В человеческом организме непрерывно циркулируют различные по величине, частоте и силе электрические токи. Изменение электрического потенциала возникает при любой деятельности живой ткани. Каждый приказ мозга по центральной нервной системе, передаваемый мышечным тканям, можно записать в виде электрограммы специальным аппаратом.

В науке эти токи организма носят название "биотоков".

Техника давно научилась использовать биотоки, возникающие в мышцах, для создания искусственных конечностей - рук или ног, послушно выполняющих приказы мозга. Создание машин, управляемых непосредственно токами самого мозга, стояло на повестке дня науки и техники Земли. Затруднение заключалось в огромной сложности разделения бесчисленных импульсов, исходящих одновременно от миллиардов нервных клеток мозга.

Но трудно - это не значит невозможно. В 19… году, когда состоялся рейс "СССР-КС3" на Венеру, первые образцы машин, управляемых мыслью, уже поступали на заводы и фабрики СССР, США и других стран. Они были еще очень просты, эти машины, но создание более сложных и совершенных было не за горами. Человек уверенно ставил на вооружение своей техники силу мышления.

Общеизвестно выражение: "с быстротой мысли". И действительно, мысль возникает практически мгновенно. Но действия, вызываемые мыслью, неизбежно запаздывают. Нужно время, чтобы движения мышц исполнили приказ мозга.

Хорошо сконструированная машина может работать так же быстро, как мысль. Отсюда ясно, какие преимущества дает непосредственная передача приказа мозга машине, минуя промежуточные звенья в виде движений рук человека. При таком способе управления получается огромный выигрыш в быстроте и в точности. Мысль воплощается в действия без искажений, постоянно вносимых в нее органами нашего тела - суставами, мышцами и, в конечном счете, пальцами рук, недостаточно гибкими и послушными.

Для командиров космических кораблей, при огромной скорости полета и частой необходимости мгновенно принимать решение и так же мгновенно осуществлять его, управление мыслью сулит поистине грандиозные возможности. И не было ничего удивительного в том, что фаэтонцы, наука и техника которых далеко обогнали науку и технику Земли, остановились именно на этом, наиболее совершенном принципе управления звездолетом.

Техника, основанная на биотоках, была уже известна на Земле, и поэтому Мельников и Второв сравнительно легко догадались, в чем заключается "тайна управления", поначалу казавшаяся недоступной.

Решающую роль сыграло сходство между человеком Фаэтона и человеком Земли. Они были одинаково устроены, созданы природой по одному образцу. Мозг фаэтонцев, это можно было сказать уверенно, был аналогичен мозгу человека, разница заключались только в развитии. Мышление было однотипным, и то, что могли делать фаэтонцы, могли делать и люди. Конечно, фаэтонцы мыслили более конкретно, более точно, их воображение было богаче и разнообразнее, мысленные образы, создаваемые их мозгом, были отчетливее и рельефнее, но это было то же мышление, то же воображение, те же образы. Тот факт, что механизмы кольцевого корабля подчинялись мысли Второва, доказывал это. Он смог силой своего воображения заставить корабль улететь с Венеры, смог открывать пятиугольные двери, смог делать стенки прозрачными и заставлять их терять прозрачность, смог, наконец, по своему желанию зажигать и тушить свет. Это означало, что биотоки его мозга в точности соответствовали биотокам мозга фаэтонцев.

Было ли это счастливой случайностью? Можно ли сказать, что благодаря этой случайности у Мельникова и Второва появились шансы на спасение? Разумеется, нет! Если бы биотоки у Второва и фаэтонцев отличались друг от друга, то не возникла бы сама необходимость в спасении, звездолет до сих пор стоял бы на Венере. То, что случилось, было вызвано той же самой силой, которая теперь должна была спасти их.

Следствие вытекало из причины, причина вызывала следствие.

Задача была проста, но отнюдь не легка. Практики управления мыслью не было и не могло быть. Второву предстояло научиться этому искусству, так сказать, на ходу, в самом процессе управления. На звездолете, летящем с огромной скоростью, такое обучение таило в себе большие опасности. Например, резкий поворот корабля грозил смертью от перегрузки. Предположение Второва, что фаэтонцы не могли целиком полагаться на себя, что автоматы их звездолета не допускали такого резкого поворота, требовало проверки. "Качество" мысли людей с Фаэтона, ее дисциплинированность были неизвестны.

Но опасно или не опасно, а провести проверку было совершенно необходимо. И Мельников со своим другом без колебаний решились на опасный эксперимент.

Все равно, выбора у них не было. Оба прекрасно сознавали, что время, отпущенное им обстоятельствами, крайне ограничено. Очень скоро голод сделает свое дело. Упадут силы, мысль потеряет ясность, начнется медленная агония.

– Наше спасение зависит от тебя, - сказал Мельников. - Но не торопись, действуй крайне осторожно. Поспешность погубит нас наверняка.

– Я это понимаю, - ответил Второв.

– Придется взять быка за рога и сразу испытать наши возможности. Надо совершить поворот на сто восемьдесят градусов. Если ты прав и автоматика не допускает резкого поворота, мы спасены. Если звездолет повернет мгновенно, все будет кончено.

– Понимаю, - повторил Второв. - Я готов.

– Но может случится, что звездолет не послушается твоего "приказа". Тогда…

– Тогда опять-таки все будет кончено, - перебил Второв. - Только смерть придет не сразу. Я все понимаю, Борис Николаевич, и я совсем спокоен. Пойдемте на пульт. Не будем терять время.

Мельников с удивлением слушал твердый голос своего товарища. Ни тени волнения нельзя было заметить на лице Второва. Словно за короткие часы отдыха его подменили. Бесследно исчез человек, всего несколько часов тому назад едва не впавший в истерику. Удивительная перемена!

– Пойдем!

Оба хорошо отдохнули. Крепко, без сновидений, они проспали ровно восемь часов. Проснулись одновременно, и Второв сразу зажег свет, послушно вспыхнувший, как только он пожелал этого. Так же послушно стенки стали прозрачны.

Где помещались удивительные механизмы фаэтонцев? Скорее всего, это были те плоские вертикально расположенные ящики, которые стояли всюду, во всех помещениях звездолета. Какой поистине сказочной чувствительностью должны были они обладать, если могли улавливать на расстоянии нескольких метров слабые биотоки мозга! Какой огромный скачок сделает наука Земли, когда постигнет устройство и принципы работы этих механизмов. Звездолет фаэтонцев - вершина их научной и технической мысли - представлял собой неоценимое сокровище знаний старших братьев человека. И это сокровище волей судьбы было доверено двум людям. От них зависело сохранить или погубить его. Когда они думали об этом, собственная судьба казалась им совершенно незначительной. Первоначальное стремление спасти себя постепенно сменялось другим - спасти корабль, спасти во что бы то ни стало - для науки, для людей, для родины.

– Будь очень осторожен, - повторил Мельников, когда они остановились у стенки, за которой находился таинственный пульт.

Вспыхнул синий круг.

– Вот теперь, - сказал Второв, - совершенно ясно, что он означает. Следи за своей мыслью, - вот его смысл.

– Если так, - ответил Мельников, - то наши шансы на благоприятный исход сильно возрастают. Сигнал относится не только к нам. Он говорил то же самое самим фаэтонцам. А раз так, их мысль была не столь дисциплинированная. Я начинаю верить, что управление кораблем осуществляется чем-то вроде нашего автопилота. Только здесь ему дается мысленный приказ. В этом разница, а в остальном он должен действовать так же, как наш.

– Это безусловно так, - согласился Второв.

Неожиданно только что появившееся пятиугольное отверстие "затянулось" металлом и исчезло. Мельников вопросительно посмотрел на Второва.

– Да, это я его закрыл, - сказал молодой инженер. - Такие опыты подкрепляют мою уверенность.

– Правильно делаешь. Упражняйся как можно больше.

– Почему вы полагаетесь только на меня? - спросил Второв. - Может быть, вы сами…

– Я уже пробовал. Ничего не получается. Или я неправильно понимаю, что именно требуется, или биотоки моего мозга не соответствуют настройке механизмов. Как бы то ни было, только ты можешь влиять на них.

Дверь снова открылась. Как и раньше, перед этим появился синий круг с желтыми полосами.

Они "прошли" в помещение пульта.

– Я останусь здесь, - сказал Мельников. - У двери.

– В какое же кресло мне сесть? Здесь их четыре.

– Садись в то же, что вчера. Мне думается, что у фаэтонцев было четыре пилота и каждый из них имел свое место. Биотоки у разных людей разные. Эта штука, вероятно, имеет четыре одинаковых пульта управления, но настроенных на различные токи.

– Скорее всего так. Ну что ж, Борис Николаевич! Приступим к первому опыту. Крепче держитесь за что-нибудь.

– Держаться не за что, - ответил Мельников - Я лягу на мостик.

При слове "лягу" оба невольно улыбнулись. Никто из экипажа "СССР-КС3" не мог отвыкнуть от слов: "лягу", "пойду", "сяду", хотя лежание, ходьба и сидение были невозможны в мире без тяжести.

Второв слегка оттолкнулся от стены и поплыл в воздухе к креслу. Взявшись за него руками, он придал своему телу сидячее положение. Искрящиеся огоньки мгновенно замерли, и на потемневшей грани пульта вспыхнул синий круг. И как только он исчез, стенки шара стали прозрачны.

– Я тут ни при чем, - сказал Второв. - Они сработали сами.

– Попробуй заставить их потерять прозрачность, - предложил Мельников.

Второв сосредоточился. Но то, что легко удавалось в других помещениях, здесь не получалось. Стенки оставались прозрачными.

– Что-то не выходит.

– Это в порядке вещей, - поспешил сказать Мельников, опасаясь, что неудачный опыт может лишить Второва необходимой уверенности в себе. - Здесь на пульте все иначе, чем в других местах. Пилот должен думать о маневрах корабля. Поэтому все остальное полностью автоматизировано, чтобы не отвлекать его внимания.

– Да, вероятно это так. Во всяком случае такое объяснение вполне логично. "Ложитесь", Борис Николаевич!

Мельников вытянулся вдоль мостика на расстоянии нескольких миллиметров от него. Если будет удар, мостик хорошо пружинит, это было проверено не один раз.

Наступила решающая минута. Все будет ясно через несколько мгновений. Мельников пристально смотрел на Венеру. За то время, что они спали, планета отошла еще дальше. Она выглядела сейчас огромным белым шаром, раз в восемь большим, чем полная Луна на небе Земли. "Значит, расстояние немного больше полумиллиона километров", - машинально подумал он.

Как только Второв коснулся сиденья кресла, он начал мысленно декламировать стихи, чтобы как-нибудь нечаянно не подумать того, что могло повлиять на пульт. Когда он увидел, что Мельников приготовился, очередная строчка оборвалась на полуслове. Второв закрыл глаза.

На мгновение мелькнула мысль, что через секунду они могут умереть, если звездолет послушается его сразу. Молниеносный поворот, страшный рывок инерции, чудовищной силы удар о стену, и все!.. И тут же он почувствовал, как мягкая сила прижала его к креслу. На корабле возникла сила тяжести! Она могла появиться только при повороте.

Что же случилось? Он не давал приказа! Он еще не успел подумать о повороте. Он только собирался сделать это…

– Звездолет поворачивает, - сказал Мельников. - Опыт удался. Судя по направлению силы тяжести, поворот происходит в вертикальной плоскости. Еще лучше это заметно по положению Венеры и Солнца. Поздравляю, Геннадий! Советую тебе немедленно отойти от пульта.

Второв машинально повиновался. Он ничего не понимал. Мельников думает, что поворот вызван им, но ведь это не так… не так… но почему же не так? Ведь он только что представил себе картину гибели. С обостренной силой воображения он подумал именно о повороте. Очевидно, этого было достаточно, чтобы привести в действие автоматику. Он представил себе мгновенный поворот, а звездолет поворачивает плавно. Но ведь это означает именно то, на что они надеялись. Загадочные механизмы восприняли смысл приказа, а его выполнение идет по другому пути, не зависящему от воли человека. Бессознательно он, Второв, произвел опыт в самой решительной форме. И вот полная удача!..

"Чудовищно умен этот корабль", - подумал Второв.

– Вот теперь нельзя сомневаться, что мы спасем и себя и корабль, - сказал Мельников, обнимая товарища. - Молодец!

Второв подробно рассказал обо всем, что произошло в действительности.

– Выходит, - закончил он, - что я еще не годен к роли водителя этого звездолета.

– Я и не надеялся, что это произойдет сразу, - ответил Мельников. - Будешь учиться. И учиться долго. Мы не имеем права рисковать после такого удачного начала.

– Боюсь, что придется поторопиться. Скоро мы ослабеем от голода.

Мельников испытующе посмотрел на друга.

– Ты чувствуешь голод? - спросил он.

– Пока нет

– Я тоже не чувствую. Наоборот, мне кажется, что у меня прибавились силы.

– Как странно, - сказал Второв, - у меня тоже такое ощущение. Наверное, это от нервного состояния. Ведь мы ели в последний раз на нашем корабле пятнадцать часов тому назад.

Мельников промолчал. Смутная мысль, что тут снова замешаны фаэтонцы, мелькнула и исчезла. Не могли же они питаться воздухом. А если могли, то люди Земли не могут. Но никак не удавалось отделаться от впечатления, что желудок полон.

– Надо внимательно следить за тем, сколько времени продлится поворот, - сказал он. - Может быть, тебе придется вмешаться и прекратить его.

– Не думаю. Я хорошо помню, что представил себе поворот именно на сто восемьдесят градусов. Не сомневаюсь, что так и будет.

– Вполне возможно, но все же проследим.

Возникшая вследствие центробежного эффекта сила тяжести была несколько большей, чем на Земле. Мельников и Второв чувствовали себя немного отяжелевшими, но не настолько, чтобы затруднялись движения. Было естественно предположить, что эта тяжесть для фаэтонцев нормальна. Отсюда вытекало, что планета Фаэтон превосходила Землю своими размерами. Это объясняло малый рост фаэтонцев. Мельников отметил про себя этот чрезвычайно важный факт.

Звездолет совершал поворот в вертикальной плоскости. Относительно полов, мостиков и всех предметов на корабле сила тяжести все время была направлена вниз. Передвигаться можно было свободно, так же как тогда, когда корабль стоял на Венере. Это было удобно и доказывало продуманность, с какой были настроены пока еще непонятные автоматы, управляющие полетом.

Медленно и равномерно Солнце и Венера менялись местами. Казалось, что не корабль, а именно они поворачиваются вокруг звездолета. Через три часа Солнце оказалось внизу, под ногами, а Венера над головой.

И поворот закончился. Снова исчезла тяжесть, звездолет полетел прямо. Теперь он двигался к недавно покинутой планете. Но если раньше опасения Второва были преждевременны, сейчас они стали вполне реальны. Венера была совсем близко. С огромной скоростью корабль падал на планету. Надо было принять меры.

– Заставь его еще раз повернуть, - сказал Мельников. - Надо отлететь подальше. Производить маневры так близко от Венеры опасно.

– В какую сторону? - деловито спросил Второв.

Мельников улыбнулся.

– Ну, например налево. На девяносто градусов.

Второв уверенно сел в кресло.

Подумать о повороте именно на девяносто градусов было не так просто. Этот угол надо было не назвать, а реально представить себе. Представить в воображении с абсолютной точностью. Мельников на всякий случай лег на мостик.

Звездолет вздрогнул. Мельников ясно ощутил, как возникла и сразу исчезла тяжесть. Потом еще раз, в другую сторону. Корабль заметался, дергаясь в разные стороны. Было ясно, что чувствительные автоматы послушно исполняли нечеткие приказания Второва.

– Спокойно, Геннадий! - крикнул Мельников.

Сильный рывок сбросил его с мостика. На этот раз он довольно чувствительно ударился головой о невидимую стенку. Но тот же рывок сбросил с кресла и Второва. Звездолет "успокоился".

– Черт знает, что такое! - сказал Второв. - Никак не удается.

– Отдохни. Прежде чем подойти к пульту, поупражняйся так.

– Тогда лучше перейти в другое помещение.

– Правильно.

Мельников отчетливо чувствовал, что состояния невесомости больше нет. На корабле существовала едва заметная сила тяжести. Откуда она возникла?

– Ты не думал об ускорении?

– Нет. Могу уверенно сказать, что не думал.

– Тогда, значит, мы падаем на Венеру.

Притяжение планеты, очевидно, создавало ускорение. Отсюда и тяжесть. Это обстоятельство начало тревожить Мельникова. Он заметил, что Солнце - хоть и очень медленно - смещалось относительно их. Тени двигались. Звездолет выходил на прямой путь к Венере. Если Второв не сумеет собрать свои мысли в тугой клубок, катастрофа неминуема. Корабль сгорит в атмосфере и погибнет для науки. Что делать? Как и чем успокоить Второва, вернуть ему недавнюю уверенность в себе? По лицу товарища Мельников видел, что тот в полной растерянности. Нельзя говорить, что осталось очень мало времени.

– Отдохни, - повторил он. - Спешить некуда.

Вот когда со всей силой проявились волевые качества, приобретенные за четыре космических рейса. Лицо Мельникова было совершенно спокойно. Не только Второв, но и никто другой не смог бы увидеть на нем ни малейшего следа озабоченности и тревоги, которые в действительности быстро возрастали.

Второв даже не заподозрил грозной опасности, нависшей над ними.

– Я буду упражняться, - сказал он. - Подойду к пульту только тогда, когда смогу уверенно представить себе нужный угол. У нас есть время?

– Сколько угодно, - невозмутимо ответил Мельников. - Не торопись. Надо действовать наверняка.

Он сам поступал именно так. Еще одна неудачная попытка - и ничто уже не спасет их. Во что бы то ни стало нужно выдержать принятую тактику до конца. Это единственный шанс.

– Ты оставайся здесь, - сказал Мельников, - а я пойду в другие помещения. Похожу по кораблю.

"Забыл", - подумал Второв.

Стараясь делать это незаметно, он стал следить за товарищем.

Мельников подошел к стене. Нажал кнопку, но дверь не открылась. Механизмы фаэтонцев полностью перешли на "мысленные приказы". Тогда он попытался представить себе открытый проход. Но и из этого ничего не вышло.

"Насколько все было бы проще, - подумал Мельников, - если бы механизмы оказались настроенными на биотоки моего мозга, а не мозга Второва".

– Открыть дверь? - спросил Геннадий Андреевич.

– Нет, это ни к чему. Все равно мне одному никуда не уйти. Передвигаться по кораблю можно только с тобой. Я постараюсь не мешать тебе здесь.

Но дверь все-таки открылась.

Второв снова выругался.

– Одно наказание, - сказал он. - Я опять подумал против воли.

– Да, это трудное искусство. Но думай о повороте.

Всем известна сказка о человеке, который не должен был думать об обезьяне и только то и делал, что думал о ней. Та же история повторилась и со Второвым. В помещении, где они находились, было два выхода. И вот началось. То одно, то другое, а то и оба сразу пятиугольные отверстия возникали и исчезали. Вспыхивал и потухал синий круг с желтыми линиями. Стенки становились прозрачными и теряли прозрачность. То и дело зажигался свет, сменяясь темнотой. Беспорядочная мысль Второва перескакивала с одного на другое, но - было ясно - не могла сосредоточиться на том, что нужно.

Мельников ни словом, ни жестом не выражал своего нетерпения. Это было бы бесполезно и даже вредно. Все зависело от самого Второва.

Борис Николаевич вынул записную книжку и сделал вид, что записывает в ней свои наблюдения. На частые смены света и темноты он никак не реагировал, будто не замечал их. Пусть Второв думает, что Мельников считает весь этот хаос вполне естественным и понятным.

Мчались одна за другой секунды, сливаясь в невозвратимые минуты. Звездолет все быстрее приближался к Венере. Невольно Мельников перешел от записей к расчетам. Выходило, что в их распоряжении около двух с половиной часов. Если за это время звездолет не повернет в сторону, то он врежется в атмосферу планеты со скоростью ста километров в секунду, и только огненный след прочертит в небо Венеры путь его гибели.

Два с половиной часа! Очень мало…

Мельников украдкой посмотрел на Второва. Молодой инженер висел у противоположной стенки, прижатый к ней уже вполне отчетливо чувствуемой силой инерции. Его лицо было сосредоточено, а глаза закрыты. Но беспорядочное открывание и закрывание пятиугольных входов, мелькание света все еще продолжалось, хотя и не так часто, как вначале. Очевидно, мысли Второва приходили в порядок.

Так прошло около часу.

Скорость звездолета, по расчетам Мельникова, достигла пятидесяти километров в секунду или немногим больше. Высчитать точно он не мог, так как не знал, с какой скоростью летел корабль в начале падения на Венеру. Но он был уверен, что эта скорость не превышала двадцати, двадцати пяти километров в секунду. Расстояние до Венеры также было известно приблизительно.

"Ну, скорее!" - хотелось ему крикнуть своему товарищу, но он молчал.

Теперь стены уже не теряли своей прозрачности. Свет и темнота не сменяли друг друга. Только вход в помещение пульта нет-нет, да и откроется. Очевидно, Второв представлял себе, как он входит в это помещение, как садится в кресло, как приказывает кораблю повернуть на девяносто градусов. Мельников с изумлением убеждался в поразительной чувствительности аппаратов фаэтонского корабля. Чудесная техника! Как будет жаль, если этот корабль погибнет, не сможет послужить моделью для будущих космических кораблей.

"Вероятно, - думал Мельников, - на Арсене найдутся материалы об аппаратах, управляемых мыслью. Не может быть, чтобы фаэтонцы не оставили указаний на этот счет. Но все же это совсем не то, что сами эти аппараты, сосредоточенные на корабле. Ведь их можно разобрать, наглядно увидеть, как они сделаны".

Его нетерпение все росло. Второв не шевелился. Дверь в помещение пульта перестало открываться. Заснул он, что ли?..

– Попробуем, Борис Николаевич.

– Да, конечно!

Не следовало отвечать так поспешно, но Мельников не смог удержаться:

– Пойдемте.

Ходить было легко. Звездолет незаметно повернулся "дном" к Венере. По-прежнему автоматы фаэтонцев работали чрезвычайно разумно.

Но и вторая попытка кончилась полной неудачей. Сразу, как только Второв сел в кресло, резкий толчок сбросил их обоих - одного с кресла, другого с мостика. Повысившаяся скорость сделала эти падения значительно более чувствительными, чем в первый раз. Они основательно ушиблись.

Второв не выдержал. Сидя на прозрачной стенке словно вися в пространстве, он закрыл лицо руками и разрыдался.

"Вот теперь, - подумал Мельников, - все пропало! Раньше чем через полчаса он не успокоится. А тогда будет уже поздно. Мы погибли, а с нами и звездолет".

Он не пытался утешать своего друга. Пусть выплачется, если слезы смогут разрядить нервное напряжение, в котором он находился последний час. Некоторым людям слезы помогают.

Он смотрел вниз, и ему казалось, что Венера стремительно надвигается на них. Сколько еще осталось до нее? Час? А впрочем, не все ли равно. Чем скорей они врежутся в атмосферу, тем лучше! Предотвратить гибель невозможно…

Один час до смерти!..

Мельников мысленно перенесся на Землю. Единственный близкий человек - Оля, как живая встала перед ним. Он увидел ее улыбку, такую знакомую и родную..

"Прощай, Оля! Прощай, родная! Тяжело тебе будет перенести мою смерть. Но найди в себе силы. Ведь ты дочь и жена звездоплавателя! Будь тверда! Найди утешение в том, что я погиб во имя науки, во имя грядущих побед над космосом!.. Для человека!.."