Наши поступки редко приводят к ожидаемым нами последствиям в этом странном состоянии «человеческой жизни», тем более странном, что мы считаем его правилом, а не удивительным исключением среди безжизненно-голой вселенной.

Еще более огорчительно то, что наши поступки слишком часто приводят к результатам, которых мы вовсе не ожидаем. Возможно, этим объясняется восточный пессимизм и фатализм. Мы, люди Запада, ограждаем себя от подобных опасных допущений изысканными фикциями, например уверенностью, что аналогичные причины могут иметь аналогичные следствия. Это верно в химии, но не в любви.

Несомненно, с общепринятой точки зрения, молодой человек, внезапно оказавшийся — подобно Крису — в близких отношениях с хозяйкой дома, может или, вернее, должен испытать на себе известные последствия своего поступка. Но какие чувства он при этом должен испытывать, это в данном случае менее существенно, чем то, какие чувства он испытывал в действительности.

По теории самого Криса, основным его чувством должно было быть большое удовлетворение; и, как это ни странно, его теория оказалась верной. В свое время он достаточно энергично противостоял тем понятиям, которые обычно внушаются представителям его класса, и поэтому теперь не испытывал никакого чувства вины, а следовательно, не нуждался ни в оправданиях, ни в угрызениях совести. Если бы его подвергли допросу, он стал бы доказывать, что все случившееся — частное дело его и Гвен. Не было нанесено никакого ущерба ни отдельным лицам, ни собственности, и, следовательно, юриспруденция тут ни при чем. Их поступок не оказал никакого влияния на окружающий мир, который будет по-прежнему двигаться по намеченному пути; единственное, что произошло, это что у двоих людей стало одним приятным воспоминанием больше. А это было плюсом для них, да и для всего человечества в целом. Крис был даже способен доверчиво и благожелательно ожидать повторения этого поступка.

Он не учел того обстоятельства, что не все захотят разделить его просвещенно-философическую точку зрения.

Была, например, Гвен, которая имела ко всему этому самое непосредственное касательство. Невозможно отрицать, что теперь она казалась ему гораздо более привлекательной, чем до сих пор. Он удивлялся собственной глупости, не позволившей ему распознать ее скрытые достоинства. Не делая сознательно никаких сравнений, он смутно отдавал себе отчет в том, что Анна потеряла в его глазах столько же, сколько выиграла Гвен; подобно двум фигуркам барометра, Гвен показывала Ясный Солнечный день, тогда как Анна скрылась за дверцей Дождя и Бури. Он был склонен называть ее мысленно «бедной Анной».

«Удивительно милая женщина», говорил он себе, имея в виду Гвен. Приятно было видеть, как она старалась ему нравиться. И так же было приятно, что она подчеркивала их изменившиеся отношения едва заметными оттенками взгляда, интонации, жестов. Эти первые мягкие проявления женского чувства собственности не вызывали в нем никакой тревоги.

И все же, как он заметил Гвен, когда они были вдвоем, с ее стороны было неосторожно в присутствии Жюльетты называть его «милый», пожимать ему постоянно руку или колено под столом и посылать воздушные поцелуи. При первом любовном выговоре Гвен очаровательно надула губки и сказала, что, когда любишь кого-нибудь, этого все равно не скроешь, не так ли? Какое до этого дело Жюльетте или кому бы то ни было? И наконец, какое все это имеет значение, раз они вместе и никто не может разлучить их?

Все это было очень хорошо и романтично, но Крису казалось, что он предпочел бы хоть немного реалистического здравого смысла. Правда, Жюльетта ничего явно не обнаруживала, не говорила, не делала. Но в ее глазах пробегал каком-то блеск, в некоторых ее фразах чувствовался какой-то особый оттенок, ее отношение как-то почти неуловимо изменилось, и все это могло означать только одно. Кроме того, в поведении Жюли появилось что-то возмутительно заговорщицкое и покровительственное: она демонстративно оставляла их наедине, считала чем-то само собой разумеющимся, что, когда она вечером уезжает с Джеральдом, они тоже уезжают развлекаться вдвоем. Крис был низвергнут со своего высоконравственного пьедестала и одновременно должен был убедиться, что его высоконравственное возмущение теряло силу.

Неизбежно и сделанное им для себя расписание занятий тоже теряло силу. Погоня за знанием требует известного аскетизма. Мильтон и лорд Рассел сходятся в этом. Когда человек изучает что-нибудь, он не может в то же самое время потворствовать своим чувствам, и наоборот. Хотя Крис каждый день ходил в библиотеку, у него развилась привычка вставать с каждым днем все позже и позже, а значит, все позже и позже приниматься за работу. Кроме того, когда, помня о назначенном на вечер свидании, он встречался глазами с Гвен и читал в ее взгляде лукавое обещание и чуть ли не вызов — попробуй-ка откажись с ней пообедать или сходить в кино, — ну как мог он отказаться? Разве это не было бы с его стороны грубостью и неблагодарностью?

Итак, работа отошла на задний план.

Крис вынужден был признать, что отношения двух, даже таких исключительно одаренных людей, как они, отнимали больше времени, чем допускалось теорией. Он уже спрашивал себя с тревогой, не поддается ли его интеллект развращающему влиянию устарелых идеологий, и не придает ли он поэтому слишком большое значение элементарным биологическим ощущениям?

Он чувствовал, что ему следовало бы изложить Гвен все данные и аргументы в пользу Теории и Практики Рационального Взаимоотношения Полов и раз навсегда подвести под все это дело практический научный фундамент. Но по какой-то необъяснимой причине оказалось крайне затруднительным приводить факты из области физиологии, биологии, генетики, психологии и экономики женщине, которая, как только они оставались одни, садилась к нему на колени и целовала его и говорила, какой он милый.

Как и с чего начать? Может быть, с вопроса об анатомическом строении? Он извлек свой атлас человеческой анатомии и принялся задумчиво перелистывать таблицы. Его поразила удивительная неэстетичность этих грубых красных и синих тонов и довольно непривлекательные формы органов. Гвен, подумал он, нуждается в некоторой подготовке, прежде чем ей можно будет штудировать эти умело исполненные, но (как он теперь видит) довольно отталкивающие схемы и разрезы половых органов.

Может быть, начать с желез внутренней секреции? Или с функций гормонов? Это на первый взгляд казалось более многообещающим. Но вот в чем вопрос, как связать эти весьма интересные факты с их взаимоотношениями? Разве знание предполагаемых причин возникновения вторичных половых признаков убедит Гвен отнимать у Криса меньше времени или докажет ей, что она должна вести себя менее откровенно в присутствии Жюли? Вероятно, нет.

Тоже самое можно было возразить и по поводу увлекательной темы об идентичных близнецах и бесплодных самках.

Наконец, имеется еще мушка-дрозофила, безобидное и даже красивое создание. Но теория хромосом и генов опять-таки относится целиком к вопросу о размножении, и, следовательно, от нее Крису не будет никакого толку. То же самое можно было сказать и о менделизме.

По зрелом размышлении Крис решил, что начинать следует с психологии: с помощью этой отмычки удастся отпереть и все остальные замки. Поэтому он отложил в сторону все остальные занятия и на два дня зарылся с головой в Подсознательное.

К сожалению, когда он начал разъяснять теорию Подсознания, сексуальное содержание снов, проявления либидо в детском возрасте и их связь с комплексом Электры, он сразу же натолкнулся на то безрассудное и даже раздражительное сопротивление, которым невежественный обыватель (или обывательница) всегда встречает попытки психоаналитика-любителя. Гвен возмущалась, что это ужасно — говорить подобные вещи о невинных детишках, и что она лично почитала свою покойную мать как святую, и что если он хочет сделать ей приятное, то пусть он будет милым мальчиком и не говорит глупостей.

Когда Крис указал, что это сопротивление только доказывает справедливость его догадок, и приступил к краткому повторению пройденного, симптом повторился с угрожающей силой.

— Ну, — сказал Крис, вздыхая еще раз при поражении Разума в борьбе с Предрассудком, — если вы не хотите слушать меня, может быть, вы прочтете Фрейда и Джонса?

— Не буду я их читать, — выразительно сказала Гвен. — Это грязные старикашки, я в этом уверена. К тому же, даже если они правы, я не желаю ничего знать об этом. Я довольна тем, что есть.

— Ах нет, нет!

— А я вам говорю, что да, и вы не смеете так гадко обращаться со мной только потому, что я вас люблю и ничего не могу с этим поделать. Все вы, мужчины, таковы.

— Господи боже мой, по ведь это же общеизвестные истины, и они всеми признаны, — слабо возражал Крис. — Неужели вы не желаете понять себя и меня и наши чувства друг к другу и научиться управлять ими, чтобы они привели нас к счастью?

— Зачем это мне? — Красивые глаза Гвен наполнились слезами. — Если бы ваши чувства были так же сильны, как мои, вам не захотелось бы понимать, вам было бы достаточно только чувствовать. И я не верю, что мы должны эти вещи понимать. Бог от нас совсем не этого желает. И не пытайтесь сделать из меня синий чулок, Крис. Если вам хочется вести такие разговоры, найдите себе какую-нибудь из этих очкастых студенток с плоской грудью и взлохмаченными волосами. А я просто нормальная женщина.

— Студентки ничуть не менее привлекательны, чем все другие женщины, — сказал Крис, обиженный таким пренебрежительным отношением к его корпорации. — А что вы называете нормальной женщиной? Вы же клубок запретов и подавленных желаний!

Тут Гвен разразилась слезами и спаслась бегством в свою спальню. Крис последовал за ней и, оставив всякую мысль о Рациональных Половых Отношениях, был вынужден прибегнуть для успокоения Гвен к таким иррациональным приемам, как лесть и ласки. Сначала Гвен наотрез отказалась успокоиться. Когда она довела его до почти унизительного состояния бессмысленной покорности и он начал извиняться за то, что посмел осквернить Любовь нечистой наукой, она согласилась простить ему обиды, которые он нанес ее высоким чувствам. Хотя Жюли была дома, примирение пришлось довести до самого конца. А затем Крис должен был пожертвовать вечером и поехать в ресторан, чтобы доказать, что примирение было искренним.

После этого маленького эпизода (все хорошо, что хорошо кончается) Крис воздерживался от прямых покушений на девственный ум Гвен. Он понял, что намеки и беглые замечания — более верный путь к сердечному согласию, при котором права, требования и «отношения» каждого определяются с большей точностью и будут взаимно уважаться.

А пока что не было ничего легче, как жить день за днем, наслаждаясь плотскими радостями, доставляемыми влюбленной Гвен. Крис убеждал себя, что хотя он работает меньше, но работает лучше. И по мере того как уменьшалось количество работы, увеличивался размах его планов. Теперь его честолюбие с презрением отбрасывало мысль о небольшом вкладе в познание доисторического человека и мечтало о широком и всеобъемлющем общем обзоре. Необходим, во-первых, ясный анализ (на основании последних открытий и самоновейших исследований) развития и поступательного движения человечества, начиная с древнейших времен. При наличии столь прочного базиса можно будет предвидеть дальнейшую историю человеческого рода и даже управлять ею.

Потому что, как только люди узнают, что именно им надлежит делать, разве они сейчас же не станут делать это?

Конечно, были и осложнения. Но их легко можно было разрешить с помощью нескольких фунтов в неделю и некоторого досуга. Требование самое скромное. Только постепенно выяснилась неприятная истина, что «интеллектуальное проведение досуга» — это всего лишь смиренно-иносказательная форма стремления приобщиться к классу людей, живущих на нетрудовые доходы.