Повесть эта — первая из серии ЖЗН — “Жизнь Замечательных Нелюдей”.

Я задумал такую серию давно, еще в первые дни пребывания в Звездном Шаре, когда, ошеломленный мгновенным перемещением, отлеживался в небесной клинике, и Гилик чирикающим своим голоском повествовал о кодах форм и кодах бесформенного, о видении адекватном, параллельном и касательном, о метаморфозе типа ТТ, типа СЕ и типа Ноль, теттеитации, сессеизации и нулетесации, макробации, миллитации и смещении по лестнице Здарга. И, отупев от бренчания незнакомых слов, в ужасе думая, что вместо путевых заметок мне придется писать комплект учебников, я вспомнил испытанный журналистский прием: если изобретатель сконструировал что-то узкоспециальное и сверхсложное, просишь его рассказать биографию — чем увлекался в детстве, как нашел тему, через какие пробирался трудности, как осенило…

О иерархической лестнице Здарга я услышал уже тогда. Потом упоминались матрицы Здарга, зигзаг Здарга, преобразования Здарга, энергетика Здарга, полигон тоже был имени Здарга.

А тут еще и яхта Здарга.

“Решено!” — сказал я себе. Заказал Гилику биографию Здарга и принялся переводить старательно.

Вот что начало у меня получаться:

“Всего час езды под мохом, и, выпрыгнув на сеть, вы залюбуетесь цветущими болотами. Народу полно. У оконец черной воды на глянцевитых листьях глянцевито сверкают тела горожан. Лучи солнца 5219 багровеют в их воздушных глазках. На горизонте — шпалеры кусающихся. Вот за такими шпалерами в скромном гнезде кусаероба и отпочковался детеныш, которому предстояло…”

Получили представление? И какое?

Видимо, надо пояснить, что все это происходит на далекой планете Вдаг, с Земли она не видна ни в какие телескопы. Вдаг — третий спутник звезды 5219 по каталогу Шара, название ее неудобопроизносимо, не поддается земной фонетике. Сама планета несколько больше Земли, раза в полтора, а на небесных телах такого размера (в Звездном Шаре это считается закономерностью) атмосфера куда плотнее, тучи, как правило, непроглядные, греться на солнце — редчайшее удовольствие. Океаны же вдвое глубже наших, и только самые высокие хребты поднимаются над водой. Следовательно, сухопутная жизнь не очень развита, развернуться негде. А так как разум развивается в самой активной зоне, где труднее всего бороться за существование (это тоже считается закономерностью), сапиенсы Вдага появились на мелководье, в прибрежных зарослях вроде мангровых. И культуру создали мыслящие земноводные — длиннотелые, плоские, с глазками по всему телу — глазками воздушными и подводными. Здарг был одним из них. И он отпочковался (родился) в доме скромного садовника–кусаероба, разводящего кусающиеся цветы для живых изгородей.

Кажется, все объяснил.

— Напрасно стараешься, — сказал Гилик, — пишешь адекватно, а поймут превратно.

И пожалуй, он был прав. В самом деле, если во всех подробностях описывать черные лентолистья с бахромчатыми фестончиками, черные тела с рядами глазок–пуговичек, не заслонят ли все эти аксессуары основное: ход мыслей одного из величайших ученых Звездного Шара.

— Ладно, ничего не поделаешь, — вздохнул я. — Пристегни мне анапод, пожалуйста.

И анапод стер, изгнал из сознания черные листья, черные ленты тел и черные оконца в болоте. Вместо сети появилась дачная платформа, вместо кусающихся цветов — заборы, очертания мирной среднеевропейской деревни начала XX века, помещицы, гарцующие на иноходцах, крестьяне в широкополых шляпах, тележки с брюквой, запряженные мулы. И среди них вышагивает по грязи широкогрудый богатырь, лобастый, губастый, с курчавой бородой, в чересчур коротком плаще. Видимо, подходящего не нашлось в магазине готового платья.

Таким нарисовал мне его анапод, таким прошу изображать на иллюстрациях, не изобретать переплетение лент с глазками. В Здарге нам важен разум… аналогичный человеческому. И художников прошу: “Рисуйте человека”.

А нарисуете адекватно, поймут превратно.

Итак…

Среди людей, и среди нелюдей тоже, существует ходячее мнение о том, что гениальность — это болезнь, ненормальная гипертрофия одной какой-нибудь функции, развившейся за счет других. Например, слух абсолютный, а сам — дурак дураком.

Но на Здарга как на характерный пример ссылаться не придется.

Этому сапиенсу много было отпущено от природы. Всего много: объемистые легкие, зычный голос, могучие мускулы, много энергии, много трудолюбия, много напора, много сил и много ума.

Научные работники называются одинаково — “ученые”, хотя труд их многообразен и требует различных способностей. Есть среди них добытчики фактов — экспериментаторы, есть знатоки фактов — эрудиты, и есть теоретики — толкователи фактов. Первым нужно терпение рыболова, воображение механика и тонкие пальцы ювелира. Вторым — память, память, память, а кроме того, любовь к порядку и еще уважение к печатному слову. Теоретику же важен кругозор, широта и непредвзятость — оригинальность мышления. Обычно люди не соединяют в себе все эти разнородные дарования. Но Здаргу досталось все: пальцы, память, широта и независимость ума. Он схватывал на лету быстрее других, понимал отчетливее, мыслил яснее. Пока соученики с трудом втискивали в голову условия задачи, Здарг успевал найти ответ. Пока другие, напрягая извилины, искали хоть какой-нибудь подход к решению, Здарг успевал продумать общий метод, составить алгоритм для всех задач подобного типа, подсчитать, сколько методов может быть вообще, и поставить вопрос: где могут быть нужны подобные задачи?

Биограф замечательного человека или нечеловека всегда немножко влюблен в своего героя (иначе зачем же тратить годы на его жизнеописание?). Биографу хочется, чтобы этот герой был образцом во всех отношениях — не только великим ученым, но и прилежным учеником, добрым товарищем, хорошим семьянином, так, чтобы на всех планетах молодые граждане брали бы с него пример. Надеясь стать великими, становились бы заодно и хорошими.

Увы, Здарг не оправдал моих надежд.

Я уже не говорю об учении — пятерки рядом с тройками, нередко и двойки. Впрочем, возможно, тут не только Здарг виноват. Многие педагоги не одобряли его недисциплинированной пытливости, постоянных рывков за пределы программы. Они считали, что студент приходит к ним учиться, знания набирать, рассуждает пусть позже. Но в том-то и дело, что Здарг успевал и выучить, и обсудить, и осудить. Подражатели же его пытались осуждать, не обсудив и даже не выучив. Так что я никого не призываю следовать примеру Здарга. Следуйте, если вы, как Здарг, способны на каникулах от скуки вывести все формулы дифференциального исчисления и прочесть учебники на пять лет вперед.

Был ли Здарг хорошим товарищем? Воспоминания противоречивы. “Никудышным”, — утверждают одни. “Великолепным”, — по мнению других. Здарг был щедр, ему ничего не стоило подарить товарищу новенький костюм. Причем щедрость эта шла не от богатства. Выше говорилось, что отец его был скромным кусаеробом. Здарг зарабатывал по–студенчески — репетиторством, переводами, разгрузкой вагонов. Но все ему давалось легко, даже работа грузчика. По мнению сапиенсов Вдага, скупость рождается от неуверенности в завтрашнем дне. Здарг не сомневался, что сумеет заработать на новый костюм. Доброта его объяснялась верой в себя.

Он щедро делился имуществом и столь же щедро знаниями. Однако не все соученики охотно обращались к нему за помощью. Схватив суть мгновенно, Здарг не понимал, как это другие схватывают не мгновенно, удивлялся, возмущался, даже вслух высказывал презрение к тупости. Правда колет глаза; даже откровенному тупице неприятно, когда его называют тупицей. А Здарг судил по себе: кинули тебе намек, и достаточно. Снисходительной деликатности не было у него ни на грош. Он помогал с легкостью и обижал с такой же легкостью. И обиженных словом было не меньше, чем благодарных за действенную помощь.

Среди студенток было особенно много обиженных. Здарг имел успех у девушек. Он казался им олицетворением мужества со своей широченной грудью, зычным голосом и курчавой бородкой. Здарг и сам не был равнодушен к томным глазкам и тонким талиям, но он немедленно высвобождал свою бычью шею, как только подруга пыталась свить ярмо из своих нежных ручек. Нет, у Здарга не было холодной расчетливости вечного холостяка, берегущего свой покой. Чаще всего он изменял девушкам ради лаборатории. И конечно же, женщины Вдага, которым любовь представлялась наиважнейшим делом жизни, осуждали этого “обманщика”, убегавшего от них к осциллографам.

Только одна оценила его, только одна не осудила ни разу, прошла всю жизнь рядом, все принимая, все прощая. Нет, не жена. Здарг так и не женился. Я имею в виду Ридду — ассистента кафедры математической физики в том институте, где учился Здарг.

Ридда была похожа… нет, не буду описывать ее адекватно. Анапод же нарисовал мне плоскую фигуру, бледное лицо с нездоровой кожей, прищуренные близорукие глаза, бескровные тонкие губы, сжатые с выражением брезгливости, словно Ридда только что проглотила ягоду с червячком. Ридда была некрасива и по понятиям Вдага не очень уж молода — лет на восемь старше Здарга. Ей уже грозила опасность остаться бездетной, и ученики постепенно становились ее детьми. Конечно, и Ридду Здарг изводил своими каверзными вопросами. Но в отличие от других педагогов Ридда радовалась его уму, как мать радуется превосходству талантливого сына. Эта безграничная снисходительность к Здаргу объяснялась отнюдь не слабостью характера. К другим ученикам Ридда относилась с жесткой требовательностью, была непримирима к неспособным, хотя бы и старательным, коллег подавляла апломбом, умела быть энергичной, хитрой и даже беспринципной в борьбе.

Мужчины Вдага не устают удивляться таинственной противоречивости женской натуры. Со своей мужской прямолинейностью они не могут понять, как это в одном существе уживаются лань и львица. Но в сущности, что же тут нелогичного? Женщина по своему биологическому назначению — мать. Мать опекает детеныша, но нуждается в опеке сама. В защите опекаемого она яростная львица, отважная до отчаяния. По отношению к опекающему — лань, ласковая, нежная, мнимо покорная, беспомощная, даже кокетничающая своей беспомощностью. И превращение из лани в львицу происходит мгновенно, как только взгляд переходит с мужа на врагов младенца. А мужья с их узколобой линейностью считают эту двойственность притворством, все гадают, которая натура подлинная.

Обе подлинные.

Увы, отцветающей Ридде не пришлось быть ланью в жизни. Вероятно, она мечтала быть ланью Здарга, но ей пришлось удовлетвориться ролью личной львицы. Ученый мир запомнил соратницу, ратницу, неприятно резкую амазонку от науки. И только после смерти Ридды в ее бумагах нашли стихи, писанные ланью, — томные стансы о душе, чувствительной и истерзанной, о широкой спине настоящего мужчины, за которой так хорошо идти, зажмурив глаза, бездумно и беззаботно.

Но о Ридде–лани мир узнал только посмертно, при жизни же имел дело с Риддой–львицей. И какие же острые когти выпустила она, когда Здарг кончал институт!

Говорилось уже, что табель у Здарга был не идеальный. На Вдаге ни один педагог не согласится, что какой-то студент знает предмет лучше, чем он сам. Большинству представлялось, что Здарг просто нахал и зазнайка, невоспитанная личность, не понимающая своего места. Можно с такими недостатками стать научным работником? Ну конечно, нет!

И вышел бы Здарг из института с отметкой “посредственно”, практически закрывающей путь в науку, если бы не Ридда.

Ридца пустила в ход все свое блекнущее обаяние, чтобы очаровать всех, кого сумела очаровать. Кого не сумела, постаралась одарить, или запугать, или дискредитировать. Упрямых окутывали нашептывания, почему-то на них начинали смотреть косо, почему-то называли некомпетентными, слабыми, устаревшими, с такими и солидаризироваться неприлично.

Мне лично хотелось бы, чтобы в биографии Здарга не было этой непочетной страницы. Лучше бы он пробился своими силами. Может быть, и пробился бы в конце концов, потратив несколько лет на разборку завалов в предполье науки. Но так или иначе, Ридда ввела его в храм науки за ручку. Единственное оправдание: Здарг не ведал о ее усилиях. Ридда не посвящала его. Она отлично понимала, что Здарг с его стремлением резать правду–матку в глаза только напортит себе в сфере тонких и скользких намеков. Львенок был могуч и глуп, Ридда отстояла его своими силами. Да, она дралась жестоко и не всегда честно, но дралась за будущего льва. А сколько львиц Вдага с таким же усердием проталкивали в науку ленивых сурков, шакалов и даже ослов! К сожалению, все матери Вдага считают своих птенчиков львятами.

Итак, в один прекрасный день Здарг, выутюженный и напомаженный, переступил порог кабинета Льерля, видного ученого планеты Вдаг, крупнейшего специалиста по геометрии пространства, таланта третьей категории… и научного руководителя Ридды в прошлом.

— Уберите ваши бумаги, юноша, — процедил талант, небрежно окинув взором переминающегося богатыря. — Уберите бумаги, для меня достаточно рекомендации Ридды. Она была способной девочкой, опрометчивой иногда, но таковы свойства женского характера. Да, я помогу вам. Естественно, у вас нет своей темы, вы будете просить, чтобы я вам подсказал. Как будто у меня каталог тем для начинающих. Ну ладно, если девочка просит за вас, надо ее уважить. Что же я вам предложу? Ну вот, запишите: “Расчет вероятности обнаружения гравитационного взаимодействия на современном ульдатроне (ульдатрон — рекордный ускоритель, построенный на спутнике Вдага — Их–Луне. — К. К.).

И, не спрашивая согласия, Льерль протянул два пальца на прощание.

Здарг приступил к расчету вероятности обнаружения.

Много лет спустя в газетной статье, написанной к своему юбилею, он так характеризовал этот период в науке Вдага.

“Когда я учился, в ученых кругах господствовал феодализм, иного слова не подберу. В эпоху феодализма исторического великие империи, распадаясь, дробились на королевства, княжества, уделы, улусы и баронаты. И каждый барон, владелец одной жалкой деревеньки, отстаивал свою независимость от центральной власти. В мою эпоху великие науки рассыпались на независимые разделы, каждый раздел объявлял себя самостоятельной наукой, специфичной и неповторимой, издавал собственный журнал, вырабатывал терминологию, непонятную для непосвященных, всячески подчеркивая свою неповторимость.

Ученые бароны оправдывали это дробление обилием фактов. Твердили, что нельзя объять необъятное, только узкий специалист может быть знатоком. Да, фактов накопилось предостаточно, да, необъятного не обнимешь, это верно. Но кроме того, феодализация была еще и выгодна и лестна. Лестна потому, что каждый микрооткрыватель мог объявить себя творцом новой науки. Выгодна потому, что каждому деятелю науки отводился пожизненный надел, свой личный приусадебный участок, своя золотоносная жилка в монопольное владение. И монополиста полагалось запрашивать, не упоминать о нем считалось неприличным. Хоть крошечная деревенька, а собственная”.

Вероятно, если бы Здарг мог выбирать год рождения, он предпочел бы другую дату. Дело в том, что Вдаг переживал трудный период своей истории, нашу Землю он миновал, к счастью. Хотя возможность такая виделась самым прозорливым.

Но на Вдаге история сложилась иначе. Ресурсы его истощились. Почему так случилось? Может быть, потому, что суша там была невелика, горное дело оказалось не в чести, металл добывали из водорослей, как У нас йод. Наука не справлялась с проблемой добычи сырья, и распространилась тенденция ограничительства, теория невозможности новых открытий. Специалисты упорно твердили, что основное в науке уже найдено, остались детали. Считалось, что только ученый очень большого ранга — талант первой или второй категории может предложить существенное, сделать новое открытие. Сложилась иерархия: таланты пишут учебники, знатоки I, II и III ранга учат подающих надежды, те объясняют студентам бесспорные истины, проверенные временем.

Пишут, учат, объясняют! А что делать такому, как Здарг?

Но продолжим выдержки из его юбилейной статьи:

“Ученые феодалы были компетентны, даже полезны, в узких рамках своего феода, но оказывались совершенно беспомощными перед широченными проблемами всей природы, всего организма, всего мозга, всего космоса. Они терялись, выходя на просторы мироздания, рассматривали вселенную с высоты деревенской колоколенки, объясняли законы природы обычаями своего провинциального закутка… Остеологи писали, что человек стареет из-за отложения солей в суставах, гелиологи объясняли войны солнечными пятнами. А гравитологи… в их графство я и попал… И попал в разгар сражения.

Битва шла за ничье поле — бесхозное гравитационное поле. Всемирное, издревле известное, снабженное формулами тяготение еще не получило объяснения. В результате надел оказался спорным. Не было ясности, какая наука имеет право собирать с него дань. Претензии на безраздельное владение предъявляли две школы- оптическая и геометрическая.

В свое время оптики открыли и доказали, что свет излучается порциями — квантами. Отсюда был сделан вывод, что все виды энергии вообще должны передаваться порциями: электромагнитная — фотонами, звуковая — фононами, тепловая — термонами, что существуют психоны, бионы, химоны, а также пласоны — кванты пространства, темпороны — кванты времени и, само собой разумеется, гравитоны–кванты тяготения.

Правда, их никто не обнаружил, но теория вела к тому.

Геометристы привыкли все изображать на графиках, мыслили графиками. Как известно, любой процесс, где принимают участие две величины (температура и объем, состав сплава и твердость), можно изобразить на листе бумаги графически. Если величин три, график требуется объемный, пространственный. Движение тела в пространстве определяется четырьмя величинами, четвертая — время. Движение надо бы изображать на четырехмерном графике. Геометристы и сделали вывод, что наш мир четырехмерен. Почему же небесные тела движутся в нем по кривым линиям: параболе, гиперболе, эллипсам? “Видимо, мир искривлен”, — решили геометристы. Искривлен, и баста. Геометрия такая.

Идя в науку, я наивно полагал, что вступаю в армию искателей истины, — писал Здарг далее. — На самом деле я был зачислен не в армию вообще, а в полк геометристов, в батальон Льерля, таланта III категории, и получил конкретное боевое задание: добыть один–два факта для подкрепления геометристов и посрамления оптистов. В этом и был смысл моей темы”.

Так описывал, так оценивал Здарг свою диссертацию четверть века спустя. Но тогда, в молодости, он был преисполнен старания, даже благоговения. Он работал ревностно, сдал экзамены, прочел и пересказал все причитающиеся “использованные труды” (комплименты по адресу Льерля Ридда вписала сама), вычертил графики на миллиметровке, исправил описки машинисток в четырех экземплярах… и все это сделал на полгода раньше, чем полагалось. Он даже рвался защищать досрочно, как в студенческие времена, но Ридда удержала его. Как правило, подающие надежды не укладывались, просили отсрочку, ссылаясь на необходимость углубленного изучения новых материалов. Торопиться было бы недипломатично. Тут любая описка колола бы глаза: вот, мол, время было, поленился, пренебрег…

Но Здарг не любил сидеть сложа руки. И, выйдя за пределы своей темы, поставил вопрос: откуда берется энергия притяжения? Кривое пространство? Какие силы его кривят? Гравитоны летят? Откуда берутся, откуда у них энергия, чтобы звезды сближать? Появились выводы. Здарг даже сумел съездить на Их–Луну для проверки. С Луны прислал радиограмму Ридде: “Везу сюрприз”. Но Ридду с ее обыденным мышлением не насторожило слово “сюрприз”. Она поняла по–своему: “Вероятно, умница Здарг нашел убедительное доказательство против гравитонов. Льерлю подготовлена приятная неожиданность”.

И вот защита. На сцене с колокольчиком в руках благообразный председатель. Рядом Льерль — сухой, высокомерный, застегнутый на все пуговицы, чопорный. Тут же оппонент, толстый, с жирными губами, причмокивающими в ожидании банкета. Свою обязанность он выполнил добросовестно, приготовил два микроскопических замечань–ица о применении букв в формулах, теперь ждет награду за усилия. Члены жюри пьют чай в буфете, чтобы дружно проголосовать “за”, когда кончится церемония.

Главное достоинство церемоний — краткость. Председатель скороговоркой произносит вступительное слово и не забывает напомнить Здаргу, чтобы он уложился в пятнадцать минут. Затем абитуриент, взгромоздившись на кафедру, ерошит густые волосы, дергает себя за галстук, чтобы он съехал в сторону, и объявляет громогласно:

— Я повторять не буду, что написано в автореферате. Предполагается, что вы и сами прочли. Нормальная ученическая работа. Там все правильно и ничего ценного для науки.

Председатель вопросительно смотрит на Льерля. Тот улыбается снисходительно, шепчет “молодо — зелено” и ногтем стучит по стеклу часов, дескать, пусть отговорит свое, сколько положено, а что скажет, не имеет значения.

Здарг между тем трубным своим голосом излагал вновь добытые мысли. Сначала в пух и прах разгромил теорию оптистов (Льерль удовлетворенно улыбался), затем в том же тоне изничтожил и геометристов (Льерль смолчал, но лицо его покрылось красными пятнами) и в заключение предложил свою собственную точку зрения — энергетической ее можно назвать. Здарг считал, что источник всемирного тяготения — и у них в Звездном Шаре, и у нас на Земле — в самом веществе. Вещество теряет часть массы, энергия ее переходит в поле притяжения. Для земного притяжения тратится миллиардная доля массы, для звездного — миллионные доли. Это привлекательно и даже выгодно. Теоретически можно создавать искусственное поле тяготения, не тратя энергии, только высвобождая ее и даже используя.

Впоследствии, вернувшись на Землю, я излагал идею Здарга нашим специалистам. Но мне сказали, что, видимо, я не понял что-то, гравитация за счет массы — это ерунда. К сожалению, я не могу сослаться на матрицы Здарга, лестницу Здарга, зигзаг Здарга, преобразования Здарга и опыты на полигоне имени Здарга. Я так и не разобрался в этих матрицах и преобразованиях. Но на защите Здарг упоминал свои матрицы и преобразования, все равно это не произвело впечатления на геометристов, все они сидели с поджатыми губами.

Однако у Здарга был еще и опыт.

Был прибор, он называл его “Грави–Вдаг — 1 мм”.

Имелось в виду, что в центре, в кружочке диаметром в один миллиметр, создается искусственное тяготение. И можно было видеть, как пылинки, пляшущие в солнечном луче, заворачивают к этому кружочку, оседают на него. Можно было приложить палец сбоку или снизу и явственно ощутить притяжение… Чувство было такое, как будто палец кладешь на гвоздь.

Льерль, конечно, не приложил, отказался. Другие прикладывали, убедились, но не поверили. Говорили, что тяготение тут ни при чем, действует магнетизм… или даже психомагнетизм.

Степени Здаргу не присудили, но работу начать удалось.

Следующую четверть века жизни Здарга можно свести к таблице:

Грави–Вдаг — 1 см

Грави–Вдаг — 1 дм

Грави–Вдаг — 1м

Грави–Вдаг — 10 м

Грави–Вдаг — 100 м

Грави–Вдаг — 1 км

Грави–Вдаг — 10 км.

Примерно три года уходило на удесятерение.

На первых этапах получались только показательные опыты: палец кладешь на гвоздь, палец кладешь на орех, руку кладешь на мяч, садишься на шар вниз головой. Десятиметровый Вдаг уже приносил практическую пользу, он работал как насос, воду поднимал на поля; для земноводных жителей Вдага не было изобретения полезнее.

И грузы поднимал на стройках.

И цветы растил на потолке.

Грави–Вдаг стометровый создавал великолепные трехслойные парки: деревья, растущие вверх с суши, деревья, растущие вниз с крыши, а между ними — сплетенные джунгли невесомости. Рекордным же достижением Здарга стал 30–километровый Грави–Вдаг. Целый астероид был преобразован, на нем установили нормальную силу тяжести, приспособили для сапиенсов новое небесное тело.

Позже Здарг назвал этот астероид “Фтях”, что означает “маленький Вдаг”, “вдажек”. Превращение звонких согласных в глухие в его родном языке имеет смысл уменьшительный. Но “Фтях” для нашего уха звучит как-то неизящно, немузыкально. Поэтому я предлагаю условное название Астрелла — звездочка.

Итак, астероид с нормальной тяжестью. Но притяжение не все. Для уроженцев Вдага особенно важна была вода. Воду и кислород добыли из минералов, выжигая их. Правда, удержать воздух Астрелла не могла все равно. К сожалению, малому телу труднее удерживать газы, тут короче путь для ускользающих молекул. Пришлось монтировать еще и небо из самозарастающей пленки, не Здаргом изобретенной. Такие пленки изготовлялись и ранее для лунных и космических станций. Когда же небо было натянуто, когда наполнилось кислородом и паром, тут же появилась и плесень. Не привозили спор, не высевали, сами прибыли на одежде космонавтов. И стала Астрелла небесным раем для сапиенсов Вдага, ибо рай в их понимании — это не тенистые сады, а тенистые пруды.

По мысли Здарга, оживший астероид должен был стать небесным странником, скитальцем межпланетных морей, временным спутником всех планет по очереди. И таскать его от планеты к планете должно было опять-таки искусственное тяготение. У Астреллы был свой собственный маленький спутничек. Установив на нем Грави–Вдаг — 1 км, включая и выключая его по желанию, можно было подтягивать Астреллу. То сходясь, то расходясь, эта небесная пара могла путешествовать по космическим морям в любом направлении.

Одновременно с Грави–Вдагами параллельно шла и другая работа. Здарг зажигал Грави–Солнца. По его теории, выше говорилось, отнимая у вещества миллиардную долю, можно было создавать земное тяготение, а отнимая миллионные доли — солнечное. Под его влиянием (так считал Здарг, но земные специалисты полагают, что я и тут напутал) загоралось маленькое Грави–солнышко.

Грави–Солнце — 1 мм — лампочка

Грави–Солнце — 1 см — подобие вольтовой дуги

Грави–Солнце — 1 дм — сварка, резка, плавка…

Грави–Солнце — 1 м — плавильная печь

Грави–Солнце — 10 м — домна, мартен, а также и… термическая бомба.

Ради этих бомб, из песни слова не выкинешь, и давались Здаргу деньги на опыты. Военные нужды на Вдаге были первоочередными.

Впрочем, и в природе получается подобное: яростные солнца питают мирные планеты.

И увы, не улежали эти бомбы на складах. Милитаристы не смирились, чтобы они пылились в арсеналах. Кто платит, тот и заказывает музыку. Военные марши были заказаны.

Война была короткой и разорительной. Конечно, термические бомбы имелись и у соплеменников Здарга, и у их противников. Идеи не удерживаются в секрете. Первый же удачный опыт, принцип подтвержден, известно, что искусственную гравитацию можно создать, можно создать искусственное солнышко, все прочее зависит от ассигнований. Обе стороны щедро кидали термические бомбы, и кидали их на самое уязвимое место — на плотины и шлюзы. В итоге половину воды спустили в океан, половину полей оставили без орошения, половину жителей — без хлеба. Мир был вскоре заключен под угрозой всеобщего голода, справиться с голодом так быстро не удалось бы.

И вот тогда среди прочих призвали и Здарга, предложили ему срочно наладить массовое производство гравинасосов.

Здарг же предложил иное решение: глобальное, космическое, радикальное и щедрое.

У Вдага была своя луна, приблизительно такая же, как наша, и от той луны, как и у нас, зависели приливы. В зоне приливов, собственно, и жили и кормились все жители той планеты. Так вот Здарг предложил передвинуть Их–Луну, приблизить к главной планете, так чтобы увеличить приливную волну вдвое, а это означало, грубо говоря, вдвое увеличить посевную площадь и без всяких насосов. Как приблизить? Но в распоряжении Здарга имелось же небесное тело с управляемой гравитацией, небесный буксир, который можно было включать и выключать.

И это удалось.

Скороговоркой вынужден я говорить о важнейших планетарных событиях в истории Вдага. В биографии Здарга это целые разделы: 25–летние опыты, оживление Астреллы, термоплавильная война, передвижка Их–Луны (это подумать только: Луну перетаскивали!), а потом еще удвоение плодородных площадей, ликвидация голода. Когда-нибудь я еще напишу обо всем этом подробно, материалы в памяти. Помню и приключения, не все гладко было, Здарг чуть не погиб, чуть не был раздавлен искусственной тяжестью, в больнице отлеживался добрых месяца три. Но сейчас не могу я отклоняться в сторону. О яхте Здарга шла речь на вселенском диспуте, я к яхте тороплюсь, а она была уже на склоне жизни Здарга.

Вершиной же было перемещение Луны, и оживление полей, и осмотр новых мест: праздник освоения.

— Здарг приехал! Сам Здарг!

— Эй, народ, сапиенсы, Здарг у нас в гостях!

— Спасибо, Здарг, большущее спасибо!

— И от меня спасибо!

— И от меня! Можно, я поцелую вас, Здарг?

И это кульминация, венец жизни Здарга, вершина достижений.

Очень хотелось бы мне тут и закончить жизнеописание этого замечательного нечеловека, завершить повесть торжественным аккордом.

Но у нас, биографов, неприятная обязанность. Мы вынуждены писать книги с грустным концом, после кульминации рассказывать о спаде, после высших успехов — о полууспехах, ошибках, неудачах, после взлета и расцвета — о заурядной хилости, вплоть до того неизлечимого недуга, когда врачи признаются, что медицина бессильна. Сколько бы ни было побед в жизни, в конце — неизбежное поражение. Вначале надежды, в середине — букеты, а в конце обязательно слезы. Что-то пессимистическое в самом жанре биографии. Хотя жизнь-то продолжается, личность сходит со сцены.

Но пока что Здарг победил (Луну!), был прославлен, одарен, награжден. Его самого спросили, какую он хочет награду, и Здарг попросил Астреллу — астероид 4432 в свое личное распоряжение. Набрал ученую команду — несколько сот молодых и немолодых потрясателей науки — и решил с этой командой отправиться в многолетний круиз по планетам. Он не забыл своей собственной трудной научной молодости, хотел облегчить путь к открытиям талантливым согражданам.

Яхта Здарга — это и есть Астрелла.

Ниже ее хроника.