и мистер X. (так звали художника) остался наедине со своими размышлениями.

В назначенное время поезд прибыл к станции, возле которой уже стоял экипаж леди Ф., ожидавший гостя. Совершив в нем приятное путешествие, художник прибыл к месту назначения — одному из «величественных домов Англии» — и покинул экипаж у крыльца усадьбы, где его встретили хозяева. После обмена любезными приветствиями мистера X. проводили в отведенную для него комнату. Близилось время ужина.

Облачившись в выходной костюм и спустившись в гостиную, мистер X. был сильно удивлен и одновременно обрадован, увидев, что на одной из оттоманок сидит его молодая соседка по купе. Тотчас узнав художника, дама приветствовала его улыбкой и легким поклоном. За ужином она села подле него, два или три раза обращалась к нему и, казалось, чувствовала себя как дома. Мистер X. был совершенно уверен, что она — близкая подруга хозяйки. За оживленной беседой вечер пролетел незаметно. Разговор по большей части касался изящных искусств и, в частности, живописи, и мистера X. упросили показать его рисунки, которые он захватил с собой из Лондона. Художник охотно продемонстрировал их, и они очень заинтересовали молодую даму.

Был уже поздний час, когда собравшиеся разошлись по своим покоям.

На следующий день рано утром яркий солнечный свет побудил мистера X. покинуть комнату и направиться в парк на прогулку. Пересекая гостиную, окна которой выходили в сад, он осведомился у слуги, переставлявшего стулья, спускалась ли вниз молодая дама.

— Какая молодая дама, сэр? — удивленно спросил слуга.

— Дама, которая была за ужином вчера вечером.

— Никакой молодой дамы за ужином не было, сэр, — отозвался слуга, пристально глядя на гостя.

Художник на это ничего не ответил, а про себя подумал, что слуга или законченный болван, или крайне забывчив. Покинув гостиную, он неторопливо направился в парк.

Возвращаясь, он встретил хозяина дома, с которым обменялся обычными утренними приветствиями.

— Ваша прекрасная молодая гостья уже покинула вас? — полюбопытствовал художник.

— Какая молодая гостья? — вопросил владелец усадьбы.

— Та, что ужинала с нами минувшим вечером, — уточнил мистер X.

— Понятия не имею, о ком вы говорите, — ответил джентльмен, пребывавший, судя по его виду, в крайнем недоумении.

— Разве здесь вчера не провела вечер и не присутствовала за ужином молодая дама? — продолжал настаивать мистер X., в свою очередь начиная испытывать изумление.

— Нет, — ответствовал хозяин, — определенно нет. За столом не было никого, кроме вас, моей жены и меня.

В дальнейшем разговор к этой теме не возвращался, и тем не менее наш художник не мог заставить себя поверить, что он стал жертвой галлюцинации. Если все это было видением, то видением, состоявшим из двух частей. А если молодая дама все же была его попутчицей, то столь же несомненно, что она сидела рядом с ним за столом во время вчерашнего ужина. Однако она больше не появилась, и все в доме, кроме самого мистера X., понятия не имели о ее существовании.

Закончив писать заказанный ему портрет, художник вернулся в Лондон.

В течение двух последующих лет мистер X. продолжал не покладая рук заниматься своим ремеслом, обретая все большую известность, и все это время он хранил в памяти черты привлекательного лица своей молодой попутчицы. У него не было никаких зацепок, способных пролить свет на то, откуда она взялась и кто она такая. Он часто думал об этой женщине, но ни с кем о ней не говорил. Загадочные обстоятельства их встречи налагали печать молчания на его уста. Это была странная, экстраординарная, совершенно непостижимая история.

Однажды мистеру X. пришлось отправиться по делам в Кентербери, где жил его старый друг (назовем его мистер Уайльд). Желая увидеться с ним и располагая лишь несколькими часами свободного времени, мистер X. по прибытии в гостиницу незамедлительно отправил письмо, в котором просил мистера Уайльда навестить его. В условленный срок дверь номера отворилась, и на пороге появился человек, представившийся мистером Уайльдом. Он оказался совершенно незнаком художнику, и в первые мгновения встречи оба пребывали в легком замешательстве. В результате взаимных расспросов выяснилось, что друг мистера X. некоторое время назад уехал из Кентербери, что джентльмен, стоящий теперь перед художником, — это другой мистер Уайльд, которому доставили письмо, адресованное тому, кто находится в отъезде, и что визитер откликнулся на приглашение, сочтя, что оно продиктовано необходимостью решить какой-то деловой вопрос.

Церемонность и удивление первых минут знакомства постепенно рассеялись, и разговор двух джентльменов стал более непринужденным; мистер X. упомянул свое имя, которое, как оказалось, было знакомо его посетителю. Спустя непродолжительное время мистер Уайльд спросил мистера X., доводилось ли ему когда-либо создавать портрет на основе словесного описания и мог бы он взяться за такую работу. Мистер X. ответил, что никогда ничего подобного не делал.

— Я задал вам этот странный вопрос, — продолжал мистер Уайльд, — потому что около двух лет назад лишился своей дорогой дочери, которую любил со всей отцовской нежностью — ведь она была моим единственным ребенком. Ее утрата стала для меня тяжким горем, и мою скорбь усугубляет то обстоятельство, что у меня нет ни одного ее портрета. Вы — человек, наделенный редким талантом. И я был бы вам крайне признателен, если бы вы смогли написать для меня портрет моего дитя.

Затем мистер Уайльд принялся описывать внешность и черты облика своей дочери, цвет ее глаз и волос, и постарался передать словами характерное выражение ее лица. Мистер X. внимательно слушал и, проникаясь все большим участием к отцовскому горю, делал набросок. Он не предполагал, что его рисунок окажется похож на оригинал, но надеялся, что безутешный отец, возможно, сам внушит себе это сходство. Однако тот, взглянув на эскиз, покачал головой и произнес: «Нет, совсем не похоже». Художник набросал другой вариант, который также вышел неудачным. Черты лица удалось передать достоверно, но выражение оставалось чужим; и мистер Уайльд отвернулся от рисунка, благодаря мистера X. за его добросовестные старания, но совершенно разуверившись в успехе своей затеи. Внезапно художника посетила одна мысль; он взял новый лист бумаги, уверенной рукой сделал быстрый набросок и передал его своему гостю. Тотчас лицо отца озарилось светом узнавания и радости, и мистер Уайльд воскликнул: «Это она! Несомненно, вам доводилось видеть мою дочь — иначе вы не смогли бы столь безупречно передать сходство!»

— Когда она умерла? — взволнованно спросил художник.

— Почти два года назад, тринадцатого сентября, после полудня. Угасла буквально за несколько дней.

Мистер X. молчал, пребывая в задумчивости. Черты этого прелестного молодого лица, казалось, были выгравированы в его памяти алмазным резцом, и вот теперь наконец сбылось странное пророчество, которое некогда произнесла эта женщина.

Несколько недель спустя, закончив писать роскошный парадный — во весь рост — портрет молодой дамы, художник отправил его ее отцу, и все, кому довелось видеть это изображение, признали сходство совершенным.