Книга: Охотники за динозаврами
Назад: Часть вторая ПРОЕКТ “ШИВА”
Дальше: Вместо эпилога ЭТО НЕ КОНЕЦ…

Часть третья
ОПЕРАЦИЯ “ШАНС”

После заседания совета директоров, на котором утверждался проект Шарка, Алоиз Пэнки попросил Феликса Крукса задержаться. Толстяк адвокат скорчил страдальческую гримасу:
— Меня ждут. Важная встреча… Клиент прибыл издалека.
— Подождет. У меня серьезный разговор. Пойдемте ко мне в кабинет.
Крукс недовольно засопел, но промолчал.
Из конференц–зала они выходили последними. Окинув внимательным взглядом опустевшее помещение, Пэнки сам погасил свет и запер дверь собственным ключом. Потом они прошли по длинному коридору, застланному мягким пушистым ковром, к специальному лифту, которым пользовались только доверенные сотрудники банка CFS. Лифт стремительно и бесшумно поднял их на двадцать седьмой этаж, где находился кабинет президента–исполнителя главного банка “империи”.
— Никого не принимаю. Буду занят, — бросил Пэнки секретарю, проходя через приемную.
Секретарь — крупный мужчина средних лет, с массивным подбородком и удлиненным, яйцевидным черепом, чуть прикрытым гладко прилизанными светлыми волосами, — почтительно склонил голову.
Пропустив Крукса вперед, Пэнки вошел следом и плотно закрыл обитую коричневой кожей дверь.
Крукс с любопытством огляделся.
— Обновили кабинетик, — заметил он, устраиваясь в глубоком кожаном кресле, на которое указал Пэнки.
— Пришлось, — коротко ответил тот, садясь за свой огромный стол, заставленный телефонными аппаратами и дисплеями.
Просторный кабинет был отделан в коричневых тонах. Коричневые деревянные панели вдоль стен, коричневая полированная мебель, коричневатые занавеси на окнах, оранжево–коричневые тона росписи потолка — там была изображена батальная сцена из германской мифологии. Пол покрывал большой персидский ковер сизовато–коричневой расцветки.
“Однако раскошелился старик, — не без зависти подумал Крукс, — один такой ковер стоит уйму денег. Крутит Цезарем как хочет”.
— Я хотел поговорить с вами о Цезаре, — начал Пэнки, не глядя на Крукса. — Как вы нашли его сегодня?
Адвокат пожал плечами и вздохнул:
— Конечно, он подавлен случившимся, но, по–моему, держался… достойно, как подобает главе такой фирмы.
— Он рассказывал какие-нибудь подробности?
— Никаких… Сказал только, что… этого типа… похоронили на Цейлоне, в парке “Парадиз”.
— Вам известно точно, что произошло?
Крукс взглянул на собеседника с удивлением:
— Нет, конечно… Только газеты… Но… полагаю, вам-то известно?
— Оставьте! В Касабланке были ваши люди.
— Э–э, вот вы куда гнете, Пэнки, — медленно произнес Крукс, и его круглые, навыкате глаза сердито засверкали, — вот чего вам захотелось… Не выйдет… Мои люди действительно там были, но… Вам хорошо известно, что я противник крайних мер. Только бог вправе распоряжаться судьбами людей… Да–да, это мое святое убеждение, сэр. Я только добиваюсь правды во всем и справедливости.
— Прекратите, — поморщился Пэнки. — Не терплю кликушеств. Знаю, ваши люди неотрывно следовали за… вашим бывшим другом…
— Я сам говорил вам об этом. Но моей единственной целью было установить правду.
— Установили?
Крукс тяжело вздохнул:
— Сейчас, когда его уже нет, я не хотел бы ничего утверждать. Кое–какие подозрения остались, но…
— А в Касабланке?
— Цезарь всегда летал через Дакар. В Касабланку мои люди опоздали. Прибыли, когда самолет Цезаря уже улетел. И вы это знаете…
— Нет, не знаю. Мой человек прибыл в Касабланку… еще позже.
По розовому лицу адвоката скользнула чуть заметная усмешка.
— Значит, нам нечего сказать друг другу…
— Нет, есть, — повысил голос Пэнки, в первый раз подняв на Крукса бесцветные немигающие глаза. — Если это действительно не ваших рук дело, тогда кто?..
Адвокат завозился в кресле, извлек из кармана батистовый носовой платок и принялся вытирать лысину.
— Ну, что вы молчите?
— А о чем говорить? — сердито пробормотал Крукс. — Не понимаю, зачем вы разыгрываете передо мной эту комедию.
— Послушайте, Крукс… — Пэнки ударил высохшей старческой ладонью по столу.
— И не кричите на меня, — взвизгнул адвокат. — Не имею чести быть вашим служащим. Возмутительно!
— Ну хорошо, — сказал, помолчав, Пэнки, видимо стараясь успокоиться. — Хорошо… — Он достал из ящика письменного стола коричневый пузырек с таблетками, вытряхнул одну на ладонь и осторожно положил в рот. — Хорошо, — в третий раз повторил он, прижав ладонь к впалой груди, — Порассуждаем спокойно: если не вы и не я, — а я действительно не имею к этой темной истории никакого отношения, — тогда кто, почему?
— Я готов поклясться на Библии, Пэнки, мои люди не причастны к устранению этого человека.
— Плохо, Крукс. Признаться, надеялся, что это вы…
Адвокат подскочил в кресле.
— Успокойтесь, — махнул рукой Пэнки. — Но история сильно запутывается. Это плохо…
— Не понимаю, о чем вы. — Крукс снова принялся вытирать лысину. — Главное случилось. Человека, который казался опасным, больше нет.
Пэнки снова устремил на Крукса холодный взгляд неподвижных бесцветных глаз:
— Вы можете поручиться? Я — нет… Ваш бывший друг и клиент Эспиноза–Роулинг доставил нам массу хлопот. Уже не говорю, что он оказывал самое отрицательное влияние на Цезаря. Утечки информации — его работа… А вероятные связи с Москвой…
— Но теперь… — попытался возразить адвокат.
— Не будьте наивным, Крукс. Ваша доверчивость уже обошлась всем нам достаточно дорого… Что, если опять мистификация?
— С его смертью? Э–э, куда хватили, — с видимым облегчением вздохнул Крукс, откидываясь в кресле. — Если дело только в этом, могу вас успокоить. Цезарь увез из Касабланки труп. Это подтвердили десятки очевидцев.
— Врача в отель не вызывали. Местной полиции ничего точно не известно.
Крукс усмехнулся:
— Что вы хотите от марокканской полиции? А врач был: Суонг — одно из самых доверенных лиц Цезаря.
— Он подписал свидетельство о смерти?
— Конечно. Оно у меня. Цезарь отдал его мне.
— Зачем? У этого проходимца есть родственники?
Крукс беспокойно заерзал в кресле:
— Не люблю, когда меня начинают допрашивать…
— Я не допрашиваю, Крукс. Но необходимо уточнить детали… Не разделяю вашей безмятежной убежденности. Роулинг, или Эспиноза, или кто он там в действительности, был очень опасным типом.
— Был, но…
— Нужна стопроцентная уверенность. Так что известно о родственниках?
— Практически ничего… Я не знаю, кто вел его дела. Цезарь поручил мне разыскать его адвоката… А что касается родственников… Фамилия Роулинг достаточно распространена в Штатах… Журналист Стив Роулинг, который работал в “Калифорния таймс”, родился на северо–западе, в Спокане. Его родственников там не осталось, никто его не помнит. Кое-что удалось узнать в “Калифорния таймс”, но и там сейчас мало людей, которые знали Стива Роулинга. Кроме того, журналисты “неразговорчивы”, если речь заходит о ком-то из их бывших коллег… Главный редактор, который хорошо знал Роулинга, умер… В Лос–Анджелесе живет некая Перш, она работала секретарем в “Калифорния таймс”. Кое-что удалось выудить у нее, у соседей — в доме, где жил Роулинг. Он действительно был очень похож на Эспинозу. Но Роулинг, работавший в Лос–Анджелесе, исчез с горизонта давно. Лет десять назад… Тут все совпадает — все, как мы считали…
— Вы считали, Крукс.
— Вы — тоже… Могу напомнить: первым усомнился я…
— Поздно усомнились. Могли пораньше… Вы ведь его выручали, когда его чуть не засадили за убийство.
— По подозрению в убийстве. Я занялся этим по просьбе Цезаря. Кроме того, я был кое в чем обязан ему самому…
— Кому, Крукс? Эспинозе или Роулингу?
— Эспинозе, конечно… Хотя теперь — не знаю. Нет, не знаю… А тогда моя задача заключалась лишь в том, чтобы доказать его непричастность к убийству. Это я сумел сделать.
— Напрасно. Еще одна ваша ошибка. Вы опытный адвокат, но слишком часто ошибались…
Крукс молча пожал плечами.
— А можно узнать, — снова начал Пэнки после непродолжительного молчания, — чем это вы лично были обязаны… ну, скажем, господину де Эспинозе?
— Нет, — резко возразил Крукс. — Это касалось исключительно нас с ним. Это глубоко личное дело. Только мое теперь…
— Жаль, что не хотите поделиться. — По лицу Пэнки пробежала судорога, и он снова прижал ладонь к груди.
— Вам нехорошо? — встрепенулся Крукс.
— Сейчас пройдет… Так вот, Феликс, ваши заверения не рассеяли моих сомнений. Но это тоже мое личное дело… Жаль, что так мало знаете или хотите сказать. Осталась единственная нить, за которую можно ухватиться…
— Надо ли, Пэнки?.. Насколько мне известно, вы не стали прослеживать всех нитей, которые потянулись от авиакатастрофы под Мехико…
Пэнки снова устремил холодный, немигающий взгляд на адвоката:
— Не стоит касаться той темы, Феликс. Она давно похоронена и… за пределами… ваших интересов.
— Ну почему же? Старик Цезарь был моим клиентом и другом.
— Был… И копание “в деталях” его не воскресило бы… Вашими молитвами и не без помощи вашего бывшего друга Роулинга–Эспинозы фирма приобрела молодого, энергичного и пока обещающего наследника…
Крукс насторожился, подозрительно взглянул на Пэнки:
— При чем тут мои молитвы? Они вас не касаются… И оставьте, в конце концов, в покое того человека. Кем бы он ни был в действительности, он мертв. Мир праху его…
— Допустим… Извините… Я уважаю ваши религиозные чувства, Крукс, хотя сам и не верю ни во что… Когда мои глаза закроются навсегда, мир перестанет существовать… Для меня, во всяком случае…
— Это ваша беда, Алоиз, — убежденно заявил Крукс — Вера приносит огромное облегчение. И никогда не поздно…
Пэнки раздраженно дернулся:
— Не нужно душеспасительных разговоров… Я хочу спросить вас еще об одном: вы утверждаете, что в свое время доказали непричастность Роулинга–Эспинозы к… тому, что произошло с кардиналом Карлосом де Эспинозой. Что с ним в действительности произошло? Или вам удалось тогда доказать только алиби вашего подопечного?
— Только алиби. Ничего больше. Да ничего больше тогда и не требовалось… А по поводу самого преступления — насколько мне известно, оно осталось нераскрытым. Ватикан, как всегда в подобных случаях, предпочитает хранить молчание.
— Разумеется. Но полиция подозревала вашего подопечного не без оснований? Не так ли?
— Во–первых, крайне неблагоприятное стечение обстоятельств. Он был в числе… очень немногих, кто встречался с кардиналом незадолго до… его исчезновения. Во–вторых, кто-то, чтобы запутать полицию, отправил из Акапулько кардинальское облачение, запятнанное кровью. Впоследствии, правда, установили, что пятна на облачении совсем не кровь. Главное заключалось в другом… Мне удалось доказать, причем совершенно неопровержимо, что латиноамериканская поездка кардинала оборвалась не в Акапулько, куда он прилетел… — Крукс прищурился, вспоминая, — двадцать второго ноября тысяча девятьсот шестьдесят третьего года, а почти месяц спустя в Колумбии. Последнее и явилось алиби для моего подопечного, который находился тогда в Малайзии.
— Так–так, — заметил Пэнки, постукивая костяшками пальцев по краю стола. — Я от кого-то слышал, что юрист при желании может доказать, будто слон, поскользнувшийся у обрыва, удержался потому, что зацепился хвостом за незабудку. Я, пожалуй, мог бы сообщить вам, Феликс, и еще кое-что интересное… Так вот: первое — кардинала Карлоса де Эспинозу не убивали и не похищали. Девять лет назад он сложил с себя сан и спокойно живет в Перу, где занимается какими-то исследованиями и читает лекции в университете. Второе — экс–кардинал Карлос де Эспиноза никогда не бывал в Акапулько.
Сообщение Пэнки Крукс выслушал с вытаращенными глазами и открытым ртом, но последние слова заставили его усмехнуться.
— Действительно, интересно, — согласился он, иронически поглядывая на Пэнки, — но и ваши сведения не слишком точны.
— Почему?
— Да потому, что я лично видел кардинала в Акапулько, даже разговаривал с ним. Это случилось вечером того дня, когда погиб старик Цезарь и в Далласе застрелили Кеннеди.
— Вздор.
— А вот и не вздор. Кстати, это тоже одна из причин, которые заставили меня согласиться на просьбу Цезаря и заняться делом… — Крукс замялся, — ну, этим делом второго Эспинозы.
Пэнки покачал головой:
— У меня нет оснований не верить вам, Феликс, но… мои сведения достаточно надежны. Может быть, вам следовало бы возобновить знакомство с экс–кардиналом.
— Был бы рад.
— Не исключено, что когда-нибудь доставлю вам это удовольствие. И теперь последнее, Феликс: думаю, что спустя некоторое время вам следует нанести визит Цезарю в его резиденции. Вы бывали там?
— Нет, никогда.
— Ну вот, найдите хороший предлог и поезжайте. Посмотрите, как там и что… Вы его поверенный в делах. Кстати, сможете помолиться на могиле вашего бывшего друга.
Лицо Крукса побагровело.
— Знаете, Алоиз… — начал он, поднимаясь с кресла.
— Знаю, знаю, — торопливо прервал Пэнки. — Расходы, связанные с поездкой, наш банк оплатит… Вы неплохо отдохнете на Цейлоне… И сможете кое-что уточнить…
Фридрих Вайст ожидал вызова к боссу. Тем не менее, телеграмма из Нью–Йорка застала его врасплох. Трудно было выбрать момент, более не подходящий для поездки с докладом… Дела на полигоне шли день ото дня хуже… Договор, закрепляющий правовое положение ОТРАГа, еще не был подписан, хотя в стране, которая теперь именовалась Республикой Заир, политическое положение несколько стабилизировалось: после смены десятка правительств к власти пришли люди, ориентирующиеся на Америку. Однако и они не торопились подписывать договор, после того как в газеты разных стран снова просочились сведения об ОТРАГе, о производстве на полигоне оружия, об испытаниях ракет… Перевороты и революционное брожение в соседних государствах Экваториальной и Южной Африки несколько отвлекали мировое общественное мнение от разоблачений ОТРАГа; все же в ООН представители африканских стран потребовали создания специальной комиссии и проведения международного расследования. Правда, власти Заира официально опровергли появившиеся в печати сообщения и до создания комиссии дело не дошло, тем более, что внимание мировой прессы переключилось на события в Гвинее–Бисау, а затем — в Анголе и Мозамбике, где все яростнее разгоралась борьба за освобождение.
Вайст прекрасно понимал, что обстановка накаляется, что сохранять в тайне деятельность такой организации, как ОТРАГ, становится все труднее, что у противников собрано немало компрометирующей информации, включая и космические фотоснимки. Разоблачений, способных потрясти мировое общественное мнение, можно было ждать со дня на день.
Контроль на границах владений ОТРАГа предельно усилили. Погранзона круглосуточно охранялась специальными отрядами, просматривалась и прослушивалась с помощью электронной аппаратуры. Были, однако, случаи исчезновения местных рабочих; Вайст допускал, что части беглецов удалось обмануть бдительность охраны и контрольной аппаратуры.
Кроме того, недавно произошла история, крайне неприятная и трагическая. В центре “Б” — биологических исследований, где завершались многолетние опыты выращивания устойчивой культуры чумных бактерий, произошла утечка очень опасного штамма. Жертвами почти мгновенно стали несколько сотрудников центра. Руководитель работ — известный ученый–биолог профессор Хорнфункель, — по–видимому, растерялся. Опасаясь стремительной вспышки страшной эпидемии, он привел в действие секретную аварийную аппаратуру. Центр биологических исследований вместе со всем оборудованием, холодильными камерами, где хранились выращенные штаммы, и большинством персонала был уничтожен взрывом. Здание, где помещался кабинет Хорнфункеля, уцелело, но сам профессор сошел с ума и теперь находился в изоляторе медицинской секции полигона. К счастью, эпидемия не успела распространиться — это было единственным утешением. Пришлось объявить запретной зоной обширную территорию вокруг бывшего биологического центра, а немногих уцелевших сотрудников изолировать в длительном карантине. Босс, по–видимому, еще не знал о катастрофе, и теперь предстояло докладывать о ней лично.
Вайст полетел в Нью–Йорк, взяв с собой главного специалиста по ракетам профессора Рицке и Шварца. Этого последнего Вайст спустя некоторое время после скандальной истории на банкете приблизил к себе в качестве личного секретаря и адъютанта. Все трое прилетели на небольшом самолете в Киншасу и оттуда — рейсом американской авиакомпании TWA — в Нью–Йорк.
Вайст ожидал, что его ждет встреча с главой “империи”, но в Нью–Йорке, на двадцать седьмом этаже старинного небоскреба, расположенного вблизи Центрального парка, его принял президент–исполнитель банка СРЗ мистер Алоиз Пэнки. Принял одного, объявив через секретаря, что с профессором Рицке будет говорить позже.
Вайст до этого не встречался с Пэнки, хотя слышал о нем немало. Не без внутреннего трепета входил он в просторный, роскошно отделанный кабинет второго (а поговаривали, что и первого!) вершителя судеб в могущественной транснациональной “империи”, детищем которой считался ОТРАГ.
Деловой, лаконичный, подкрепленный цифрами доклад Пэнки выслушал бесстрастно, ни разу не взглянув на говорившего, но, когда Вайст перешел к событиям в Центре “Б”, Пэнки отрицающе шевельнул бледной, высохшей рукой.
— Я в курсе этого прискорбного случая, — заметил он совсем тихо. — “Проверку” нового штамма надо было осуществить в ином месте и более рационально…
Пэнки сделал долгую паузу.
— Не могло быть и речи о проверке… — начал Вайст.
— Почему же, — холодно возразил Пэнки, — могло… Если не пришло в голову Хорнфункеля, мог додуматься кто-нибудь еще…
— Профессор Хорнфункель не считал эксперименты законченными. Полученный штамм…
— Подобные эксперименты не имеют конца, — бесстрастно продолжал Пэнки. — Лучшее всегда враг хорошего, не так ли? Хорнфункель дурак. Вы не разглядели этого, господин генеральный директор. Я, впрочем, тоже… Но глупел он на ваших глазах?
На бледном лице Вайста выступили пунцовые пятна.
— Готов… — начал он.
— Помолчите! Первое, что надлежит вам сделать, когда вернетесь, — восстановить центр “Б”. Временным руководителем назначьте кого-нибудь из уцелевших по своему усмотрению. О Хорнфункеле и остальных никогда больше ни слова. Их просто не было у вас…
— Но профессор Хорнфункель… — снова попытался начать Вайст.
— Вы никогда не слышали о нем, — монотонно продолжал Пэнки, чуть шевельнув худыми плечами. — Никогда… Ни о нем, ни о других… Вы все начинаете сначала. Только гораздо быстрее. Поняли?
— Да…
Испытания штаммов — дело руководителя центра и ваше. — Пэнки подчеркнул последнее слово. — Где и на ком — обстоятельства подскажут. На Земле места много. Не так ли?
— Да.
— Рад, что вы согласны со мной, господин генеральный директор. Но имейте в виду — ошибиться можно лишь раз…
— Я готов… — начал снова Вайст и умолк, остановленный немигающим взглядом Пэнки.
— У вас превосходная анкета, — продолжал после короткого молчания Пэнки, не отрывая взгляда от лица Вайста. — До сих пор, за очень малыми исключениями, вы неплохо справлялись с вашими обязанностями. Они не принадлежат к числу легких. Но именно такие обязанности возложила на нас… сама история. Вас ценят и тут, и… — Пэнки пожевал тонкими губами, — в “Валгалле”. Вам понятно?
— Да. Благодарю.
— Прекрасно… А теперь главное, ради чего вас вызвали. Насколько я понял, уран вы получаете исправно?
— Да…
— В ближайшие пять лет вам надлежит наладить производство обогащенного урана. С профессором Рицке отправится наш доверенный человек — специалист–атомщик. Он возглавит эти работы. Понятно?
— Нет. Оборудование для обогащения…
— Вскоре получите через… одно западноевропейское государство. И первые партии обогащенного урана тоже. Но дальше будете производить его сами. К концу десятилетия у вас должна быть построена атомная электростанция… для нужд полигона. Вы поняли?
— Да…
— И восемь шахт для межконтинентальных ракет. — Да.
— Они именно то, для чего создавался полигон. — Да.
— Все должно быть готово для нанесения удара к середине следующего десятилетия. Понятно?
— Но…
— Теперь уже не может быть никаких “но”, господин генеральный директор. Это историческая миссия. Она доверена… нам с вами. — Пэнки вздохнул. — Я могу не дожить до дня “X”, но вы… “Валгалла” выбрала именно вас. Вы поняли?
Вайст молча поклонился.
— Это величайшее доверие, которое накладывает на вас и величайшую ответственность, Фридрих. Вам суждено стать… апостолом очищения. Новым Парсифалем. Отныне полигон — новый Монсальват; вам доверена новая чаша Грааля. Чаша возмездия и очищения. Вы все поняли?
Вайст резко тряхнул головой:
— Нет, не все…
— Остальное поймете позже.
Пэнки снова вздохнул, взял из полуоткрытого ящика стола коричневую баночку, осторожно вытряхнул на ладонь таблетку.
— Подготовительный период кончился, Фридрих, — продолжал он, отправив таблетку в рот. — Сделано немало, но главное впереди. Операция, к которой приступаем, получила название “Шанс”. Это криптоним, смысл которого вам станет ясным позднее. Считайте, что речь идет о “шансе” реванша. Криптоним и смысл операции известны лишь немногим из тех, кто входит в “Валгаллу”. Отныне вы один из избранных. Мне поручено вручить вам знак избрания. Вот он…
Пэнки нагнулся, звякнул ключами, открывая дверцу сейфа в правой колонке своего стола. Из глубины сейфа извлек маленькую коробочку–кубик, а из нее перстень с большим черным камнем.
— Это алмаз, — продолжал он, — особый черный алмаз. Камень большой редкости. И особая огранка. Смотрите, вот такой же перстень у меня.
Пэнки протянул левую руку. Вайст увидел на его высохшем безымянном пальце перстень с черным алмазом.
— Они неотличимы, — продолжал Пэнки, сблизив оба перстня. — Это опознавательный знак. Об операции “Шанс” вы имеете право говорить лишь с тем, кто носит такой перстень. Все остальные, включая ваших ближайших помощников, не должны знать ничего, кроме деталей, относящихся непосредственно к выполняемым обязанностям. Полная тайна для всех и полная откровенность с теми, кто носит подобный перстень. Вам понятно?
— Да, конечно. Но могут быть похожие. — Вайст указал на перстень.
— Разумеется. Внешнее сходство лишь первый признак. Второй — вот. — Пэнки повернул камень на своем перстне и, приподняв на тонких стержнях, показал Вайсту обратную сторону камня. Она оказалась плоской, на ней была выгравирована шестиугольная звезда.
— Масонский знак? — произнес Вайст с оттенком легкого разочарования.
— Вторая ступень, — кивнул Пэнки. — А вот третья, и последняя. — Повернув еще раз приподнятый над оправой камень, он раскрыл его, и Вайст увидел в глубине на черном фоне букву V. — Это и есть знак полного распознания. — Пэнки закрыл камень и опустил его в оправу. — Символ рыцарей Валгаллы, или, если угодно, новых богов… немецкого народа. Возьмите и никогда не расставайтесь с ним. — Пэнки протянул перстень Вайсту. — Утрата невосполнима и равнозначна смерти, Фридрих.
Вайст молча взял перстень и, приоткрыв камень, убедился, что внутри есть такой же знак V, как и в перстне Пэнки.
— Я обязан поблагодарить за огромное доверие, — сказал Вайст, надев перстень на безымянный палец левой руки и поднимаясь с кресла. — Как офицер… — Он вытянулся.
— Нет–нет, садитесь, — недовольно прервал Пэнки. — За это не благодарят. Кроме того, если мне не изменяет память, вы ведь не просто офицер, а генерал, Вайст. Кажется, вы были самым молодым генералом рейха.
— Я даже не успел примерить генеральскую форму, — бледно усмехнулся Вайст.
— Не важно, — возразил Пэнки. — Приказ был подписан. Да… — Он замолчал и снова взялся за пузырек с таблетками.
Вайст ждал, не сводя взгляда с пергаментного лица собеседника.
— С главным покончено, — сказал Пэнки, убирая лекарство в ящик стола. — Остаются мелочи… На бразильском полигоне построен наконец летательный аппарат типа “блюдца”. Почти такой же, какой “придумали” газетчики лет тридцать назад. Аппарат занятный, многое может, но у них там заминка с вооружением. Вам придется помочь. Для начала отберите человек десять абсолютно надежных людей — помоложе, инженеров и желательно летчиков — для подготовки пилотов “блюдец”. Вскоре у вас появится Герберт Люц. Его вы, конечно, знаете… — Пэнки бросил на Вайста испытующий взгляд. — Он выберет кандидатов из числа тех, кого вы рекомендуете.
— Не лучше ли один такой аппарат передать нам? — осторожно предложил Вайст. — Мы организовали бы подготовку пилотов на месте.
— Пока нет. У вас другие, более важные задачи. Выделите только надежных людей. И еще… Если вас навестит глава фирмы Цезарь Фигуранкайн… имейте в виду… у него нет такого перстня, как у вас. Пока нет… Он тоже ничего не должен знать о… Вы поняли?
— Он не знает и об экспериментах в центре “Б”, — холодно заметил Вайст.
— Разумеется… Но о самом центре ему известно?
— В общем виде. Он даже собирался поставить центру какие-то задачи.
— Надо быть готовым к соответствующему объяснению.
— Для печати тоже?
— Для печати — только опровержения. И еще, Фридрих, Хорнфункель работал над вирусами, действующими избирательно — только на цветных…
— Ему удалось получить вирус, весьма опасный для африканцев и почти безвредный для белых, но…
— Это тоже продолжать и форсировать. Первая стадия — смертельно для черных и желтых, безвредно для… белых.
— Первая?
— Да, первая… Последующая — избирательное действие, в зависимости от политических убеждений.
Вайст внимательно взглянул на Пэнки. Нет, президент–исполнитель не шутил…
Во время обратного перелета через океан Вайст преимущественно молчал. Возвращались они вдвоем со Шварцем. По распоряжению Пэнки, профессор Рицке остался в Нью–Йорке.
Шварц, как и подобает дисциплинированному адъютанту, ни о чем не расспрашивал, но Вайст отлично понимал, что его снедает любопытство.
Впрочем, один вопрос Шварц все-таки себе позволил.
— Подарок? — спросил он, указывая на перстень Вайста, во время ленча над океаном.
— Купил на Бродвее, — спокойно ответил Вайст, продолжая разрезать бифштекс.
— Кажется, черный бриллиант?
— Надеюсь.
— А цена?
— Баснословная.
— Я бы ни за что не купил. Даже если бы были деньги. Не исключена липа.
— Конечно, — согласился Вайст. — Но я все-таки рискнул…
“Интересно, что ему известно и какие он получил инструкции в Нью–Йорке, — думал Вайст, откинувшись в кресле и поглядывая из-под опущенных век на своего секретаря и адъютанта. — Он был человеком Люца, а теперь… Насколько могу доверять ему?.. Безумная игра… шахты, ракеты, реванш… Ракеты, конечно, против русских… Мир сошел с ума. Все мы — ничтожные пешки в чьих-то руках. В чьих именно?.. Как бы хотелось знать…”
Эпидемия необыкновенно смелых и, как правило, успешных ограблений частных банков началась в Юго–Восточной Азии, но вскоре распространилась на весь Восток, перекинулась в Южную Африку, в Латинскую Америку и достигла берегов Европы.
В расследование включился Интерпол, но и самые опытные из его агентов оказались бессильными перед изобретательностью и ловкостью неведомых грабителей, которые либо вообще не оставляли следов, либо оставляли следы, рассчитанные на то, чтобы ввести в заблуждение преследователей. Приемы ограблений были настолько разнообразны, что каждый раз ошеломляли полицию своей неожиданностью. Банкиры не на шутку всполошились. Не помогали ни патентованные замки, ни бронированные двери, ни круглосуточная охрана, ни совершеннейшая электронная сигнализация, ни специально тренированные псы, ни ловушки, ни даже ядовитые змеи, запускаемые в хранилища.
Характерным было и то, что наряду с ценностями — золотыми слитками, бриллиантами, валютой, ценными бумагами — исчезали документы; чаще — документы, свидетельствовавшие об операциях не совсем законных или совсем незаконных. Некоторые были впоследствии подброшены или переданы в редакции газет. Их опубликование привело к сенсационным уголовным процессам и к не менее сенсационным “самоубийствам” нескольких воротил финансового мира.
Многие газеты выступили с предположением, что эпидемия ограблений и ее последствия — результат организованного наступления крупных семейств международной мафии, которые договорились и действуют совместно. Отдельные журналисты пошли даже так далеко, что прозрачно намекали, какие это “семейства” и кто возглавляет их. Немало появилось и статей, авторы которых выбрали в качестве сатирических мишеней Интерпол, его руководителей и уголовную полицию в целом. Беспомощность полицейских вскоре навлекла подозрения, что сама полиция как-то причастна к расширению “эпидемии”.
Генеральный директор Интерпола запретил сотрудникам давать интервью о ходе расследования, пока не появятся конкретные данные. Именно их-то у Интерпола не было, хотя “эпидемия” ограблений не утихала.
Впрочем, в Интерполе вскоре поняли, что атака на банки не является делом рук одной организации. Помимо “классических” дневных ограблений с участниками в масках, стрельбой и трупами банковских служащих, ограблений, добычей которых, как правило, становились ценности не слишком крупные, имели место ночные операции гораздо большего размаха. Эти ночные тоже были двух типов, с двумя совершенно разными “почерками”. В одних случаях по крайней мере часть замков и сигнализации оказывалась поврежденной, а охрана обезоруженной, связанной или выведенной из строя с помощью химических средств и даже оружия, в других — все запоры и электронные устройства оставались в исправности, охрана — по ее утверждению — бодрствовала и совершала положенные обходы, тем не менее, хранилища и сейфы были опустошены. Не вызывало также сомнений, что значительная часть ночных ограблений совершалась через верхние этажи и через крышу, очевидно, с помощью вертолетов с приглушенными моторами.
Однако никому не довелось видеть эти вертолеты, и, кроме того, главной загадкой оставалось — откуда грабители знали шифры замков, хранилищ и сейфов, откуда у них были ключи или приспособления, позволявшие им без видимых усилий и следов открывать и закрывать все запоры. Было над чем поломать голову сотрудникам Интерпола.
Наконец, удалось ухватить первую нить… При очередном ограблении банка в Гонконге охраной был застрелен один из нападавших. Им оказался молодой японец. Находившиеся в это время в Гонконге агенты Интерпола ввязались в дело раньше, чем местная полиция успела окончательно запутать его. В результате личность убитого удалось установить — им оказался член гангстерского клана Якудза — японского подобия сицилийской мафии, — насчитывающего, по данным Интерпола, не менее ста тысяч человек. Внимание Интерпола сосредоточилось на клане Якудза. Ряд видных деятелей клана был арестован японской полицией. Однако сразу же вслед за этим произошло совершенно сенсационное ночное ограбление одного из крупнейших банков в Осаке. Добычей грабителей, проникших в помещение банка через крышу, стало свыше трех тонн золота в слитках, около сорока миллионов долларов в валюте и ценных бумагах и все документы из личного сейфа президента банка. Сигнализация оказалась в полном порядке, но в момент ограбления не сработала, а вся охрана, включая и трех собак, была обнаружена в одном из подвальных помещений в состоянии глубокого сна. Разбудить людей и животных удалось с большим трудом. Разумеется, никто из охранников ничего не помнил.
Президент банка, узнав об ограблении, совершил харакири, а по стране прокатилась волна банкротств. Сенсация еще не улеглась, как на смену ей пришла вторая… Осака, Нагоя, Гонконг, Тайбей, Сингапур, Манила, Куала–Лумпур стали аренами кровопролитнейших столкновений двух могущественных гангстерских кланов — японского Якудза и китайского Ангбинхоай. Взрывы бомб, погони на мотоциклах и автомашинах, многочасовые перестрелки совершенно нарушили нормальное течение жизни в этих городах и стали причиной значительного числа жертв. Местная полиция выжидала, стараясь, по возможности, не вмешиваться в междумафийные распри, ибо справедливо полагала, что взаимные кровопускания двух гангстерских спрутов — вода на ее собственную мельницу. Ясно было, что сводятся какие-то старые счеты, а может быть, и не очень старые. Это могла быть и война за будущие сферы влияния, в которой один спрут пытался сожрать другого. Это могла быть война за раздел добычи… Последнее предполагали сотрудники Интерпола, обосновавшиеся в городах, охваченных столкновениями. Они тоже выжидали, рассчитывая, что неосторожность одной из воюющих сторон может навести на след золота и ценностей, похищенных в осакском банке. Однако следы похищенного золота так и не отыскались, а столкновения гангстерских кланов вдруг прекратились столь же неожиданно, как и начались. Убитых похоронили, и на улицы Осаки, Гонконга, Тайбея и других городов Юго–Восточной Азии снова возвратилась видимость спокойствия и правопорядка.
Пока в Интерполе анализировались и обсуждались немногие собранные факты, составлялись отчеты и рекомендации, выстраивались предположения, история, поразительно похожая на недавние события в Юго–Восточной Азии, разгорелась на американском континенте. Правда, соображения о подобии и даже об аналогии того, что случилось на антиподах планеты, возникли много позднее, когда следы снова были утеряны, но все-таки “лучше поздно, чем никогда”, как любят повторять англичане.
Темной дождливой ночью, накануне дня, когда американцы собирались в очередной раз выбрать президента своей страны, был ограблен один из частных банков в столице штата Колорадо Денвере. Банк не из крупных; известно было, что он финансировал строительные подряды, какие-то изыскания в Гранд–Джанкшене, у подножия Скалистых гор. Факт ограбления не сразу привлек внимание и стал достоянием широкой гласности. Может быть, кому-то показалось неудобным превращать в сенсацию ограбление не очень большого банка в канун президентских выборов. Тем не менее, ограбление относилось к разряду сенсационных… Грабители проникли в помещение банка с крыши. Отключив каким-то образом сигнализацию, они очистили сейфы на верхних этажах, а потом спустились по главной лестнице вниз, очевидно рассчитывая попасть в подвалы. Тут их увидел один из охранников. В возникшей перестрелке этот охранник и один из грабителей были убиты. Как ни странно, остальные охранники — а их было еще четверо — ничего не слышали за игрой в покер. Трупы своего товарища и одного из гангстеров они обнаружили на главной лестнице уже под утро, после чего подняли тревогу. Грабителей, по–видимому, забрал с крыши вертолет, хотя ночью шума моторов никто в окружающих банк домах не слышал. Опустошенные сейфы в кабинетах директора банка и двух вице–директоров были оставлены открытыми. Замки их были в полной исправности, и каким образом их удалось открыть, а также как были открыты бронированные двери, ведущие в кабинеты, осталось загадкой. Никаких следов грабителей, кроме трупа одного из них, не было обнаружено. Личность убитого полиция установила без труда. Это был гаитянин Марио Лукас по прозвищу “Беби”, человек Иеремии Гебста — одного из “отцов” чикагской мафии. Разумеется, Гебст все начисто отрицал, уверяя, что уже несколько месяцев ничего не слышал о Лукасе. Тем не менее, Гебста арестовали, после чего был ограблен один из частных банков Чикаго, по слухам, принадлежавший Гебсту, а вслед за этим в Чикаго, Нью–Йорке и еще в десятке городов северо–восточных штатов началась форменная война чикагской и нью–йоркской мафий, которая продолжалась несколько недель и стоила немалых жертв одной и другой стороне. И в этом случае американская полиция предпочла радикально не вмешиваться, ограничившись арестом нескольких главарей обеих сторон, которые, впрочем, были выпущены под залог вскоре после окончания “боевых действий”. Виновники же денверского и чикагского ограблений, как и в подавляющем большинстве всех предшествующих случаев, обнаружены не были.
Несмотря на то, что денверский банк не огласил похищенной у него суммы, его дирекция вскоре объявила о банкротстве, а бывший владелец банка, директор и один из вице–директоров скрылись. Второй вице–директор за несколько дней до этого погиб в автокатастрофе.
В Штатах вся эта история не привлекла особого внимания лишь потому, что совпала по времени с перевыборами хозяина Белого дома, — газеты главное внимание уделяли финалу предвыборной баталии и событиям, которые происходили в штабах претендентов на избрание.
Интерпол вначале тоже не заинтересовался ею. Банков в мире великое множество, и, в конце концов, их ограбления никогда не были чем-то из ряда вон выходящим. А волна ограблений, которой последние несколько месяцев весьма напряженно и безуспешно занимались многие сотрудники Интерпола, берегов Северной Америки еще не коснулась.
Однако, когда Сэмюэл Бриджмен, только что возвратившийся из Осаки, обратил внимание своего начальника на определенные аналогии в развитии событий в Юго–Восточной Азии и в Северной Америке, руководство Интерпола приняло решение срочно командировать его в Денвер и Чикаго для консультаций с американскими коллегами.
Спустя две недели Сэмюэл Бриджмен возвратился обратно и привез с собой вполне созревшую и совершенно сенсационную гипотезу: виновники ограблений — инопланетяне.
Стив узнал об этом из сообщений бразильского радио.
— Бриджмен не так уж далек от истины, — заметил он Тиббу, вместе с которым они сидели за утренним кофе.
— Вот именно, — кивнул Тибб. — И если ему доверят руководство расследованием, кое–кого он сумеет найти.
— Он не продвинется слишком далеко… Гангстеры всего мира всполошились, сообразив, наконец, что кто-то ворошит палкой в их муравейниках. Они удвоят осторожность. В этой ситуации у Интерпола нет шансов добиться чего-либо. А нам следует усилить активность. Еще парочка хороших ударов ниже пояса, и “крестные отцы” созреют окончательно.
— Смотри, чтобы Бриджмен не испортил погоды.
— Что-нибудь всегда можно придумать.
— Игра вступает в такую стадию, когда на импровизацию больше нельзя полагаться.
— Разве все, чем я до сих пор занимался, не было чистейшей импровизацией, в зависимости от обстоятельств?
— Нет. Насколько мне известно, Стив, с самого начала у тебя существовал четкий план. Импровизировал ты в рамках плана. Именно поэтому тебе сопутствовал успех.
— Короче, что ты предлагаешь?
— Сейчас надо выждать. Посмотрим, что предпримут “отцы” кланов и Бриджмен.
— Снова он!
— Смирись, Стив. С ним, видимо, придется считаться. И еще… — Тибб умолк и отпил глоток кофе.
— Что еще, старина?
— Еще не забывай Пэнки… Он дьявольски хитер. И тоже хочет разыграть свою партию. События последних месяцев едва ли прошли мимо него. Идеи Бриджмена могут и его заинтересовать… Ты меня понял?
— Да.
— Он настойчиво добивается доступа для своих людей к кораблям. Ночью звонил Цвикк. Завтра по распоряжению Пэнки он встречает в Манаусе новую группу кандидатов в пилоты.
— Опять во главе с Люцем?
— Вероятно.
— Отфутболишь и этих.
Тибб очень серьезно покачал головой:
— Нельзя повторять дважды один прием. Прошлый раз я подробно изложил Люцу свои требования. Не сомневаюсь, он сделал все возможное, чтобы на этот раз кандидаты не были забракованы.
— Что ты думаешь предпринять?
— Я уже сказал Цвикку, чтобы в воскресенье он перебросил их на полигон.
— В воскресенье — это через три дня. — Стив задумался.
— А что предложил бы ты? — поинтересовался Тибб, выждав немного.
— Устроить им “встречу” в Манаусе.
— Можем навлечь подозрения… Люц — опытный ас. Он постарается избежать провокации.
— Так не ждать же их сложа руки!
— Предложи что-нибудь дельное, Стив.
— О’кей! Предлагаю втравить в это Цезаря.
— Каким образом? И главное, зачем?
— У него давние счеты с Люцем. Он даже разыскивал Люца, когда мы впервые были на африканском полигоне. Тогда этот подонок где-то укрывался. Пэнки снова ввел его в игру недавно.
— Идея недурна, — кивнул Тибб. — Пэнки допустил оплошность. Надо все продумать и обсудить… Вечером позвонит Цвикк…
— Только не слишком раскрывайся, — предостерег Стив.
— С ним можно. Он… надежный товарищ. Кстати, — Тибб усмехнулся, блеснув двумя рядами отличных зубов, — он и о тебе все знает. Знает даже, что скрываешься в зоне.
В четверг вечером, после разговора с Цвикком, план действий был окончательно согласован.
— Итак, — резюмировал Стив, — завтра с заходом солнца вылетаем на Яву через Лондон. В Лондоне обстановка отличная: густой туман, изморось; бастуют работники аэропортов. После небольшой операции на Кэннон–стрит ты летишь дальше, в Суракарту на Яве, а я остаюсь в Лондоне…
Тибб забарабанил пальцами по столу.
— Остаюсь с Тео, — поспешил добавить Стив.
— С Тео и с Шейкуной, — поправил Тибб.
— Излишество, но пусть будет так… Взяв Цезаря, вы на следующую ночь возвращаетесь за нами в Англию. Встреча в Полночь у северных ворот кладбища Хайгейт. С севера к кладбищу примыкает открытая холмистая местность с кустарниками — площадки для игры в гольф; в это время там не будет ни одного живого человека.
— Понял.
— И в ту же ночь мы снова вернемся сюда.
— Да… Чтобы встретить Люца и его людей в Манаусе. Стив на мгновение задумался.
— Это было бы самое лучшее, но решать будет Цезарь. Не исключено, что он захочет встретиться с Люцем на полигоне.
— Будет достаточно времени, чтобы решить, — сказал Тибб. — Все ясно, и ты можешь отправляться спать.
— А ты?
— Пойду в ангары. Надо проверить кое-что на УЛАКе. Полет нешуточный. Лондон нашпигован радарными установками и всевозможными станциями наблюдения. Когда будем снижаться, нас засекут, вне всякого сомнения. Важно только, чтобы нашлось достаточно места на крыше этого здания на Кэннон–стрит. Там мы окажемся в мертвой зоне.
— Место найдется, — успокоил Стив, — но я сейчас подумал о второй ночи. Если они о чем-то догадаются, то наверняка будут наготове… Может, место встречи выбрать подальше от Лондона?
Тибб отрицательно покачал головой:
— Не надо. Возле Хайгейта место отличное, я его хорошо знаю. Зайду с севера на бреющем полете. Важно, чтобы вы там оказались вовремя.
— Будем!
“Целый день в Лондоне, — думал Стив, пробираясь по затянутой противомоскитной сеткой, полутемной веранде к себе в комнату, — последний раз я был там весной минувшего года, и неизвестно, когда смогу очутиться снова. Значит… Значит, надо использовать этот шанс возможно полнее. Но там ли сейчас Инге?..”
Сутки спустя УЛАК–пять, стремительно перелетев Атлантический океан, шел на снижение над центром Лондона. На высоте семи километров вошли в облака.
— Облачность до самой земли, — коротко доложил навигатор.
— Хорошо, — отозвался Тибб. — Пункт посадки?
— Есть — на главном экране.
Стив, не поворачивая головы, скосил глаза на большой экран над пультом управления. Центр города просматривался необыкновенно четко, словно с низко летящего вертолета в яркий солнечный день. Знакомый лабиринт улиц Сити, купола собора Святого Павла, Кэннон–стрит. На крыше одного из домов по восточной стороне вспыхивала и пригасала зеленая точка. Стив вспомнил, как полтора года назад перед ним в последний раз распахнулись тяжелые двери этого дома. Вспомнил ярко начищенную медную табличку у входа. Мысленно усмехнулся: если бы он мог предполагать тогда, что следующий визит состоится подобным образом.
— Причаливание, — доложил второй пилот.
— Давай, — послышался голос Тибба, — нет, третью опору под каменную трубу слева. Хорошо. Приготовиться к высадке. Вы двое останетесь на корабле. Остальные выходят.
“Распоряжения второму пилоту и навигатору, — сообразил Стив. — Остальные — он сам, Тибб, Тео, Шейкуна и еще эти двое, как их, Паоло и Санчо — “крестные сыновья” почтенного папы Джулиано, который и по сей день командует в Голливуде небольшой мастерской, где ремонтируются автомашины. Правда, кроме того, у него есть еще вилла на Сицилии и пара отелей в Риме, но там, по словам Джулиано, давно заправляют его дочь и зять”.
Стив выбрался из кресла. Мысли тянулись, как клейкая лента. Кружилась голова. Он все еще не может привыкнуть к полетам на УЛАКах. Дьявольски удобно, конечно, — быстро и никаких ожиданий в аэропортах, — но вот головокружение, черт бы его побрал…
Стив глянул исподлобья на своих товарищей. “Нет, эти ничего — держатся, особенно Тибб… Его ничто не берет. Сейчас мы выйдем наружу, и промозглая лондонская сырость и холод все поставят на свои места”.
Так и случилось. Уже на трапе головокружение исчезло. Стив с наслаждением вдохнул влажный, с запахом бензина и прелых листьев воздух. Шепнул чуть слышно: “Ну, здравствуй, Лондон…”
Дальше все пошло как обычно. Тео шествовал впереди с “электронной отмычкой”, как Стив окрестил сложнейший магнитно–электронный аппарат ИМЭМ — гордость Тибба, — соединяющий в себе электронный индикатор с мощным магнитным манипулятором и миниатюрным счетно–решающим устройством — электронным мозгом высокого класса. “Электронное чудо” умещалось в небольшом черном футляре, висящем на груди у Тео. От футляра отходил вниз гибкий металлический щуп полутораметровой длины, который молено было в случае необходимости ввести в любую замочную скважину, а под верхней крышкой находилась компактная панель управления с несколькими верньерами и небольшим флюоресцирующим экраном. Тео подходил к закрытой двери, дотрагивался концом щупа до корпуса замка, вращал один из верньеров, и замок открывался сам мягко и бесшумно, при этом автоматически отключалась вся электрическая и электронная сигнализация в радиусе двадцати — двадцати пяти метров от ИМЭМа.
Освещение в верхних этажах было выключено. Слабо светили лишь голубоватые ночные лампы на лестничных площадках да предупреждающие надписи вдоль коридоров: “Внимание, сигнализация включена”. Надписи продолжали предупреждать, хотя в действительности вся система сигнализации была полностью нейтрализована ИМЭМом. В некоторых помещениях было довольно светло, — туда проникал желтый свет уличных фонарей с Кэннон–стрит.
На четвертом этаже Стив указал кабинет директора банка. С замком двери, ведущей из приемной в кабинет, пришлось немного повозиться. Замок оказался с шифром, который ИМЭМ раскусил не сразу.
— Что-то новое, — заметил Стив, пока Тео манипулировал с прибором. — Насколько помню, тут стоял обычный солидный английский замок, который открывался обычным ключом с фигурным вырезом на бородке.
— Что-то новое будет внутри тоже, — немного нараспев сказал Тео, продолжая манипулировать щупом и верньером. Наконец дверь бесшумно отворилась.
— Новый сейф, — объявил Стив, первым входя в кабинет. — Вот этот — самый массивный. Раньше его тут не было. Интересно, как его доставили сюда?
— Стена ломал? — мрачно предположил Шейкуна. — Наверно, вот этот стена. Будем открывать?
— Разумеется. Сначала его, потом остальные. — Стив с интересом разглядывал кабинет. — Знаешь, Тибб, тут все как-то изменилось. Мне даже кажется, что кабинет стал поменьше. Может, это от деревянной обшивки, — раньше ее не было.
— Под деревом сплошной металл. — Тео не отрывал взгляда от прибора, проводя щупом вдоль стен. — Металл — толщина четыре–пять дюймов. Кабинет бронирован.
— И окна могут закрываться броневыми плитами, — добавил Паоло, обследовавший подоконник, — вот паз от них.
— Ничего себе. — Стив покачал головой. — Зачем все это?
— Похоже, ты не напрасно настаивал на операции, — заметил Тибб.
— Интуиция…
С большим сейфом провозились с четверть часа. Механизм оказался очень сложным, с тройным обеспечением. Наконец послышался последний щелчок, и Шейку на, повернув массивную рукоятку, медленно приоткрыл дверь. Сейф был почти пуст, только в верхнем отделении лежали две небольшие кожаные папки — желтая и коричневая. Шейкуна передал их Стиву. Стив раскрыл желтую, полистал.
— Не то… Интимная переписка господина директора Ве–нуса. Стоило ради нее затаскивать сюда этого мастодонта. Положи на место, Шейкуна.
— Быстрее, — торопил Тибб. — Если туман поднимется, У ЛАК могут разглядеть из окон высотных зданий.
Пока открывали второй сейф, Стив углубился в изучение документов коричневой папки. Вдруг у него вырвался возглас изумления:
— Ого, тут кое-что интересное: расписки господина Герберта Люца. Так–так… Копия письма швейцарскому банку… Ну и ну… Счета ОТРАГа… Это захватим с собой. В мешок ее, Шейкуна!
— Быстрее, быстрее, — торопил Тибб.
— Во втором только деньги, — сказал Санчо. — Пачки денег в крупных купюрах. Доллары, фунты, марки. Очень много денег. Ужасно много.
— Тоже в мешки, — решил Стив, — существует правило: нельзя отказываться от денег, сваливающихся как снег на голову, если не хочешь прослыть сумасшедшим… Пусть думают, что было обычное ограбление. Интересно, зачем он держал такую уйму денег тут, а не в хранилище?
— Здесь внизу ящик с какими-то ключами, — объявил Паоло, выгребая на ковер новые пачки купюр.
Стив подошел, заглянул.
— Ключи от частных сейфов в подвалах банка. Это нам тоже понадобится. — Стив достал из кармана ключ, передал Паоло: — Найди на доске такой же.
— Стив, невозможно: у нас не остается времени на подвалы, — запротестовал Тибб.
— Совершенно необходимо, дорогой.
— Ты ставишь под угрозу операцию.
— Не дергайся. Все будет о’кей.
— Вот второй ключ, шеф.
— Прекрасно, Паоло, возьми его и еще несколько ключей с близкими номерами.
— Есть.
— В большом сейфе тайник, — послышался голос Тео. — Открываю.
— Что там? — Стив рассовывал по карманам ключи, которые ему передал Паоло.
— Маленькие коробочки. В них перстни. Все одинаковые — с черными камнями.
— Много там этого?
— Десятка полтора.
— Вероятно, фирменные сувениры… Больше ничего?
— Нет.
— Возьми один на память.
— Стив, ты ведешь себя крайне легкомысленно. — Тибб подошел совсем близко, и, хотя говорил очень тихо, Стив почувствовал, что Линстер весь напряжен и с трудом сдерживается.
— Извини меня, — Стив хотел взять его за руку, но Тибб резко отдернул руку, — извини, это, вероятно, потому, что я вдруг почувствовал себя почти в домашней обстановке… Прошу у тебя еще четверть часа, если откажешь — кончаем все тотчас и возвращаемся.
Тибб бросил быстрый взгляд на часы и прерывисто вздохнул:
— Хорошо. Четверть часа, и ни минуты больше. Командуй.
— О’кей. Мы идем вниз вдвоем с Тео. Вы приводите тут все в порядок, кроме сейфа с ключами, и возвращаетесь на корабль. Через четверть часа мы с Тео присоединяемся к вам.
— Одна поправка, Стив. Ждем тебя здесь.
— Согласен. Пошли, Тео!
— Постарайтесь избежать соприкосновения с охраной.
— Ясно…
Тибб проводил их до выхода в коридор. Через несколько секунд их фигуры растворились в сумраке главной лестницы. Тибб сосредоточенно прислушивался. Абсолютная тишина везде. Оглянувшись, Тибб увидел Шейкуну, застывшего как изваяние в проеме двери, ведущей в кабинет. Он поманил африканца пальцем.
— За ними в обеспечение, но не дальше вестибюля внизу.
Шейкуна кивнул и исчез, словно провалился сквозь землю.
Тибб возвратился в директорский кабинет.
Паоло и Санчо кончали упаковку мешков.
Тибб прошелся по кабинету, продолжая прислушиваться. Тишина. Он бросил взгляд на часы. Прошло уже три минуты.
Пасло бесшумно шагнул к нему, кивнул на открытые сейфы:
— Закрываем?
— Кроме левого.
— Не изменить ли шифры? — В черных глазах Паоло притаилась усмешка. — Пусть директор в понедельник поломает голову.
— Почему в понедельник?
— Завтра суббота, едва ли он появится тут…
— Действительно, суббота, только она уже началась. — Тибб снова посмотрел на часы, отметил про себя: “Четыре минуты прошло”. — Сейчас тридцать две минуты первого, — кивнул он, — меняйте шифры.
Тяжелые двери беззвучно закрылись одна за другой. Паоло и Санчо как тени скользили по кабинету, восстанавливая прежний порядок. Тибб вышел в приемную, снова выглянул в коридор. Прислушался. Тишина. Глянул на часы: тридцать шесть минут первого. Минуло уже восемь минут из пятнадцати. Паоло и Санчо вынесли мешки в приемную.
Санчо предложил:
— Перетащим их на крышу.
Тибб отрицательно качнул головой:
— Нет, пойдем все вместе.
— Там норма, — Санчо указал в сторону кабинета, — осталось закрыть последний сейф. Никто ни о чем не догадается…
— Пока не откроют сейфы, — усмехнулся Паоло, — но повозиться придется. У них ведь нет Тео с его дьявольской коробкой.
— Вырежут замки, — предположил Санчо.
— Нет… Откроют, но не сразу.
— Тихо. — Тибб предостерегающе поднял руку.
Все затаили дыхание, прислушиваясь. Тишина. Потом донесся едва различимый гудок теплохода с низовьев Темзы. И опять тишина. Тибб бросил взгляд на часы: оставалось три минуты.
— Здесь хорошая звукоизоляция, — шепнул Паоло, — далее машин с улицы не слышно.
— А они сейчас не ездят, — отозвался Санчо, — ночь.
— Ездят. Только не слышно. Видел стекла в окнах? Полсантиметра толщиной. И двойные к тому же.
— Может, тоже бронированные.
— Тихо, — повторил Тибб.
В проеме двери бесшумно выросла высокая фигура Шейкуны:
— Возвращаются.
— Удалось?
— Да.
Через полминуты появились Тео и Стив с большой кожаной сумкой в руке.
Стив испытующе глянул на Тибба:
— Уложились в отведенное время?
— Сэкономили полминуты. Все в порядке?
— А ты сомневался?
— Что охрана?
— Это же истинные англичане… Что они могут делать ночью? Спят, конечно. Двое в пижамах — на диване и раскладной кровати. Третий в полном облачении, сидя у стола.
— Пробуждение принесет неожиданности.
— А мы не оставили никаких следов, — скривился Стив, — и здесь, надеюсь, не оставим. Эти внизу сменятся утром. До понедельника никто ни о чем не догадается. Работаем все совершеннее, Тибб.
Спустя несколько минут, тщательно закрыв за собой все замки и двери, они выбрались на крышу. Дождь моросил по–прежнему, туман стал еще гуще. Теперь с крыши едва различались ветви голых деревьев во дворе банка и желтые пятна фонарей на Кэннон–стрит. Было очень тихо; с Темзы изредка доносились гудки судов, прошелестела внизу машина.
Шейкуна, Паоло и Санчо уже заканчивали погрузку мешков с деньгами.
— Хорошее местечко, — мечтательно произнес Стив, наклоняясь над парапетом и силясь разглядеть что-нибудь внизу сквозь туман. — Знаешь, мне даже жаль покидать его.
— Где вас высадить? — Тибб не склонен был разделять его благодушно–созерцательного настроения.
Стив оторвался от парапета и подошел к трапу:
— Там же, где завтра возьмете.
— Быстрее внутрь, переодевайтесь и готовьтесь к высадке.
Через десять минут они расстались на раскисшей от дождя лужайке невдалеке от каменной ограды кладбища Хайгейт. Стив, Тео и Шейкуна, подняв воротники плащей, пошагали в слабо освещенный фонарями просвет ближайшей улицы, а темный диск УЛАКа бесшумно оторвался от земли и сразу же исчез в тумане.
Около двух часов ночи они добрались на такси до вокзала Эстон и тут, смещавшись с толпой пассажиров только что прибывшего поезда, разделились. Стив направился в расположенный рядом с вокзалом “Кеннеди–отель”. Через десять минут он уже спокойно засыпал в отведенном ему номере, убежденный, что точно так же поступил бы на его месте любой честно потрудившийся человек после нелегкого рабочего дня.
Утром, когда Стив завтракал в кафе “Кеннеди–отеля”, состоялась условленная встреча с Тео. С пачкой свежих газет Тео устроился за соседним столиком и заказал кофе и два яйца всмятку, что означало: “Все в порядке, мы с Шейкуной на своих местах”.
Стив, покончив с завтраком, попросил официанта–филиппинца принести вторую чашку кофе без сахара, что означало: “У меня тоже все в порядке, действуем по согласованному вчера плану”.
План Стива предусматривал посещение Национальной галереи, телефонный разговор с Москвой по одному из уличных автоматов, потом обед в маленьком ресторанчике “Три пирата”, расположенном вблизи порта, где должна была состояться встреча с Тео и одним из его лондонских друзей. После обеда предстоял поиск Инге, если утреннее посещение Национальной галереи окажется безрезультатным.
К величайшему разочарованию Стива, оно таким и оказалось. В это серое, пасмурное утро потемневшие от дождя улицы выглядели уныло и мрачно. Прохожих было мало. Нельсон, нахохлившись, торчал на своей колонне, время от времени исчезая в клубах желтоватого тумана. Мокрые бронзовые львы словно сжались, утратив под дождем свое напускное величие. Мокрая площадь казалась пустой. Пусто было и под высокими сводами Национальной галереи.
Стив неторопливо обошел знакомые залы. Инге нигде не было видно. Он снова постоял перед рембрандтовским “Пиром Валтасара”, размышляя о том, на чьей стороне оказался теперь… Прошел в следующий зал. Задержался у “Зимнего пейзажа”. Здесь его рисовала Инге… Может, она послала потом свой автопортрет в Гвадалахару? Его дом в Гвадалахаре, в котором хозяйничали Мариана и Мариэля, конечно, находился под наблюдением и продолжал быть недоступным для него. Может, Инге даже и писала туда? А может, давно вышла замуж и перестала о нем вспоминать.
“Зимний пейзаж” неизвестного художника теперь тоже источал уныние… Стив чертыхнулся сквозь зубы. Чего ради он рвался в Лондон? Ведь не для того же, чтобы нанести ночной визит в лондонский филиал “империи” Фигуранкай–нов. Конечно, визит приоткроет кое-что Цезарю, но, говоря откровенно, у Стива была единственная мысль — налить сала за воротник этой мертвоглазой мумии Пэнки; продемонстрировать наглядно, что существует некая сила, способная замахиваться и на бастионы “империи”. Неизвестно, конечно, как на вчерашнюю эскападу посмотрит сам Цезарь… Это будет зависеть от их “улова”… Цезарь не ограничивал Стива в выборе объектов операций, а при их последней встрече Стив специально оговорил возможность “избирательного просвечивания” некоторых родственных фирм. Цезарь тогда не возражал…
Правда, лондонский филиал банка СР5 не являлся “родственной фирмой”. Он был частью главного, центрального мозга “империи” — плотью от плоти того, что помещалось в старинном небоскребе в центре Нью–Йорка. Вот куда бы нанести неожиданный визит… Ведь, по существу, никто, кроме Алоиза Пэнки, не знает, какие тайны хранят подвалы и сейфы святая святых “империи”. А может, самое главное и не там… Может, оно в швейцарском филиале или в одном из сорока тысяч швейцарских банков. А может?..
Зачем, собственно, понадобилось бронировать директорский кабинет в лондонском филиале? Из опасения перед ядерным ударом русских? Но, во–первых, от ядерного удара такая броня не защитит, а во–вторых, русские не собираются первыми бросать термоядерные бомбы. Мэй решительно убеждена в их миролюбии — уж кому–кому, а ей можно верить. Она торчит в Москве почти десять лет.
Да, эта броня — странный орешек… Жаль, что вчера не удалось подробнее познакомиться с “уловом”. Ну ничего, подождем до завтра.
Стив еще раз прошелся по залам нижнего этажа. Нет, никого, похожего на Инге, не видно. Смешно, конечно: чего ради он вообразил, что Инге обязательно придет сегодня в Национальную галерею?
Стив все-таки подошел к одному из дежурных. Объяснил, что ищет девушку, кратко описал внешность Инге. Дежурный вежливо выслушал, поинтересовался, как зовут знакомую Стива. Сожалеюще развел руками: увы, это имя ничего не говорило ему, и такой особы он не припоминает. Может, спросить у коллеги? Спросили. Коллега, вроде бы, помнил Инге… Приходила с этюдником, что-то рисовала. Но это было давно — много месяцев назад, а может, и год… Стив поблагодарил, спустился в гардероб, взял плащ и вышел наружу. Город по–прежнему тонул в тумане — туман источал мельчайшие капли влаги. Стало еще сумрачнее. Даже Нельсона нельзя было разглядеть на его колонне.
Стив свернул на Черинг–Кросс–роад и возле Оперы увидел телефонный автомат. Поблизости никого не было. Стив глянул на часы: “Час дня; в Москве — три… Может, Мэй отдыхает дома после обеда? Чем черт не шутит! Ведь не обязательно же мне будет сплошь не везти сегодня”. Он опустил монету, набрал индекс Москвы и номер телефона московской квартиры Мэй. В аппарате щелкнуло, и вдруг прозвучал голос Мэй. Это было так неожиданно, что у Стива перехватило дыхание.
— Алло, — повторила Мэй, — слушаю… — И что-то добавила по–русски.
— Это я, Мэй. — Он тяжело вздохнул. — Я, ты поняла? Звоню из Лондона.
В трубке послышался сдавленный возглас, и наступила тишина.
— Это я, Мэй, ты узнала меня?
— Невозможно… Неужели ты, Стив?.. Жив?..
— Я, но лучше не называй по имени.
— Ты жив. Боже! Ты был ранен?
— Все о’кей, дорогая. Целехонек и здоровехонек.
— Как же ты?
— В порядке, но…
— Что случилось?
— Ничего особенного, сменил амплуа… Снимаю другой фильм.
Она поняла.
— Продолжение предыдущего?
— Представь, да, но… настоящий вестерн.
— Боже, тебя ничто не исправит…
— И не надо. А тебе что-то сообщили?
— Да… из Нью–Йорка…
— Кто?
— Я его не знаю. Назвался твоим бывшим другом. Какой-то Честер… Честер. Фамилию я забыла.
— А моя телеграмма? Разве ты ничего не получила?
— Понимаешь… Верила и не верила… Звонила в Гвадалахару.
— Напрасно.
— Ответила какая-то женщина.
— Экономка?
— Сказала, что ее зовут Мариэля.
— Ну и что?
— Сказала, что им ничего не известно.
— Что еще?
— Весной была в отпуске в Лос–Андже… Узнала, что кто-то выпытывал о тебе всякие подробности.
— Когда?
— Перед моим приездом.
— В “Калифорния таймс” тоже?
— Тоже. Ребята послали его подальше.
— Значит, все о’кей, дорогая. Расскажи же о себе.
— У меня пока все более или менее в порядке. Много езжу по стране. Русским овладела прилично. Пишу о них книгу. Согласилась остаться еще на два года. У меня теперь тут много друзей. Задумала телевизионный сериал — о людях, о стране, их характерах, почему они такие, чего добиваются. Хотела бы дать изнутри, но не знаю, как на это посмотрят наши. А вообще, Стив, они тут очень похожи на нас. Очень… Только у них преобладают наши хорошие черты…
— А у нас они разве есть?
— Стив!
— Не надо… Я хотел сказать: разве еще остались?
— Ты совсем не изменился…
— Это хорошо?
— Не знаю… Может быть.
— Слушай… Если бы я выбрался в Москву?
— Просто не могу поверить…
— Попытаюсь устроить.
— Сейчас совсем нетрудно.
— Ну, не сейчас… Немного позже, дорогая. Сейчас множество дел…
— А когда? — Ее голос стал глуше, словно расстояние между ними увеличилось.
— Может быть, весной или летом…
— Буду ждать…
Ему показалось, что он услышал вздох.
— Слушай, Мэй, на твоем счету в Швейцарии недавно появилась довольно крупная сумма… Пусть тебя это не удивляет.
— Зачем?
— Так лучше, принимая во внимание мой новый фильм.
В трубке стало тихо.
— Мэй, ты слушаешь? Почему замолчала?
Стив с трудом разобрал ответ, донесшийся из безмерной дали:
— Я, кажется, теряю веру в себя, в нас… Мы так беспомощны перед обстоятельствами. Не гоняемся ли мы всю жизнь за призраками?
Он попытался обратить это в шутку:
— Они ведь довольно материальны, дорогая.
— Ох, не знаю, — снова послышался тяжелый вздох, — меня все чаще охватывают сомнения и страх, когда думаю об этом, о тебе, о нас с тобой…
— Все должно быть хорошо. Держись! И не теряй оптимизма. Я продолжаю верить…
— Оптимизма мне хватает только на работу.
— Верь и ты, Мэй. Иначе… Нет, все будет прекрасно. Только не теряй веры, Мэй.
— Попробую…
Кажется, она всхлипнула.
— Мэй, у меня на исходе монеты. Значит, ты все поняла? Верь… Верь телеграммам, которые иногда будешь получать. И не верь бывшим друзьям. И вообще запомни: со мной ничего не может случиться. Я заколдован… Запомни, Мэй.
— Постараюсь…
— Обнимаю тебя, Мэй.
— Я — тоже.
— Не плачь… Мы скоро увидимся… Обязательно.
— Ты сможешь… звонить иногда?
— Пока лучше не буду… Но ты верь…
— Да… Я буду ждать!
В трубке щелкнуло. Время, дарованное последней монетой, кончилось.
Стив повесил трубку. Вышел из-под пластмассового козырька автомата. Дождь продолжал сочиться из тумана. Вокруг по–прежнему никого не было.
Нет, день не был таким невезучим, как ему показалось утром… Стив двинулся дальше по Черинг–Кросс–роад, высмотрел свободное такси и попросил отвезти себя на Кейбл–стрит, к “Трем пиратам”.
По пути, пока такси–кэб не спеша катил узкими улицами на восток, вдоль Темзы, Стив, перебирая в памяти довольно сумбурный разговор с Мэй, пытался понять, верит ли он сам в то, в чем только что хотел убедить Мэй. Мысли перепрыгивали от событий последних месяцев ко вчерашнему рейду на Кэннон–стрит, возвращались в зону, которая служила ему пристанищем уже больше года. Он попробовал сопоставить то, что уже сделано, с тем, что маячило впереди, мысленно оценивал прочность установленных связей… Число неизвестных все еще значительно превышало количество уравнений, которые предстояло решать. Когда-то Мэй сказала, что истинные союзники Стива — в Москве… От правильного решения зависело многое — не только их жизни, но, может быть, и судьбы мира, частицами которого они были. Правда, если только она существовала, скорее всего, была за Мэй… Это означало бы, что он, Стив, продолжает “валять донкихота”… Такси–кэб притормозил и остановился.
— Мы у “Трех пиратов”, сэр, — вежливо сказал шофер.
Стив молча сунул плату в прорезь для денег и выбрался из машины.
В мрачноватом полуподвальном зале “Трех пиратов” было людно и шумно. Пахло пивом, жареным мясом, тмином. Стив не сразу заметил Тео в компании с плечистым рыжим типом. Они сидели за угловым столиком в глубине зала. Обходя занятые столы, Стив не без труда пробрался в дальний угол к Тео.
— Это Бибби, — лаконично представил Тео. Краснолицый, рыжий Бибби кивнул и крепко пожал протянутую Стивом руку.
Выпили по рюмке тминной, запили элем. Бибби выжидал, оценивающе поглядывая на Стива. Стив тоже не торопился. Поинтересовался, как дела у Тео.
— В порядке, — последовал короткий ответ.
— Было что-нибудь в утренних газетах?
— Ничего.
— По поводу ограбления банка? — насторожился Бибби.
Стив не моргнул и глазом:
— В Лондоне ограбили банк?
— Даже два — вчера и позавчера.
— Успешно?
Бибби ухмыльнулся:
— Пока, вроде, да.
— И много взяли?
— Говорят, позавчера — два миллиона, а вчера — миллион с четвертью.
— Местные?
Бибби снова ухмыльнулся:
— Откуда мне знать.
Стив потрепал его по плечу:
— А в газетах?
— Глухо… Здесь с этим не торопятся. Это у вас, в Америке, — ограбление не кончилось, а его уже показывают по телевидению.
— У нас бывает и наоборот, — Стив налил всем еще тминной.
— Это как же?
— По телевидению показывают, а ничего не было.
Бибби негромко заржал:
— У нас это называется блеф.
— У нас тоже, — кивнул Стив. — Ты ирландец, Бибби?
Бибби сразу стал серьезным, отрицательно тряхнул рыжей головой:
— Австралиец. Из Квинсленда. У отца была ферма.
— Почему была, а теперь что?
— Была да сплыла… Засуха, скот подох. Пришлось землю продать.
— И ты подался сюда?
Бибби помрачнел:
— Я тут учился. В Манчестере. Пришлось бросить.
— И чем потом занимался?
— Разным…
— Он специалист по сырым алмазам, — пояснил Тео. — Работал стюардом на авиалинии Лондон — Кейптаун.
— Через Монровию, — вставил Бибби.
— Ясно, — кивнул Стив. — Сколько дали?
— Шесть лет, — потупился Бибби, — но… выпустили раньше.
— За хорошее поведение?
— Не знаю… Наверно, понадобился… там. — Бибби сделал рукой неопределенный жест. — Но я не хочу больше. К дьяволу! Надоело.
— А чего хочешь?
Бибби молча пожал мощными плечами.
— Они ведь от тебя не отцепятся.
— Знаю…
— Он хочет незаметно исчезнуть, — тихо сказал Тео. — Он сильный и смелый и знает каратэ.
— Ты мог бы поручиться за него, Тео?
— Да.
— Что ж, твоей рекомендации достаточно, А ты хотел бы, Бибби, работать у меня?
— Хотел бы.
— А чем придется заниматься, знаешь?
— Понятия не имею.
— Так как же ты?
Бибби почесал за ухом.
— А я тоже — верю Тео… Он сказал — лучше быть не может.
— Но опасно. Может быть, даже очень.
— Я не трус.
— И минимум на несколько лет.
— Подойдет.
— Тогда будем обедать, — решил Стив.
За десертом Стив продолжил разговор:
— Ты можешь уехать из Лондона в ближайшие дни, Бибби?
— Могу, но…
— Тебе, вероятно, не следует появляться на вокзалах и в аэропортах.
— Так аэропорты закрыты. Забастовка.
— Но железные дороги работают.
— Работают, но…
— Понимаю… В какой операции ты участвовал — вчерашней или позавчерашней?
Бибби потупился:
— Во вчерашней…
— Значит, если все обойдется, у тебя будет много денег?
— Черта с два!.. Меня заставили помогать каким-то террористам. — Бибби вздохнул. — Деньги для них. Если обойдется, мне достанется, конечно, кое-что, но немного и попозже. А вчера шеф дал мне двадцать фунтов. Вот так.
— Не жирно. — Стив допил кофе. — Так берем его, Тео?
— Да.
— Тогда до вечера оставляю его на твое попечение.
— Да.
— И дальше все по плану.
— Да.
Стив подозвал официанта, одетого в костюм карибского пирата, расплатился. Пират вежливо протянул сдачу. Стив махнул рукой:
— Не надо. Оставьте себе.
Пират приложил ладонь к полосатому пиратскому колпаку и замер по стойке “смирно”.
Из порта Стив снова отправился через весь Лондон в северную часть города, где вблизи Эстон–роад находилось новое здание телецентра. Быстро темнело. Туман по–прежнему застилал все вокруг, и желтое уличное освещение казалось расплывчатым и тусклым. Дождь то затихал, то вдруг усиливался, и тогда водяная пленка затягивала лобовое стекло машины.
В телецентре ничего узнать не удалось. Инге Рюйе действительно работала здесь около полутора лет назад. Но контракта с ней не заключили, и где она теперь, никто Стиву сказать не мог. Оставались еще телефон и адрес, которые она дала ему в аэропорту Хитроу. Стив попытался позвонить из холла телецентра. Телефон не ответил.
Стив решил все-таки съездить по тому адресу, который она оставила. Мало ли, почему не отвечает телефон. А вдруг она все еще живет там? К счастью, это оказалось не очень далеко от телецентра. Стив позвонил. Дверь отворила чопорная седая дама в очках и розовой шерстяной кофте.
Она подозрительно оглядела Стива. Нет, Инге Рюйе давно нет здесь. Они выехали вместе с подругой. Почему? Вероятно, нечем было платить. Хотя какие-то ухажеры посылали им драгоценности чуть ли не из Индии. Впрочем, драгоценности получала только Инге. Другой ничего не присылали. Другая все болела…
Стив слушал этот монолог, стоя под дождем. Дама в розовой кофте не догадалась пригласить его войти. Когда она наконец умолкла, чтобы перевести дыхание, Стив поинтересовался, не знает ли она нового адреса Инге.
Нет, адреса она, конечно, не знает. И откуда ей знать? Эта дерзкая девчонка ничего ей не рассказывала, хотя всякие карикатуры на порядочных людей рисовала. Даже на нее. Одно время она что-то делала на телевидении. Каких-то кукол. Но передача не имела успеха. Можно сказать, что она провалилась. Хотя кому-то из соседей что-то даже понравилось, она не знает, что именно. Она принципиально не смотрела эту передачу. Стив поблагодарил и откланялся. Но она не закрывала дверь, все стояла и смотрела ему вслед.
Стив шел под дождем и размышлял. Похоже, что он окончательно потерял след Инге. Это было неудачей, размер которой он не мог сразу оценить… Вероятно, это была серьезная неудача. Пожалуй, самая серьезная за последние годы… И скверно было от мысли, что передача у Инге не получилась, что у нее неприятности, что как раз сейчас ей, может быть, плохо…
Стив прошел не останавливаясь несколько кварталов. Такси не попадалось, да и куда теперь ехать? Он просто шел, по привычке закусив губы и размышляя, что еще можно предпринять, чтобы разыскать Инге. Не исключено, что ее уже нет в Англии. Она рассказывала, что ее родители с континента: мать, кажется, датчанка, отец — немец. Может, из таких, как Вайст… И эта подруга?.. Инге не упоминала о ней. А старуха сказала, что подруга Инге болела…
Стив попытался отдать себе отчет, почему причиняет такую боль мысль о потере Инге. Он провел с ней всего несколько часов, она вполне могла бы быть его дочерью… Ну да, конечно, он же и думал о ней все это время почти как о дочери… У него никогда не было дочери — Инге вполне могла бы заменить ее. Те бирюзовые безделушки он посылал ей из Тегерана именно как дочери… Стив остановился: “Опять “валяешь донкихота”, самозваный спаситель мира!” Кажется, он произнес это вслух. На всякий случай, оглянулся. Вблизи никого не было видно.
Дождь шел не переставая. На противоположной стороне улицы неярко светил неон: “Кафе “Случайная встреча””. Зайти переждать дождь?.. Название какое-то дурацкое! Стив хотел идти дальше, но что-то словно остановило его. Он решительно пересек улицу и распахнул дверь. Кафе было почти пусто. В центре зала за маленьким столиком спиной к двери сидела, низко опустив голову, светловолосая женщина в темном плаще. Что-то в ее фигуре показалось Стиву странно знакомым… Он замер на лестнице, ведущей вниз, в зал. Еще боялся поверить. А она медленно повернулась на стук отворившейся двери, и Стив узнал Инге.
— Стив!
— Инге!
Кажется, они крикнули это одновременно. В следующее мгновение Стив уже крепко прижимал ее к своему мокрому плащу, а она, закинув руки ему на шею, твердила:
— Ты? Приехал все-таки! О мадонна! Приехал!
И вся дрожала от едва сдерживаемых рыданий.
Узнав о том, что произошло минувшей ночью в Лондоне, Цезарь пришел в ярость.
— Вы оба обезумели! — кричал он. — Как вы могли? Не посоветовавшись со мной!
Разговор происходил в кабине УЛАКа, куда Тибб чуть не силой привел Цезаря из библиотеки буддийского монастыря.
— Ну, он авантюрист, не отдающий себе отчета, что творит, — продолжал кричать Цезарь, — но ты, ты о чем думал? Испортили мне всю обедню… Ты обещал не выпускать его из зоны.
— Без крайней необходимости, — спокойно вставил Тибб.
— Не вижу никакой необходимости.
— Если останешься при этом мнении, — начал Тибб, — после того как посмотришь…
— Не хочу ничего смотреть. Меня сейчас не интересуют дела лондонского банка. Пусть ими занимается Пэнки. Он за это получает деньги, и немалые. Я теперь занят совершенно другим и не хочу, чтобы мне мешали.
— Если ты останешься при своем мнении, — настойчиво повторил Тибб, — после того как заглянешь в документы, обнаруженные вчера Стивом…
— Не стану ничего смотреть. Понятно? Где этот проходимец?
— Стив в Лондоне.
— Еще не легче! Один?
— С Тео.
— Сейчас же отправляйся за ним и привези его сюда.
Тибб взглянул на часы:
— Мы вылетим отсюда вместе, Цезарь, через три часа после захода солнца.
— Вздор! Я сказал, что никуда сейчас не полечу.
— Полетишь. Даже против своего желания. Не выпущу тебя из УЛАКа до старта, если не согласишься лететь добровольно…
— Ах вот как! Да ты отдаешь себе отчет, ты…
— Успокойся, Цезарь! Дело гораздо серьезнее, чем может показаться. Только поэтому я заговорил так. А еще позволил себе заговорить так потому, что мы единомышленники, поставившие перед собой одну цель. Разве не так, Цезарь? — Тибб устремил пристальный взгляд на Фигуранкайна: — Разве не так? Скажи!
Цезарь попытался отвести глаза и не смог.
Он откинулся в кресле, сжал руками виски. Лоб его покрылся испариной.
— Скажи же! — настаивал Тибб.
— Да, конечно, — пробормотал Цезарь совсем другим тоном. — Я немного погорячился… Извини… Все так неожиданно.
— Разве Цвикк не объяснил, в чем дело?
— Я, видимо, не понял. Разговор был кратким… Впрочем, я предупредил Цвикка, что очень занят…
— Знаю. Без крайней необходимости мы не стали бы тревожить тебя. Но сейчас ты нужен. Твое вмешательство необходимо.
— Объясни…
— Во–первых, снова объявился Люц. Он в Манаусе с новой группой кандидатов в пилоты.
— Герберт Люц?
— Да. Завтра Цвикк переправит их на полигон.
— А может, уж сразу прямо в зону? — снова вспылил Цезарь.
— На полигон, — спокойно повторил Тибб. — Там ты сможешь встретиться с ним и побеседовать… с глазу на глаз. Люц уже был на полигоне полгода назад с первой группой кандидатов. Я тогда их забраковал. Второй раз так сделать нельзя.
— Почему я ничего не знал?
— Не хотели отвлекать тебя. Как видишь, мы не забываем, что ты занят важными делами. Тогда мы обошлись без твоей помощи. Теперь она необходима.
Цезарь задумался, по привычке покусывая пальцы. Тибб ждал, не сводя с него внимательного взгляда.
— Выплыл все-таки, — пробормотал наконец Цезарь, и гримаса отвращения промелькнула по его лицу. — Это, конечно, меняет дело, и напрасно вы с Цвикком не известили меня, когда он возник в первый раз. Значит, Пзнки… — Цезарь не кончил и покачал головой.
— Теперь второе, — продолжал Тибб. — Вчерашняя лондонская операция, которая так взволновала тебя, была задумана Стивом как попутная, с единственной целью испортить рождественские праздники мистеру Пэнки. Не скрою, Цезарь, я сначала тоже был против… Но потом подумал: интересно, а рискнут ли признаться они — я имею в виду лондонскую дирекцию, — что в сейфы одного из главных банков “империи” заглядывал кто-то посторонний? Все резко изменилось, как только Стив обнаружил в одном из сейфов папку с документами… Убежден, ты понятия не имеешь, что за операции осуществляет твой лондонский банк.
— Где эта папка?
— Вот она.
Из ящика под пультом управления Тибб извлек коричневую папку. Цезарь схватил ее, раскрыл, принялся торопливо листать документы. Вдруг у него вырвался возглас изумления.
— Убедился? — спросил Тибб.
— Невероятно… Что за мерзавцы… А этот Люц!
— Возможно, Стив подозревал что-либо подобное. — Тибб покачал головой. — Поэтому и настаивал на визите в Лондон. А если папка досталась нам случайно, в итоге очередной “импровизации” Стива, эта импровизация сверхгениальна.
— Чудовищно… чудовищно, — повторял Цезарь, продолжая листать документы.
— Не исключено, что в сейфах твоего банка в Нью–Йорке хранятся секреты поважнее этих. Итак, твое решение, Цезарь?
— Летим. Сначала в Лондон, потом на полигон, потом…
Он снова принялся покусывать пальцы.
— На полигоне, после встречи с Люцем, придется тщательно обсудить дальнейшие шаги, — сказал Тибб. — Вариантов может быть несколько…
— Да–да, ты прав… На полигоне все решим. Сколько человек я могу взять с собой в УЛАК?
— Не более двух. Не забывай, в Лондоне нас ожидают еще пассажиры. Где твой самолет?
— Близко. В Джокьякарте. Вместе с охраной.
— Не перебросить ли его в Бразилию?
— Пожалуй… Они вылетят сегодня же и будут ждать в Манаусе. Сейчас распоряжусь.
— И не забудь, стартуем через три часа после захода солнца.
Ровно в полночь с субботы на воскресенье УЛАК беззвучно опустился в том самом месте, где сутки назад высадил Стива и его спутников. Туман по–прежнему окутывал все вокруг. Невдалеке размытым желтоватым пунктиром чуть просвечивала цепочка фонарей, ведущих к воротам кладбища Хайгейт. Тибб и Цезарь в полетных комбинезонах сошли на раскисшую от дождя землю, покрытую коротко подстриженной жесткой травой. Прислушались. Вокруг царила полная тишина.
— Гм… Где же они? — недовольно пробормотал Цезарь.
— Не знаю. Не видел их и на экранах перед посадкой.
— Может быть, место не совсем то?
— Место то, — возразил Тибб. — Только их почему-то нет. Подождем немного.
— Как немного?
— Максимум четверть часа. Нас могли засечь радарные станции при подлете.
— А если не придут?
— Полетим без них. Стив знает, что контрольный срок всего десять минут. Задержаться мы не можем.
— Так что же делать?
— Тихо…
Тибб отошел на несколько шагов в сторону. Вынул из кармана комбинезона плоскую коробку размером с портсигар, раскрыл и принялся разглядывать что-то внутри, медленно поворачиваясь вокруг.
— Что там? — спросил Цезарь.
— Ничего. К сожалению, ничего. В радиусе полукилометра индикатор не показывает присутствия людей.
— Что-нибудь случилось?
Тибб не ответил, продолжая всматриваться в экран прибора. Прошло несколько минут.
— Непонятно. — Тибб покачал головой.
— Или наоборот — “понятно”, — зло бросил Цезарь. — Он ввязался в какую-нибудь новую авантюру. Зачем только ты его тут оставил?! Что ему было нужно?
Тибб не ответил.
В сыром тумане и в непроглядном мраке они ждали четверть часа. Никто не появился.
— С ним определенно что-то случилось, — расстроенно шепнул Цезарь. — Эх, Стив, Стив…
Тибб молча указал на трап. Низко опустив голову, Цезарь поднялся в корабль. Когда люк задвигался, Цезарь представил вдруг крышку гроба — на этот раз, настоящего гроба, в котором они оставляли Стива…
Той же ночью они приземлились на бразильском полигоне. Тибб посадил У ЛАК прямо в Центральном поселке на маленькой вертолетной площадке, возле коттеджа отеля.
— Я отведу У ЛАК в зону и утром возвращусь, — сказал он на прощание. — Идите прямо в коттедж, разбудите стюарда — он приготовит поесть.
— Кажется, там не спят: в окнах свет, — заметил Цезарь, распахивая легкую куртку, которую надел перед высадкой. — Ужасная духота… Когда здесь бывает прохладнее?
— Теперь здесь лето, босс, — счел необходимым объяснить Суонг.
— Вот спасибо, а я и не знал…
Втроем они направились к коттеджу, а Тибб снова поднял У ЛАК в ночное небо.
Когда Цезарь и его спутники подошли к веранде коттеджа, дверь отворилась и на пороге выросла массивная фигура Цвикка.
— Приветствую вас, патрон, — сказал он с легким поклоном. — Рад благополучному прибытию, хотя, признаться, начал немного тревожиться…
— Мы опоздали? — спросил Цезарь, протягивая Цвикку руку.
— Есть чуть–чуть, принимая во внимание обычную точность мистера Тибба Линстера. Да–а…
— Действительно, пришлось… задержаться, — сказал Цезарь и вздохнул.
На веранде бесшумно вращались лопасти больших вентиляторов и было немного прохладнее.
— Идемте наверх, покажу ваши комнаты. — Цвикк, морщась, принялся вытирать затылок и шею клетчатым платком. — Ужинать будете у себя?
— Ужинать?
— Разумеется. Еще нет и одиннадцати.
— Снова попали во вчерашний день, — заметил Цезарь, поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж.
— Будет больше времени для размышлений, патрон.
В апартаментах, отведенных Цезарю, царила приятная прохлада. Цвикк, войдя, плотно прикрыл дверь и, отдуваясь, присел на низкой кушетке у затянутого противомоскитной сеткой окна.
Цезарь сбросил куртку, опустился в кресло–качалку возле одного из кондиционеров.
— Тут еще можно дышать, — заметил он, раскачиваясь, — а снаружи — ужас, парная баня…
— Смотрите не простудитесь, патрон, — предупредил Цвикк, — кондиционер включен на полную мощность.
— Так рассказывайте, — Цезарь откинулся в кресле, — они тут?
— Пока нет. Сидят в Манаусе. И признаюсь, поведение мистера… Полшера кажется мне несколько странным… Да–а…
— Полшера? Разве с ними не Герберт Люц?
Цвикк развел руками:
— Франц Полшер — Герберт Люц — Ганс Рюйе — в разных амплуа он называет себя по–разному. Для мистера Пэнки он — Полшер и Люц, а несколько месяцев назад, во время крайне прискорбных событий в Чили, он назывался Ганс Рюйе. И, так как он там перестарался, даже его превосходительство генерал Пиночет вынужден был временно отказаться от его услуг. Да–а… После этого Ганс Рюйе снова возвратился под крыло мистера Пэнки как Полшер–вель–Люц.
— Вот, значит, почему он полгода не появлялся.
— Разумеется, патрон… Трудился в других местах… Но пилоты для УЛАКов — операция настолько тонкая и щекотливая, что мистер Пэнки не пожелал поручить ее кому попало. Полагаю, что и миссия Полшера–Люца в Чили была согласована с мистером Пэнки. Да–а… Кстати, известно ли вам, патрон, куда направились первые кандидаты в пилоты после того, как мистер Тибб Линстер забраковал их?
— Понятия не имею.
— В Чили, во главе с самим Полшером. Большинство и сейчас, по–видимому, там. Насколько мне известно, на африканский полигон никто не вернулся.
— И теперь этот тип явился сюда с новой партией сотрудников африканского полигона? Этак он скоро оставит добряка Вайста без помощников.
Цвикк хитро усмехнулся:
— В том-то и дело, патрон, что, по моим довольно надежным сведениям, люди, которые сейчас сидят с Полшером в Манаусе, не с африканского полигона.
— Вот это новость! Откуда же они?
— Этого я, к сожалению, еще не знаю. Хотел бы узнать, но пока, — Цвикк развел руками, — неприятная неизвестность. Да–а…
Наступила тишина. Цезарь пытался осмыслить услышанное и снова, уже в который раз, остро пожалел, что рядом нет Стива.
— Не готовит ли Люц какую-нибудь авантюру по собственной инициативе? — пробормотал он, вопросительно глядя на Цвикка.
— У него собственноручное письмо мистера Пэнки, написанное неделю назад в Нью–Йорке.
— Кому адресовано? И что в этом письме?
— Мне адресовано, патрон. Полшер показывал его мне, но… оставил у себя. А в письме распоряжение — обеспечить Полшеру выполнение его задачи.
— И все?
— Нет… Мистер Пэнки всегда исчерпывающе точен. Там перечислено по пунктам, что я должен сделать и что будет делать Полшер.
— Что же именно?
— Многое, — Цвикк тяжело вздохнул, — например, я должен допустить Полшера в зону к мистеру Тиббу Линстеру, дать возможность ознакомиться со всеми типами УЛАКов, ввести в курс того, как продвинулись работы по вооружению УЛАКов. Кроме того, Полшер должен присутствовать при всех испытаниях будущих пилотов и… что-то там еще.
— Следовательно, Полшер прибывает сюда… в качестве полномочного представителя мистера Алоиза Пэнки?
— Вашего, патрон, вашего… В письме так и сказано… В качестве доверенного лица генеральной дирекции и вашего лично.
— Что за вздор! Никакого разговора об этом ни со мной, ни на совете директоров не было! — вскричал Цезарь.
— А я и не сомневался, патрон.
— Может быть, письмо фальшивое?
Цвикк с сомнением покачал головой:
— Едва ли… Легко проверить. Достаточно позвонить в Нью–Йорк…
— Вот этого ни в коем случае не следует сейчас делать, — быстро сказал Цезарь. — Нет–нет, мы должны сами все решить…
Цвикк усмехнулся:
— Поэтому, патрон, мы и побеспокоили вас. Собственно, идея принадлежала мистеру… Смиту… — Цвикк вдруг замолчал и тревожно оглянулся. — Жалко, однако, что вы не взяли его с собой.
— Да, ему пришлось… задержаться, — сказал Цезарь, покусывая пальцы. — Что же вы ответили этому Люцу?
— Он требовал, чтобы его и его людей как можно быстрее перебросили сюда на полигон. Я обещал сделать это завтра в полдень. Но пилот нашего самолета в Манаусе, который их доставит сюда, вылетит только после моего подтверждения. Сам же я, как видите, прибыл на полигон раньше, в расчете на то, что успею посоветоваться с вами.
— Сколько людей с Люцем?
— Он сказал, что двенадцать.
— А в письме их количество оговорено?
— Нет, патрон.
— Вы предполагаете провокацию… или даже возможность диверсии, Мигуэль?
— Вплоть до попытки угона УЛАКа… Мне не очень нравятся люди Полшера — те, кого я видел. Они больше похожи на кандидатов в “зеленые береты”, чем в космолетчики. Полгода назад первая группа тоже не внушала особого доверия, но то были люди Вайста, я знал это точно. Кроме того, здесь находились тогда ребята… мистера Смита — каждый из них стоит десятерых…
— А сейчас?
— Сейчас, насколько мне известно, их тут нет. Впрочем, у мистера Смита свой монастырь… Я не в курсе его дел. Возможно, Тибб Линстер знает больше.
— Есть тут сейчас надежные люди?
— На случай потасовки-то? Кое-кто, конечно, найдется, но у нас ведь нет охраны, как на африканском полигоне. Нас пока охраняет сельва… Здешний персонал, как вы знаете, в основном инженеры, техники. Кроме того, наши поселки рассредоточены…
— Где сейчас находится административный директор полигона? — прервал Цезарь.
— Мистер Бишор? — Цвикк почесал за ухом. — Видите ли, патрон, две недели назад мистер Пэнки вызвал его в Нью–Йорк… Речь шла о каких-то заказах, задержанных фирмой Ханта… Мистер Бишор еще не вернулся из Штатов. Да–а…
— Плохо, — констатировал Цезарь, — дело складывается не лучшим образом… — И он опять подумал о Стиве: “Надо же так случиться… Все было бы совсем иначе, если бы Стив и его люди находились сейчас здесь”.
— Можно задержать прибытие Полшера, патрон, — очень серьезно предложил Цвикк, — дождаться возвращения мистера… Смита и его людей. Потом рискнуть…
— Задержка вызовет подозрения Люца и еще больше осложнит ситуацию.
— Так-то оно так, — согласился Цвикк, — а с другой стороны… — Он развел руками и замолчал.
“Черт бы побрал Стива, — думал Цезарь, — втравил меня в такую кашу и сам исчез… Что, если он сделал это умышленно?”
Мысль настолько поразила Цезаря, что он произнес вслух:
— Да–а… Похоже на провокацию…
— Повременим с окончательным решением, патрон, — предложил Цвикк, — до завтрашнего утра, до возвращения мистера Тибба Линстера. Я прикину, кого успеем собрать из наших… По утрам человек умнее, как говаривал мой покойный отец. Утром решим.
— Ну, пусть так… — согласился Цезарь, покусывая пальцы. — До утра… Я тоже подумаю…
— Вы лучше отдохните, патрон, — посоветовал Цвикк. — Завтрашний день не будет легким. Этот Люц–Полшер — сверх плута на три фута…
— Знаю… Еще по африканскому полигону… При нашей последней встрече я, кажется, сломал ему переносицу…
— О–о, — широкая розовая физиономия Цвикка расплылась в добродушнейшей улыбке, и внимательные маленькие глазки совсем исчезли за мясистыми складками век, — снимаю шляпу, патрон! Признаюсь, не знал… А ведь это существенный штрих в биографии нашего завтрашнего клиента. Существеннейший… — Цвикк тяжело поднялся с кушетки. — Позволю себе пожелать вам доброй ночи, патрон, и скажу, чтобы вам подали ужин.
Цезарь отрицательно покачал головой:
— Ничего не надо… Или нет — стакан холодного сока.
— И что-нибудь к соку, патрон, — Цвикк подмигнул, — что-нибудь очень легкое…
Когда он вышел, Цезарь обхватил руками голову и, раскачивая кресло, прошептал:
— Стив, ну как же ты мог? И главное, где ты теперь?..
На следующее утро, после короткого совещания, они решили перебросить Люца и его группу на полигон в полдень, как было согласовано раньше.
— Ну, пойду свяжусь с нашим пилотом в Манаусе, — сказал Цвикк, поднимаясь. — Если они вылетят ровно в полдень, тут их надо ждать около двух по местному времени.
— В самую жару, — добавил Цезарь. — Кстати, Мигуэль, сегодня в Манаусе должен появиться мой “боинг”. Пусть сразу летит сюда.
— Есть, патрон. А ваших людей там много?
— Побольше, чем у Люца.
— Неплохая подмога, — усмехнулся Цвикк, выходя.
— Значит, так и поступим, — сказал Цезарь, обращаясь к Тиббу. — Если Люц после прилета станет настаивать на немедленной встрече с тобой, ты примешь его одного. Я буду в соседней комнате и появлюсь в нужный момент… Суонг будет присутствовать при вашем разговоре. Он не должен вызвать подозрений. Люц его никогда не видел. Суонг не будет спускать с Люца глаз и в случае необходимости сразу обезвредит его. Ну а если удастся оттянуть твою встречу с Люцем до завтра, ночью появятся мои люди. Тогда условия станем диктовать мы.
— В обоих вариантах мы исходим из представлений, что у Люца агрессивные намерения, — заметил Тибб. — Пока это предположение. А если он действительно сопровождает новую группу кандидатов?
— Но ты же слышал о письме…
— Письмо тоже не доказательство. Мистер Пэнки хочет получить через Люца информацию о здешних делах.
— А ссылка на то, что все согласовано со мной?
— Разве мистер Пэнки не управляет всем от твоего имени?
Цезарь вздрогнул, внимательно взглянул на Тибба. Ему показалось, что тонкие губы чернокожего конструктора искривлены легкой усмешкой, однако выражение глаз оставалось серьезным и даже суровым.
— Ну вот, и ты тоже, — расстроенно сказал Цезарь и отвернулся.
— Так разве неправда?
— В любом случае, Люц и его люди должны остаться здесь, — упрямо повторил Цезарь. — Этого требует успех нашей главной операции. Люц не только опасный противник, он — чудовище… Вспомни ту папку…
— Я отнюдь не собираюсь выступать в роли его защитника, — Тибб пожал плечами, — но…
Распахнулась дверь, и со скоростью, несоответствующей его массивной фигуре, в комнату влетел Цвикк. Лицо его, покрытое мелкими капельками пота, утратило обычный розовый цвет — оно было багровым, а в широко раскрытых глазах застыло выражение обиды и крайнего изумления.
— Невероятно! — объявил Цвикк, останавливаясь посреди комнаты и с трудом переводя дыхание. — Случилось невероятное… Самолет с Полшером и его людьми уже вылетел. Через час будет тут.
— Как же так? — растерянно произнес Цезарь. — Вчера вы говорили…
— Сам ничего не понимаю, — твердил Цвикк, присаживаясь к столу и принимаясь отирать лицо носовым платком, — ничего не понимаю… Как он мог?
— С пилотом вы уже говорили? — спросил Тибб.
— Еще нет… Велел связаться дежурному Центрального аэродрома. Сейчас он должен позвонить…
— Вероятно, Люц уговорил пилота вылететь раньше, — предположил Цезарь, вопросительно глядя на Цвикка.
— Хорошо, если уговорил, — проворчал тот, принимаясь вытирать платком шею. — Я тогда с пилота штаны через голову сниму. Извините за грубость, патрон…
— А вы предполагаете угон самолета? — спросил Тибб.
— Ничего я не предполагаю… — начал Цвикк и схватил трубку, так как звякнут телефон, стоящий на столе. — Да, это я… ну и что? Почему?.. Гак свяжите меня с ним… Почему? — Цвикк вздохнул и потряс головой: — Нет… Тысяча дьяволов, то есть я хотел сказать — святая мадонна… Нет… Подождите… — Он прикрыл ладонью трубку и взглянул на Цезаря: — Дежурный говорит, что самолет плохо слышно. У них что-то со связью и отказала одна турбина. Пилот просит разрешения сесть на ближайший аэродром. Боится не дотянуть до Центрального.
— А где для них ближайший?
— В десяти километрах восточнее этого поселка. Совсем близко отсюда. Но там очень мало наших…
— Не разрешайте, — быстро сказал Цезарь, — вообще не разрешайте посадку. Нигде…
Цвикк недоуменно уставился на него.
— Разве вы не поняли? — продолжал Цезарь. — Люц захватил самолет и вынудил пилота вылететь. Это явное нападение…
— Но там наш пилот, Цезарь, — резко возразил Тибб. — Возможно, и еще кто-нибудь из наших. Они разобьются…
— А ты хочешь, чтобы они перебили всех нас здесь?
— У нас нет уверенности, что самолет угнан. Мы обязаны им помочь. Там наши товарищи.
— Могут они сесть где-нибудь, если масксети не будут убраны? — спросил Цезарь.
— Нет, — Цвикк покачал головой, — это невозможно.
— Пусть летят обратно.
— На одной турбине не дотянут. Для них это конец.
— Ну и пусть! Люц вылетел без разрешения…
— И все-таки мы обязаны им помочь, — решительно объявил Тибб. — Даже если они пытались обмануть или угнали самолет. Пусть они садятся, Мигуэль! Ты должен понять, Цезарь!.. Ты не имеешь права осуждать их всех…
Назад: Часть вторая ПРОЕКТ “ШИВА”
Дальше: Вместо эпилога ЭТО НЕ КОНЕЦ…