ВДОЛЬ ОСИ “Ф”
Его называли “мнимая ось”. Говорят, прозвище возникло при следующих обстоятельствах. На лекции по теории относительности он рассказывал, что мир, в котором мы живем, имеет не три измерения, как принято считать, а четыре. Четвертое измерение — это время.
— Вот здесь три взаимно–перпендикулярные пространственные оси, и к ним перпендикулярна еще ось времени…
Высокий, тощий, некрасивый, он вытянул свои длинные руки вверх. Угловатая голова на тонкой шее была запрокинута и глаза закрыты. Так он стоял, неподвижно, с закрытыми глазами и с вытянутыми руками, как дирижер оркестра во время длительной паузы.
— А как же представить себе четвертую ось, перпендикулярную трем?.. — робко спросил какой-то студент.
— О, это очень легко, если иметь в виду, что она — мнимая. Она идет вот так…
Длинные руки неопределенно задвигались. Никто ничего не понял. Зато он получил прозвище “мнимая ось”.
С тех пор прошло много лет. Я закончил физически!, факультет университета. За пять лет студенты привыкли не только к четырехмерному пространству, но и к пятимерному, десятимерному, эн–мерному, бесконечномерному, Гильбертову, в общем, к вакханалии абстрактнейших абстракций. Их никто всерьез не принимал, и все думали, что они никакого реального значения не имеют. В них не верили, как никто не верит в возможность “машины времени”.
И вот однажды профессор Вирейский (так по–настоящему именовалась “мнимая ось”) дал о себе знать самым неожиданным образом.
Известно, что физики–теоретики не очень-то часто превращаются в экспериментаторов. Злые языки утверждают, что теоретиками становятся именно те, у кого руки “не в дугу”. И вот однажды в конструкторское бюро, где я работаю, приехал один бледнолицый парень и начал заплетающимся языком говорить о том, что мы задерживаем выполнение одного заказа для его университета. Парень был очень бледным, очень нервным, и когда он говорил, его длинные тонкие пальцы беспокойно теребили кончик черного шнурка, повязанного вместо галстука.
Анечка, наша секретарь, розовощекая девчонка с хитрыми насмешливыми глазами, долго смотрела на этот тонкий шнурок и, обратившись ко мне, сказала:
— Витюга, неужели сейчас в столице мужчины подвязывают ботинки пестрыми галстуками?
Парень остолбенел, быстро взглянул на свои ботинки, и его бледное лицо стало покрываться красными пятнами. Мне стало его жаль.
— Да вы не волнуйтесь. Скажите, какой ваш заказ, и я сейчас проверю.
— Заказ? Ах, да… Это — кварцевый колпак, эксикатор для лаборатории профессора Вирейского…
— Для Вирейского? Для “мнимой оси”? — воскликнул я.
Тонкие губы парня скривились в улыбку.
— Вы его знаете?
— А как же! Слушал лекции по теории относительности.
Парень часто закивал головой.
— Да, он самый… Заказ нужно выполнить очень срочно. Вы даже не подозреваете, как срочно нужен этот колпак…
Я покопался в чертежах, после позвонил в технический отдел, затем навел справки в опытном цеху и, наконец, связался с отделом сбыта.
— Молодой человек, — обратился я к посетителю из университета. — Ваш кварцевый колпак готов, упакован, и завтра будет отправлен на товарную станцию…
— Хорошо… Очень хорошо… Только знаете… Нельзя ли самолетом?..
— Что вы! — воскликнул я. — Во–первых, это будет дорого, а во–вторых, в вашем договоре…
— Да, да, я знаю… — пробормотал он и махнул рукой.
У выхода из кабинета он вдруг остановился.
— А я могу сопровождать груз?
Я пожал плечами.
— Наверное, только зачем?
Его пальцы снова взялись за шнурок, но, взглянув на Анечку, он отдернул руки и спрятал их за спину.
Не говоря ни слова, он вышел.
И тут-то я вспомнил, что теоретики редко превращаются в экспериментаторов. Я вскочил из-за стола и помчался за парнем.
— Где вы остановились? — спросил я, догнав на проходной.
— Пока нигде.
— Поехали ко мне. Я живу в общежитии, один на целую десятиметровую комнату.
Он взял свой чемоданчик, и мы зашагали по единственной в нашем поселке улице.
— Значит, работаете у Вирейского? Кстати, давайте познакомимся. Виктор.
— Олег. Работаю у Вирейского.
— А зачем ему этот колпак? Ведь он теоретик.
— Был… Сейчас у него лаборатория.
— Чем он занимается?
— Да так… Всякой всячиной…
Понятно, решил я, секретная работа. До общежития мы дошли молча.
— Располагайтесь, как вам удобно. Столовая на первом этаже. А я побегу и договорюсь с железной дорогой, чтобы вам разрешили сопровождать груз.
— Пожалуйста!
С Олегом мы встретились только поздно вечером. Он расположился на пустой койке и лежал, глядя в потолок, закинув руки за голову.
— Привет!
— Добрый вечер…
— Все в порядке. Поезд отходит в десять утра. Вам надлежит быть у дежурного по станции в девять.
Олег облегченно вздохнул.
— Да чего вы так волнуетесь из-за колпака, — сказал я, раздеваясь. — Ничего с ним не случится.
— Да я не из-за колпака, — вздохнул Олег.
— А из-за чего?
— Вирейский… Он, видите ли…
— Не умрет ваш Вирейский, — попытался я его ободрить.
— Как вы сказали?
Олег приподнялся и вытаращил на меня огромные черные глаза.
— Я говорю, не умрет. Подождет…
— А вы разве знаете?
— Что?
Теперь я уставился в этого странного парня.
— Что Вирейский…
Я вскочил с койки.
— Н–не знаю, н–не знаю… — пробормотал Олег.
Мне на секунду показалось, что сотрудник Вирейского того… Наступила тягостная пауза. И тут я ляпнул непростительную глупость.
— Если он умер, то наплевать ему на этот колпак, даже если он и кварцевый…
Реакция была фантастической. Олег вскочил с койки, как дикая кошка, прыгнул на меня и закричал:
— Ложь! Я здесь не при чем! И еще не известно, может быть, он и жив! Или, по крайней мере, будет жив… Или оживет!
Я торопливо встал и начал одеваться. “Может быть, сбегать за доктором?” Олег часто дышал, его лицо перекосилось как от нестерпимой боли.
— Послушай, парень, успокойся, расскажи толком, что с тобой. Может быть, я смогу чем-нибудь помочь.
Он внезапно обмяк.
— И все же во всем виноват я…
Это прозвучало, как окончательный приговор, не подлежащий пересмотру. Мы сели рядом, и я положил руку на его вздрагивающее плечо.
— Ну, ну же, давай, рассказывай, — попросил я как, можно мягче.
После долгой паузы он начал совсем шепотом.
— Все началось с движений вдоль оси “Ф”…
— Вдоль оси?
— Ну да… Это было последнее открытие профессора. Ось “Ф”, может, слыхали?
— От Верейского я слышал про разные оси, ось “Т”, ось “X”, ось без названия, а об “Ф” не слышал.
— Это — потрясающее открытие. Буква “Ф” — это значит “форма”…
— Форма? Непонятно.
— Каждое физическое тело имеет форму.
— Да.
— И эта форма может быть разной.
— Ясно.
— Форму можно менять.
— И это понятно.
— Многообразие всех форм одного и того же тела образует плотное непрерывное множество или еще одно измерение, в котором может существовать физическое тело…
— Это уже менее понятно.
Олег посмотрел на меня с сожалением.
— Представьте себе железный куб определенной массы.
— Представляю…
— А теперь представьте себе, что вы нашли способ из этого куска железа лепить все что угодно, как из пластилина… Масса остается одна и та же, железо одно и то же, а форме вы можете придавать любое значение…
— Значение? — удивился я.
Да. Вдоль оси “Ф” каждой форме будет соответствовать своя точка, своя координата…
“Типично вирейские штучки. Мнимая ось!”
— Очередная абстракция? — усмехнулся я.
— Ничего подобного! Прибор был построен и выдержал испытания… В стеклянный колпак помещается любое тело. Отсутствие энергетического поля соответствует началу координат. Дальше вы начинаете перемещать тело вдоль оси “Ф”. Для этого нужно изменять энергосодержание поля и его структуру. Тело на ваших глазах медленно меняется…
Я начал смутно догадываться, о чем он говорил.
— Деформироваться, вроде, как пластилин между пальцами?
— Совершенно верно! Каждому энергосодержанию соответствует своя деформация или точка на оси…
Вдруг я все понял!
— Гениально! Последовательно перемещая, как вы говорите, тело вдоль оси “Ф”, вы можете получить из него все, что можно получить, я имею в виду, любые формы?
— Вот именно!
— Из железного куба можете получить шар, эллипсоид, кольцо, ведро, колесо, проволоку, все–все, при одной и той же массе материала?
— Совершенно точно!
— Так это же!..
— Вот именно! — воскликнул Олег, и его глаза засветились. — Когда мы первый раз увидели, мы думали, что сойдем с ума, до того это было невероятно. Представляете, профессор медленно вращал лимб, на котором была нанесены деления, соответствующие координатам “Ф”, и на ваших глазах помещенное в колпак тело изгибалось, сжималось, вытягивалось, сворачивалось в клубок, расползалось в тонкий лист, в общем, вело себя, как живое. Все, что можно себе представить, плавно переходило одно в другое, и это было сказочное зрелище…
— Потрясающе! — воскликнул я.
— Но и это еще не все! Самое интересное происходило в критических точках…
— Что это за точки?
— При очень большом энергосодержании тело вытягивалось в тончайшую нить, после рассыпалось в порошок, а затем…
— Что?
— Затем превращалось в жидкость, расплавлялось и, наконец, испарялось… Ведь это тоже формы… Жидкость и газ…
— Здорово, — восхищенно прошептал я, представляя, что, имея такую машину, можно раз и навсегда отказаться от всяких станков и приспособлений и делать из любого материала все, что угодно. Просто поставь лимб на нужную точку — и баста!
— А обратно? — вдруг спросил я.
— Можно и обратно. Вы вращаете лимб против часовой стрелки, и тело, проходя все формы в обратном порядке, возвращается к началу координат, то есть к своему первоначальному виду.
— Так это же революция! — воскликнул я. — Вирейскому нужно дать Нобелевскую премию!
Лицо Олега внезапно нахмурилось.
— Ах, да… — виновато произнес я.
— Нет, вы, кажется, ничего не знаете, — сказал он и вздохнул. — Впрочем, ладно, расскажу… Дело в том, что… Как вам сказать… Когда тело переходит в точку, соответствующую газообразному состоянию, давление и температура газа, естественно, очень высокие.
— Я думаю!
— Да. Так вот, в критических точках стеклянные колпаки часто лопались. Тогда-то мы и заказали вам кварцевый…
— Ясно. Впрочем, постойте! Колпаки лопались, и значит, ваше тело того, испарялось в воздух?
— Н–не совсем… Там у нас автоматика. Перед тем, как наступала катастрофа, газ мгновенно перекачивался в металлический баллон… Мы устанавливали новый колпак и медленно впускали в него гае, одновременно возвращая тело ближе к началу координат…
— Н–да… Но ведь могло получиться, что часть все же вылетит, или останется в баллоне…
— Так оно и было… Вернувшись к началу оси “Ф”, тело всегда было немного легче:
— Утечка?
— Да. Вирейский настаивал на срочном изготовлении кварцевого колпака. А до его изготовления он приказал поставить на лимбе ограничитель и предохранитель, которые бы не позволяли телам принимать критические формы… Предохранитель ставил я…
Я почувствовал какую-то смутную тревогу. Уставившись в пол, Олег продолжал:
— Это случилось неделю тому назад… Мы пришли в лабораторию к десяти утра. Вирейский, как правило, приходил минут на десять позже. Но вот проходит полчаса, час, два, а его нет… Кто-то обратил внимание на то, что дверь в кабинет, где установлен “Ф$1 — транслятор, открыта… “Ф$1 — транслятор — название машины для передвижения вдоль оси “Ф”. Я вошел в кабинет и долго не мог сообразить, что в нем изменилось… И вдруг я увидел… Зеркало!
— Зеркало?
— Да. Знаете, такое высокое, трюмо… Раньше оно стояло в углу, возле окна, а теперь оно было рядом с колпаком, приставленное к столу…
— Для чего?
— Слушайте… Дальше я увидел, что стеклянный колпак наверху треснул, и что манометр на металлическом баллоне показывал сто пятнадцать атмосфер… И еще там, где стоял мой предохранитель, на лимбе, были видны следы гари… Сгорел дроссель…
— Ужас, — почему-то произнес я, ничего не понимая. — А при чем тут зеркало?
— Он хотел за собой наблюдать…
— Кто?
— Вирейский…
— Вы шутите…
— Нисколько… Колпак ведь огромный, два с половиной метра в высоту, метр в диаметр. Он в него влез и поставил лимб на автоматическое вращение… Он решил проехаться вдоль оси “Ф”, немного вперед и после вернуться… Но ограничитель и предохранитель не сработали…
— Боже праведный! — не удержался я. — Значит Вирейский…
— В запасном железном баллоне.
Я поежился, как будто от ледяного ветерка.
— Что же теперь будет? — почему-то шепотом спросил я.
— Нужен срочно кварцевый колпак…
— Вы думаете?..
— Это последний шанс…
— А если утечка, и часть профессора того?..
Я глупо присвистнул и повертел рукой в воздухе.
— Тогда конец…
Мы больше не разговаривали. Я улегся на койку, и, как Олег, стал смотреть в потолок… А фантазия рисовала мне страшные картины. Что в зеркало увидел профессор? Может быть, из высокого и тощего на каком-то этапе он стал низеньким и толстым? После широкоплечим и мускулистым, как атлет, затем уродливым, как Квазимодо? А может быть, на оси “Ф” была точка, в которой он превратился в женщину, например в Джаконду? Бр–р–р! А дальше? Вирейский в форме куба, Вирейский в форме холодильника, Вирейский в форме веревки. Или жидкости, которую можно перелить в бутыль. Если она разобьется, Вирейский превратится в лужу на мостовой, и после его разбрызгают по сторонам колеса грузовика. Если жидкость, в ней все должно перемешаться, и тогда нет никакой надежды при путешествии обратно поставить все на прежнее место… А тем более, если газ, да еще утечка… Прибыв в начало координат, “мнимая ось” может оказаться с изъянами.
Бедный Вирейский! Бедный Олег! Все бедные.
И все же, это гениально, перемещать тела вдоль оси “Ф”! Революция в технологии, в хозяйстве, на транспорте!
Не знаю, сколько применений для “Ф$1 — транслятора я придумал за одну ночь. Когда я заснул, мне снились переходящие одна в другую формы различных тел, и время от времени перед глазами мелькала фигура “мнимой оси” — Вирейского, одна из возможных форм на бесконечном пути.
Через сутки после того, как Олег уехал со своим колпаком, я получил от него коротенькую телеграмму: “Все в порядке. Он жив”… Я до сих пор не знаю, что произошло. Может быть, его выпустили из железного баллона и вернули к началу координат? А может быть, он туда и не попадал, а просто “разыграл” ребят, которые очень затянули установку кварцевого колпака?
Об этом мне напишет Олег в обещанном письме…
