Я проснулся с тяжелой головой и посмотрел на электрические часы над дверью. Было шесть утра. Значит, через четыре часа все начнется, вернее, все будет кончено.

За окном редела предрассветная мгла. В комнате было душно, и я подошел к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха.

Часовой уже стоял не у изгороди, а ближе к зданию.

Скала была черной на фоне темно–фиолетового горизонта.

Я смотрел в редеющий сумрак и думал о том, что здесь будет через четыре часа и что будет после взрыва. Сейсмические станции во всех странах зарегистрируют сотрясение земли. Сейсмологи по своим приборам легко определят место взрыва и нанесут его на карту. Они сопоставят характер сейсмической волны со всем тем, что им известно о землетрясениях, и без труда установят, что это было не землетрясение. Наше правительство будет все отрицать, и найдутся наши сейсмологи, которые будут доказывать, что никакого взрыва не было и все это локальное землетрясение. Газеты пошумят, покричит радио, и все смолкнет. И мы будем некоторое время сидеть и обрабатывать результаты наблюдений над подземным взрывом водородной бомбы нового типа. И это будет до тех пор, пока не подыщут или не выкопают еще одну пещеру под какой-нибудь скалой. И все начнется сначала…

Я увидел, что к часовому подошел полковник Джейкс, и они стали о чем-то говорить. Часовой несколько раз поворачивался к скале и махал рукой в ее сторону. Я оделся и спустился к ним.

— Бессонница? — спросил я Джейкса, закуривая сигарету.

— Кой черт! Сейчас мне позвонили и сообщили, что не вернулась автоматическая тележка.

— Как это не вернулась?

— Очень просто. Ее отправили в пещеру установить еще один дозиметр. И она, проклятая, не вернулась.

— Экая важность — автоматическая тележка. Целая скала взлетит на воздух, а тут — тележка, — сказал я.

— Наверное, у нее испортилось радиоуправление, — объяснил Джейкс.

— А если за ней кого-нибудь послать? — спросил я.

— Это невозможно. Приказано после двенадцати ночи к скале никого не допускать.

— Когда она уехала?

— В одиннадцать, — сказал Джейкс и выругался. — Нужно докладывать в центр.

Он зашагал к своему коттеджу, а я остался с часовым.

— Выскочила в темноте как сумасшедшая и помчалась. Вот техника!

— Ты о чем?

— Да об этой самой тележке. Бегает, как живая. И кто ее только придумал!

Стало совсем светло, и скала заиграла пурпурными и розовыми красками.

— Меня снимут с поста в половине десятого, — сказал часовой. — С этого момента никому не разрешается покидать помещение. Что вы там будете делать?

— Всякую всячину.

Я повернулся и увидел Боба. Он направлялся прямо ко мне.

— Ну и спектакль будет сегодня, правда, Боб?

— Точно, — ухмыльнулся он. — Дай-ка закурить.

— Я что-то не помню, чтобы ты раньше курил.

— Представь себе, редкий случай, когда курить предписывает медицина.

— Вот в последний раз любуюсь скалой, — сказал я, протягивая ему зажигалку. — А тебе ее не жалко?

— Ну–ну, любуйся. А мне нужно до испытания принять уколы. — Боб заторопился обратно к зданию.

— Все в порядке, — подходя, сказал Джейкс. — Решено пожертвовать тележкой. Через два–три дня пришлют новую.

Я посмотрел на часы. Половина восьмого. Становилось жарко.

— А правда, что будет вроде как землетрясение? — спросил часовой у полковника.

— Вы слишком любопытны. Знаете, что за разглашение военной тайны…

Я так и не расслышал, какое наказание полагается солдату за разглашение военной тайны. Крамм позвал меня завтракать.

В баре я взял яичницу с беконом и кружку молока. Когда я подошел к своему столику, Финн уже доедал свою порцию. Он взглянул на меня красными от бессонницы глазами.

— Знаешь, в такой день стоит помириться, — сказал я, пересаживаясь к нему.

Он молча взял свой стакан с молоком и отошел к окну. Значит, здорово обиделся!

— Право же, Финн, прости. Честное слово, это потому, что я был пьян. — Я подошел к нему и тронул за плечо.

Он резко повернулся и процедил сквозь зубы:

— Есть вещи, которых не прощают до гроба!

— Ну, пожалуйста, ударь меня, если тебе от этого станет легче.

— Плевал я на твой удар. Иногда слова бьют сильнее, чем кулаки.

Он залпом допил молоко и вышел. Что такого обидного я ему сказал?

— Мэг, что я наговорил вчера Финну?

Она посмотрела на меня усталыми глазами. Наверное, тоже не спала.

— С ним был нервный припадок. Вы вчера сказали ему что-то относительно цены за убийство новорожденных.

— Ну и что же?

— Ночью ему позвонили и сообщили, что его жена родила сына.

Я поперхнулся молоком. Какой же я идиот!

— Сейчас же пойду к нему, извинюсь и поздравлю его…

— Уже поздно, — сказала Маргарэт. — Через минуту вы должны быть на месте.

Действительно, зашипел радиорепродуктор, и диктор бесстрастным голосом объявил:

— Операторам в течение тридцати секунд занять места у приборов.

— Когда испытания закончатся, я обязательно попрошу у него прощения, — сказал я, хватая Чикони за руку, как будто бы я был виноват и перед ней.

Она слабо улыбнулась.

— Хорошо, идите. Пора.

— Боб на месте? — спросил я, шагая рядом с ней по коридору.

— Боб всегда на месте.