Глава 3
Ранмакан в чужом мире
1
Пробуждение было мучительным. Жесткая сильная рука тянула вниз, хватала за горло, запрокидывала голову, чтобы Ранмакан не мог вырвать ее наружу из черной воды и вдохнуть. Один раз вдохнуть воздуха, и тогда он снова будет в состоянии бороться. И вдруг рука пропала. Ранмакану показалось — а может, это он потом придумал, — что даже увидел ее, волосатую, костлявую и покрытую блестящим инеем.
Потом стало тихо, и Ранмакан заснул. Он давно не спал так спокойно и сладко, с того дня, как началась война, сперва далекая, не затрагивающая обыденности существования пятидесяти тысяч жителей Манве, но уже неизбежная, подкрадывающаяся с каждым днем все ближе известиями о гибели других городов.
В сладкой дремоте мирно думалось. Все миновало. И даже воздушные тревоги, с каждым днем все более настойчивые и реальные, и патрули на темных улицах, и бомбоубежища. Война пронеслась мимо и пощадила Манве. И теперь можно спокойно спать. Не открывая глаз. Долго-долго не открывая глаз.
Ранмакан ощупал пальцами кровать — простыни были мягкими и свежими. Значит, он в госпитале. Наверно, в госпитале. Ведь тогда… Когда это было? Вчера? А может, уже несколько дней назад? Тогда он бросился к первому попавшемуся убежищу — убежищем оказалась дверь в какой-то подвал, склад. Это был… что же это было? Да, какой-то ледник. Он захлопнул за собой дверь. Потом были удары, тяжелые удары, будто кто-то могучий и безжалостный раскачивал землю. И вдруг удушье, рука, тянущая его вниз… и вот эта постель. Открыть глаза? Лень. Еще немного.
Ранмакан услышал голоса. Женский, высокий, встревоженный, и мужской, тихий, уверенный. Ранмакан прислушался, но не понял, о чем они говорят. Он не понял ни единого слова. Стало еще страшнее. Может быть, город оккупировали пьи? И он в плену?
Голоса звучали совсем рядом, в той же комнате. Это Кирочка Ткаченко говорила Павлышу:
— Смотрите, он двигает рукой. Может, ему плохо?
— Нет, все в порядке. Сейчас он откроет глаза. Где лингвист?
— Сейчас Бауэр принесет. Где же Глеб? Давно пора прийти. Может, человека усыпить пока?
— Нет, не надо. Вдруг это ему повредит? Включи внутреннюю связь. Бауэр? Это ты, Глеб? Куда ты запропастился? Человек приходит в себя, а у нас нет лингвиста. Мы же должны ему объяснить.
— Одну минуту, — сказал Бауэр. — Бегу. Вы что думаете, нам с Мозгом легко было за несколько часов выучить язык?
Выучил язык и вложил его в черную коробочку лингвиста корабельный Мозг. Бауэр тут был почти ни при чем. Он только «накормил» Мозг газетами и книгами Синей планеты.
— Скорее, — повторил Павлыш, отключаясь.
Ранмакан слышал весь этот разговор. Он мог бы открыть глаза, но предпочел этого не делать. Если ты в плену, то пускай враги думают, что ты еще не пришел в себя.
— Он уже очнулся, — сказал Павлыш Кирочке. — Только не хочет открывать глаза. Он волнуется.
Ранмакан старался не шевелиться. Но чувствовал, что грудь выдает его, в такт участившемуся дыханию приподнимая простыню. «Они могут оставить меня для опытов. Я читал, что пьи делают опыты над живыми людьми».
Кто-то вошел в комнату. Ранмакан пытался угадать по шагам кто. Если шаги тяжелые, громкие — солдат, военный; если мягче — штатский. Шаги были почти неслышными. Третий голос присоединился к двум прежним. Бауэр передал Павлышу коробочку лингвиста.
— Вот, — сказал он. — Язык Синей планеты. Правда, пока без тонкостей.
Ранмакан постарался представить себе, о чем они говорят. Может быть, этот, вновь вошедший, спрашивает, готов ли пленный к опытам? К пыткам? И те, прежние, отвечают, что вполне готов?
Бауэр подключил тонкие провода лингвиста к пульту у постели человека.
— Включать? — спросил он.
— Включай.
Бауэр нажал кнопку лингвиста. Ранмакан вдруг услышал:
— Можете открыть глаза. Вы находитесь среди друзей.
2
Голос был невыразительным, ровным, механическим. В голосе таился подвох. Что они еще скажут?
— Вы можете открыть глаза, вам ничего не угрожает, — повторил механический голос. — Как вы себя чувствуете?
Ранмакан открыл глаза.
За прозрачным пологом, нависшим над кроватью, стояли три человека. Это не были пьи, враги страны, враги Ранмакана. Он даже не знал, откуда эти люди. Может, с дальнего севера? И они странно одеты.
— Вы среди друзей, — повторил механический голос. Он принадлежал высокому человеку с курчавыми темными волосами и очень яркими голубыми глазами. Человек был весь в белом, даже перчатки, скрывающие его руки, были белыми. Человек держал в руках черную блестящую коробочку.
«Может, это микрофон? — подумал Ранмакан. — Если этот полог не пропускает звука, то это микрофон. Но почему тогда я слышал, как они говорили между собой?»
— Как вы себя чувствуете? — спросил человек с черной коробочкой в руке.
Ранмакан ответил:
— Хорошо.
И удивился, услышав, как тоненькая желтоволосая женщина, стоявшая рядом с тем человеком, громко ахнула и засмеялась.
— Поднимите руку, — сказал человек в белых перчатках. — Медленно.
Ранмакан поднял руку. Он понял, что человек в белых перчатках тут главный.
— Другую руку, — сказал человек в белых перчатках.
Ранмакан подчинился.
— Вам не трудно?
— Нет. Я могу встать?
— Вам придется некоторое время полежать. Вы должны отдохнуть и окрепнуть.
Ранмакан оглядел комнату, в которой лежал. Это была странная комната. Стены и потолок окрашены в светло-зеленый цвет, матовые, гладкие, без единого украшения. Непонятно, откуда в комнату попадает свет, хотя освещена она ярко. В комнате было много приборов. Они стояли на длинном столе за спинами людей, на столике в изголовье кровати и составляли одно целое — непонятное переплетение светящихся дисков, шкал, трубок, шлангов и проводов. Некоторые из них тянулись к кровати, и, проследив их, Ранмакан понял, что они должны оканчиваться у его тела. Худшие его подозрения оправдались. Он подопытный. Ранмакан снова поднял руку и обнаружил, что к кисти прикреплен один из проводов.
— Зачем это? — спросил он, стараясь не выдать волнения.
— Приборы следят за вашим здоровьем, — ответил человек в белых перчатках. — Когда вы выздоровеете, мы их снимем.
— Когда?
— Может быть, сегодня, — сказал человек.
И Ранмакан ему не поверил, хотя не стал этого показывать. Он должен обязательно перехитрить своих тюремщиков.
Маленькая женщина наклонилась к черной коробочке и спросила:
— Вы не голодны?
Коробочка не отличалась богатством интонаций: она произнесла эти слова тем же мужским голосом. Ранмакан понял, что коробочка — что-то вроде переводчика. И еще он подумал, что эти люди наверняка связаны с военными: ни такого оборудования, ни таких переводчиков в коробочке ему еще встречать не приходилось. Наверное, он на секретной базе.
— Нет, спасибо, я не голоден, — отказался Ранмакан и тут же пожалел о своих словах.
Лучше есть, пока дают. В Манве было плохо с продуктами. Ранмакан питался плохо и скудно. Наверно, у военных на базе по этой части куда лучше, чем в городе.
— Где я? — спросил Ранмакан.
— Мы вам все объясним, — пообещал человек в белых перчатках.
Что-то неладно у того с руками… В чем же дело? Ну конечно, как же раньше не догадался! Так и есть: и у человека в белых перчатках, и у женщины, и у того, третьего, на руках больше пальцев, чем положено иметь человеку. По пять пальцев. У Ранмакана — четыре. Отдельный, длинный, средний и маленький.
Четыре. У них — пять. Этого быть не может. Так не бывает. У людей так не бывает.
— Где я? — спросил он снова. Ему стало страшно, и он заметил, как замельтешили огоньки у кровати.
— Я вас прошу, не волнуйтесь. Мы вам все объясним, как только вы окрепнете.
— Нет! — крикнул Ранмакан. — Нет! Кто вы?
И он уже видел, что у его тюремщиков по-иному, чем должно быть, прорезаны глаза, по-иному лежат волосы, по-иному намечены скулы…
3
— Откуда вы?
— Мы издалека, — сказал человек в белых перчатках.
Павлыш понял, что сыграло роль, — пальцы. Больной, может быть, и не заметил бы этого, надень они перчатки с четырьмя пальцами, и тогда объяснение можно было бы отложить на некоторое время. Павлыш краем глаза поглядывал на приборы. Он знал, что в лаборатории за стеной корона Вас сидит у пульта и не упустит опасного для жизни человека момента. И все-таки с тревогой следил за приборами.
— Вы сильно пострадали во время войны. Сильно пострадал весь город. Мы стараемся вам помочь. Постарайтесь мне поверить. А теперь вам принесут пищу. Вам надо подкрепиться. Кирочка, — обратился человек в белых перчатках к женщине, — возьми поднос сама. Понимаешь?
— Одну секунду. — Женщина вышла из комнаты.
Ранмакан поглядел ей вслед, стараясь увидеть, что там за дверью, но увидел только часть такой же зеленой стены коридора.
В коридоре Кирочку ждала тетя Миля. Она не выдержала и прибежала к двери госпиталя, и стояла здесь, слушая по внутренней связи происходящее, и надеялась, что ее помощь может понадобиться. Она стояла рядом с кухонным Гришкой и смотрела, чтобы тот по услужливости не открыл колпака, под которым стоял куриный бульон и сухарики, — не дай бог, микробы пролезут.
— Ну как он? — спросила она у Кирочки, которая взяла поднос из рук Гришки. — Оживает?
— Вы же слышали, тетя Миля. — Кирочка показала подбородком в сторону динамика, в котором успокаивающе журчал голос Павлыша.
Ранмакан не отвечал доктору. Тот уже представился: доктор Павлыш. Непонятное, странное имя. Его и не произнесешь. Ранмакан старался привести в порядок мысли, но они никак не хотели приходить в порядок. Ранмакан только понимал, что случилось нечто очень страшное и необычное, если в городе распоряжаются уроды с пятью пальцами. Вошла женщина с желтыми волосами. Она несла поднос, накрытый прозрачным колпаком. На подносе стояла чашка с чем-то дымящимся. Чашка была знакомой (Бауэр настоял, чтобы посуду для кормления пациента принесли из города). Ранмакан понял, что голоден.
Женщина подошла к куполу, покрывающему его кровать, и приставила колпак с подносом к прозрачной стене. Странным образом колпаки объединились, как объединяются мыльные пузыри, если их осторожно приблизить друг к другу. Ранмакан ощутил, как подушка и верхняя часть кровати медленно поднимаются, заставляя его сесть, а сбоку, из стены, вдруг вылез столик и повис у него перед грудью. Поднос, не разорвав пленки купола, проник в замкнутый мир Ранмакана и лег на столик.
— Если вам неудобно есть при нас, — сказал Павлыш, — мы можем уйти.
— Нет уж, — ответил Ранмакан. — Я тут не хозяин.
Он решил пока не задавать вопросов. Вспышка собственного страха была ему неприятна и снижала его шансы обмануть тюремщиков, убежать, скрыться от них. Надо держать себя в руках, будь они хоть злые драконы.
Павлыш уселся в кресло пульта.
Ему за последние дни пришлось пройти три сеанса гипноза, пока он разобрался в принципе действия этих приборов. Теперь все в порядке. Павлыш не смотрел в упор на первого человека планеты, но краем глаза видел его и отлично знал, что творится у того внутри: и как работает сердце, и насколько напряжены нервы. На минутку он отключил лингвиста и спросил по внутренней связи корону Вас, не стоит ли ввести успокаивающее. Тот ответил, что не надо: организм отлично справляется с нагрузкой.
Ранмакан подозрительно взглянул на Павлыша. Тот снова говорил на непонятном языке, таился — значит, замышлял что-то. Ранмакан по натуре был недоверчив. Недоверчивость — одно из основных качеств бедного человека в большом городе. Ранмакан мало кому верил.
Ранмакан допил бульон, взял последний сухарь и, хрупая им, присматривался к Павлышу.
Павлыш убрал посуду. Наступило неловкое молчание. Ранмакан ждал, что скажет доктор. Доктор глядел на Ранмакана, думал, как это сделать лучше, легче, безболезненней. Перед ним сидел, опершись на подушку, человек с очень бледным, голубоватым лицом и с иссиня-черными прямыми волосами. Кожа на скулах, казалось, оттягивала книзу углы его черных глаз, делая выражение лица скорбным. Туго сомкнутые губы также были опущены уголками вниз. Щеки и подбородок гладкие.
«Волосы на лице не растут», — подумал Павлыш.
— Как вас зовут? — спросил он.
— Ранмакан из Манве.
— Манве — это город, в котором вы живете?
— Да, это город. Чего спрашивать? Вы и без меня знаете.
— Нет еще, — ответил доктор, и по всему видно — сказал правду. — Сколько вам лет?
— Тридцать.
«Значит, тридцать четыре по нашему счету, — подумала Кирочка. — У них год длиннее».
— У вас есть семья, родственники?
— Никого у меня нет. — Ранмакану допрос не нравился. — Возьмите мои документы и посмотрите.
— Документов ваших у нас нет.
— А зачем вам все про меня знать?
Ранмакан думал, что на такой наглый вопрос последует вспышка гнева тюремщика. Но тот сделал вид, что не обратил внимания на вызывающее поведение пленника.
— Мы очень мало знаем о вас, — объяснил Павлыш. — И нам, очевидно, в будущем придется работать вместе. Вот и хочется познакомиться.
— Так не знакомятся, — ответил Ранмакан. — Вы все у меня хотите узнать, а про себя — ни слова.
— В свое время сами расскажем. Хорошо, что у вас нет семьи.
— Почему?
— Потому что она погибла бы.
— Как так?
— Погибла бы в той войне, жертвой которой стали и вы.
— Ну, меня не сильно повредило. А что, большие жертвы?
— Да, большие.
— А вы — санитарный отряд, благотворители?
— В какой-то мере, мы — санитарный отряд.
— Тогда развяжите меня и отпустите. Я здоров.
— Вы не связаны. Скоро вам принесут одежду, и тогда сможете встать с постели. Но вряд ли вам удастся сейчас уйти отсюда.
— Ага, так я и знал. Я у вас в плену.
— Нет, Ранмакан из Манве, — сказал доктор. — Вы в плену у себя. У своего города, у своего мира.
Ранмакан посмотрел на женщину с желтыми волосами. Та сидела не шевелясь и перебирала пальцами — как у них много пальцев — край белой одежды. Волнуется. Ранмакан чувствовал приближение чего-то страшного, не направленного против него лично, но тем не менее очень страшного; он хотел бы оттянуть это страшное, которое таилось в ответах на его же вопросы, а тогда надо бы замолчать и ничего не спрашивать, но Ранмакан не мог остановиться.
— Что случилось с городом? — спросил он.
Он не хотел, чтобы ему отвечали, он уже знал ответ.
— Ваш город погиб, — ответил доктор.
Ранмакан почувствовал, что он, маленький, одинокий, голый и беззащитный, как насекомое, приколотое к листу бумаги, виден всем и подвластен всем бедам.
— Так, — сказал Ранмакан, и веря и не веря доктору. — Город погиб. А люди?
— Люди погибли тоже.
— И что же, я один живой остался?
— Да, вы один.
— Как же?
— Вы разрешите, я отвечу на этот вопрос позже? — спросил доктор. — Это довольно опасно.
— Нет, — возразил с неожиданной яростью Ранмакан. — Вы мне ответите сейчас. Сейчас же!
— Хорошо. Но правда будет горькой.
— Все же лучше, чем вранье. Мы проиграли войну?
— Никто войну не выиграл.
— Мир?
— Обе стороны проиграли войну, — сказал доктор. — Никто не выиграл. Все погибли.
— А вы?
— Нас тогда не было на вашей планете.
— Так… А где же были? По небу летали?
— Мы жили у себя дома, на других планетах.
— Вы что же, не с Муны?
— Если Муна — название вашей планеты, то тогда мы не с Муны. Мы даже не из вашей звездной системы.
— А что вы тут делаете?
Ранмакан задавал вопросы быстро, не успевая осмыслить ответы на них, еще не до конца понимая, что же произошло, и не вполне веря своим ушам и своим глазам. Хотя все это не было сном, реальность оказалась непонятной, хуже любого сна.
— Мы прилетели, чтобы помочь вам.
— Мне?
— Всем вам, кто жил на Муне.
— А много осталось?
— Никого.
— А у них, у пьи?
— Это ваши враги? Тоже никого. Ваши бомбы уничтожили всех людей на планете.
— Этого не может быть!
— Это случилось. Мы узнали об этом слишком поздно. И когда прилетели, никого не застали в живых.
— И я один…
— И вы тоже погибли.
— Так я на Дальнем свете?
— Нет, вы живы. Мы, если можно сказать, воскресили вас.
— Я был мертв?
— Да.
— И сколько времени?
— Больше года.
— Но я только вчера…
Ранмакан осекся. Они говорили правду. Они, конечно, говорили правду, просто такую невероятную правду, что в нее нельзя поверить. И вот он один, и, может, это даже не он, не настоящий он…
— Мы надеемся, что вы будете не одиноки. Так же, как мы вернули к жизни вас, мы постараемся вернуть к жизни других людей.
— Ему надо отдохнуть, — напомнила Кирочка.
— Отдыхайте. Мы потом придем, — решил Павлыш.
Ранмакан не возражал. Он не хотел спать, но ему было лучше остаться одному.
Павлыш и Кирочка вышли из комнаты. Перед уходом Павлыш включил автоматику. Если человек станет буйствовать, автомат усыпит его.
Но Ранмакан не собирался буйствовать. Он закрыл глаза и лежал неподвижно. Только приборы продолжали отмерять биение его пульса и дрожь его нервов.
4
На следующий день Ранмакан вместе с Павлышом поднялся на мостик. Загребин включил для него экран, и Ранмакан долго стоял, вглядываясь в расплывчатый за сеткой дождя город, в разрушенные дома и пустые улицы.
Он был единственным человеком на планете. Он не знал, можно ли верить пришельцам, обещавшим найти и вернуть к жизни других людей. Ранмакан находился во власти тупого длительного шока; он мог есть, спать, наконец, говорить, пользуясь черной коробочкой; он старался верить в то, что кроме него не осталось на планете ни одного живого человека, что воздух планеты смертелен для людей, что уже год, как нет в живых ни продавщицы в магазине порта, ни его начальника — впрочем, чего его жалеть? — ни полицейских в синих шлемах, ни соседского парнишки, который построил из фанеры автомобиль.
Ранмакан старался верить, но все-таки не верил. Он знал, хотя этой уверенностью не желал делиться с пришельцами, что где-то — или далеко на севере, или в горах Ракуны — живут еще люди. Представить себе гибель своей планеты — выше возможностей мелкого таможенного чиновника, которому, в сущности, никогда не приходило в голову, что война сможет подойти к тихому Манве.
Ранмакан вспомнил, как был незадолго до войны в визоре — смотрел ленту, в которой показывали, что после войны все погибнут. Но в той ленте двое остались в живых — девушка и парень. И они долго шли по опустевшей планете и в конце концов нашли других людей. Конечно же, нашли. Ранмакан вспомнил, ему говорил кто-то, что картину скоро запретили. Страна готовилась к войне, и нельзя было подрывать боевой дух.
Город лежал перед ним на громадном овальном экране, знакомый и совершенно чужой. Ранмакану хотелось уйти туда, и снова войти в магазин, и спросить у пухленькой продавщицы, нет ли у нее жвачки. Ранмакан знал, что продавщица сначала скажет, мол, жвачки нет и он, видно, хочет, чтобы пришла секретная полиция, потому что жвачка уже три года запрещена, а потом она обязательно достанет из-под прилавка пакетик, и пакетик этот будет стоить всю недельную зарплату, но неважно — жвачки хватает надолго, дня на три, и продавщица тоже согласится пожевать кусочек: ему не жалко поделиться с такой продавщицей.
Большой светловолосый человек с широкими кистями рук стоял в стороне и пускал изо рта дым. Ранмакан боялся этого человека больше, чем доктора Павлыша. Он понимал, что этот человек, хоть и смотрит на него без злости, опасен и чужд. Может, это они, пришельцы, и разбомбили Манве?
Пожалуй, надо бы воздержаться от курения в присутствии Ранмакана, размышлял Загребин. Кто знает, что тот может подумать о людях: здесь, судя по всему, табака не знали, здесь жевали какую-то гадость.
— Возвращаемся, — произнес динамик. Это докладывала группа Антипина. — В большом замке никого нет.
— Что было в большом замке на холме? — спросил Загребин Ранмакана, который с недоверием прислушивался к словам, раздававшимся со стороны экрана.
— Дворец губернатора, — ответил Ранмакан. Между домами на экране появился вездеход. Он медленно полз к кораблю. — Что это? — спросил Ранмакан.
— Наша машина. Искали других людей.
— И не нашли, — добавил уверенно Ранмакан. Они и не хотят искать. Но ничего. Он убежит. Он обязательно убежит отсюда. Ведь, в конце концов, почему он должен верить им, что воздух смертелен? Тысячи поколений жили на планете, и он не был смертельным. А тут стал смертельным.
— Не нашли пока. — Загребин посмотрел на Павлыша: — Не пора ли кормить Адама? — Так называли Ранмакана на корабле, хотя он был слишком худ и мрачен для первого человека.
— Он неразговорчив, — сказал Кудараускас Загребину, когда доктор с пациентом вышли.
— А вы бы на его месте?
— Я не мог оказаться на его месте, — отрезал Кудараускас. — Я до сих пор уверен, что из нашего эксперимента ничего не выйдет. Потому что он порочен.
— Ладно уж, — сказал Загребин; ему не хотелось спорить. — Вы включили шлюзы?
— Да.
— Не забудьте удвоить время промывки вездехода. Они ведь сегодня побывали в эпицентре взрыва.
Кудараускас знал, где они были. Он внимательно смотрел, как вездеход разворачивается, останавливаясь у корабля, как из люка тяжело выскакивают похожие на головастых муравьев Антипин и Цыганков, нагруженные трофеями мертвого города.
Кудараускас включил шлюз, и космонавты, сказав что-то вездеходу, пошли к открывающемуся люку.
На мостик заглянул Христо Райков.
— У меня идея, Геннадий Сергеевич.
— Добро пожаловать. Надеюсь, оптимистическая?
— Почему?
— Да вот у Зенонаса тоже все время идеи, только довольно мрачные.
— Не знаю, — ответил Христо. — Наверное, оптимистическая. Я думал: мы все ищем и ищем людей. А если они на улице погибли или в убежище, то их давно крысы погубили. Совсем погубили. А ведь есть место, куда крысы не добрались. В каждом городе есть.
— Я об этом уже думал, — улыбнулся капитан. — Дня два назад подумал. Даже с коронами поговорил. Не получается.
— Да вы же не дослушали.
— Зато понял. Ты имеешь в виду кладбище?
— Конечно. Правильно! Они ведь прятали мертвых в землю. И если земля сухая, песчаная, то тело могло частично сохраниться… Вы ведь знаете: я геологией интересуюсь. Вот и взял образцы почв. На окраине. Где кладбище. Там песок… Представляете, мы идем по кладбищу и видим: «Здесь похоронен великий физик». Или: «Здесь похоронен известный писатель». И мы уже знаем, кого оживлять. Мы самых лучших, самых умных людей планеты оживим.
— Все правильно, Христо, — согласился Загребин. — Есть два «но». Каждого из них достаточно. Первое: на Муне обычно сжигали мертвых. Под могильными памятниками, которые ты видел на кладбище, лежат урны с пеплом. Это проверено. Достаточно? Или нужно второе «но»?
— Достаточно, — сказал упавшим голосом Христо. — И разве не было исключений?
— Были. Особенно в стороне от больших городов. Но мы еще так мало знаем о Муне! Может быть, когда-нибудь мы вернемся к твоей идее. Сейчас будем искать более простые пути. Согласен?
— Согласен.
Когда практикант ушел, Кудараускас, продолжая следить за разгрузкой и дезактивацией привезенного из города, спросил:
— А что вы имели в виду под вторым «но»?
— Это лучше объяснит корона Вас. Дело в том, что аппарат не делает людей бессмертными. Если человек умер от старости, то он возродится таким же старым, каким умер. И умрет, возможно, снова через несколько дней.
— А соблазнительно все-таки найти и вернуть к жизни лучшие умы планеты.
— Соблазнительно. Но пока придется действовать наугад.
5
Тете Миле очень хотелось, чтобы Ранмакану понравились котлеты, весьма неплохие котлеты из филе кур. Таких на корабле давно не ели. Корона Вас обещал делать из каждой курицы десяток — но, видно, забыл в суматохе, а напоминать было неловко.
Ранмакан ел не спеша, о чем-то думал. «Хоть бы улыбнулся разок, — подумала тетя Миля. — Это, конечно, горько, когда ты один-одинешенек остался на своей земле, но ведь не пропадешь теперь — мы же прилетели. И других найдем. Как тебя нашли, так и других найдем, девушку тебе подберем. Дети пойдут…»
Ранмакан не спешил доедать обед. Он знал, что его в покое не оставят. Конечно, секретов он не знал, военных тайн тоже, он понимал: придется держаться настороже — неизвестно, что им от него нужно в самом деле и когда наступит такой момент, что его выкинут, а может, и переделают в такие вот котлеты… Может, это и есть котлеты из его предшественника? Того допросили и уничтожили… Вот сидит женщина напротив. Толстая, кудрявая. Хорошо бы она помогла бежать отсюда. Но как она может оказаться другом? Ведь ей приказали его, Ранмакана, откормить как следует…
Вошел Павлыш. С ним еще одна девушка, которую Ранмакан раньше не видел. Высокого роста, не ниже Павлыша. У нее были очень пышные и длинные черные волосы, небрежно собранные на затылке, крупные губы и огромные, спрятавшиеся за длинными ресницами глаза.
— Снежина Панова, — представил женщину доктор.
Ранмакан кивнул головой. «Как в зверинце, — подумал он. — Ходят смотреть».
— Я буду занят в ближайший день, — сказал Павлыш. — Сегодня ночью мы улетаем к полюсу. Так что Снежина будет вам помогать.
— Мне можно ходить, куда хочу? — спросил Ранмакан.
— Конечно. Вы же себя хорошо чувствуете.
«Ладно, — подумал Ранмакан. — Буду послушным и добрым. Хорошо, что со мной остается женщина. Ее легко провести. Только бы сбежать с корабля — и потом в горы, к перевалам. Там должны быть свои».
Снежина сказала:
— Я сейчас уйду, не буду мешать. Вы найдете меня в моей комнате. В крайнем случае, чтобы не искать, видите кнопки вызова? Мой номер один четыре.
— Хорошо, — ответил Ранмакан.
— Вы не хотите добавки? — спросила тетя Миля.
— Нет, я сыт.
— Погодите, я компотом вас угощу. Из настоящих вишен. Небось не ели никогда?
Ранмакан невольно улыбнулся.
— Я даже такого слова не слыхал.
Тете Миле хотелось поговорить со спасенным. Ведь минутки не найдешь — все доктора да капитан с ним беседуют. Может, ему чего-нибудь такого хочется, а они и не догадаются? Вон глаза как бегают!
Тетя Миля принесла большую пол-литровую чашку компота из вишен.
Ранмакан попробовал.
— Не кисло? — спросила тетя Миля.
— Нет.
С сахаром в городе в последние месяцы было очень плохо. Ранмакан уже и не помнил, когда ел сладкое.
— Спасибо, — сказал он тете Миле.
К человеку, который вкусно поел, приходят добрые мысли. И Ранмакану стала более симпатична эта толстуха.
— Как уж вы это натворили? — спросила тетя Миля. Она не хотела быть нетактичной, но сказала и испугалась: вдруг обидела человека?
— Что натворили?
Последние ложки компота шли уже через силу.
— Ну, перебили друг друга. Войну такую устроили.
— Это не мы виноваты, — ответил Ранмакан. — Это наши враги, пьи. Они на нас злодейски напали.
— За что же это?
— Пьи — враги свободы и враги нашего государства.
Ранмакан поймал себя на том, что говорит языком предвоенных передач. Но до тех пор пока эти передачи не начались, он своего мнения по военным вопросам не имел. Знал, правда, что пьи пытаются захватить плодородные колонии лигонской державы и из-за них нерегулярно поступает и все дорожает жвачка. Вот вроде и все. Какое ему было дело до пьи?
— Враги, враги… — проговорила тетя Миля. — Эти слова давно забыть бы надо. Чего ты-то с ними не поделил?
— Это так сразу не объяснишь, — сказал Ранмакан. — Это проблема сложная.
6
Павлыш дремал у иллюминатора. Внизу покачивался располосованный белыми барашками океан. Океан покачивался уже третий час, и все так же висело над горизонтом солнце. Катер «Аист» догонял утро.
Экспедиция летела на остров в океане. Остров лежал неподалеку от Южного полюса планеты, и там, по сведениям первого разведчика, были замечены какие-то постройки. Остров был окружен льдами, и группа строений на нем казалась неповрежденной. Туда могли не добраться крысы. Поэтому капитан дал согласие на полет, хоть это и должно было занять целый день и ради этого приходилось прерывать исследование города.
Но и в этом были свои плюсы. Накопилось довольно много материалов — книг, газет, вещей. Если не привести все это в порядок, утонешь в информации. Не распутаешься. На остров полетели Павлыш с Аро и Антипин с Малышом. Снежина занималась с Ранмаканом. Корона Вас вносил кое-какие усовершенствования в свой аппарат. Баков и Лещук, старший механик, стояли ночную вахту, потом по распорядку шли отдыхать. Остальные занялись разбором материалов. Когда катер был готов к полету, Павлыш заглянул в сектор Мозга. Там трудились самодеятельные археологи, искусствоведы, историки…
Павлыш даже позавидовал тем, кто остается. Кроме того, он беспокоился о Ранмакане. Как бы там Снежина чего не напутала, не наговорила лишнего. Корона Вас обещал не спускать с них глаз, однако…
Все тот же океан. Все те же барашки.
— Их цивилизация примерно чему соответствует? — спросил Малыш. — По нашей хронологии?
— Наверно, середине двадцатого века. Тогда тоже создавались запасы ядерного оружия и была опасность всеобщей войны.
На горизонте показалась белая линия льдов. Где-то там, недалеко от кромки, находилась цель полета — маленький гористый остров.
— А Ранмакан что думает?
— С ним будет трудно, — сказал корона Аро. — Уровень интеллекта невысок, очень подозрителен, не верит, что разумные существа могут помогать друг другу. Привык видеть во всех людях врагов.
Белые льдины утихомирили океан, и он темно-синими реками и озерами улегся между белых полей.
— Вот он, остров, — произнес Антипин.
Остров был неуютен, мрачен. Черные зубцы скал прорезали лед и снег, и нигде не видно следов жизни. Катер облетел остров вокруг — никаких домов или других строений, только снег между зубцами скал.
— Может быть, ошибка? — спросил Антипин. — Другого острова по соседству нет?
— Нет, это тот остров, — сказал корона Аро. — Все совпадает. Под большой скалой должно быть несколько домиков.
Катер опустился на ровную площадку у скалы и ушел в снег метра на три.
— Все ясно, — сказал Павлыш. — Дома занесло снегом. Так бывает у нас в Арктике.
— А что делать дальше? — спросил Малыш. — Мы же потонем в снегу.
— Утонуть не утонем, но найти их нелегко. Включи-ка локатор.
Зеленым прямоугольником на экране обозначился дом.
Через четверть часа Павлыш и Антипин стояли по колено в снегу на наклонной крыше дома. Павлыш разгреб снег, и серая обледенелая поверхность крыши появилась на свет.
— Жаль, что двигатель гравитационный, — сказал Павлыш. — А то бы растопили снег отработанными газами, и дело с концом.
— Да. — Антипин подошел к краю крыши и ощупал ногой карниз.
Карниз не выдержал его веса и обломился. Взмахнув руками, Антипин пропал в снегу.
— Ну вот, — сказал из корабля Малыш. — Второй раз на этой планете проваливается. Что за развлечение себе придумал?
— Ты как там? — спросил Павлыш, осторожно подходя к краю крыши.
— Тут, по-моему, дверь, — ответил Антипин. — Только ее никак не откроешь. Примерзла.
Шлем Антипина покачивался в осыпающихся краях дыры, пробитой им в насте.
— Погодите, — сказал Малыш. — Я, кажется, могу помочь. Здесь в инструментах должен быть тепловой резак. Ага, вот он. Я луч расфокусирую, получится конус. Слава, поднимись сюда.
Павлыш не сумел поймать брошенный резак, и тот исчез в снегу.
— Не потеряй! — крикнул Малыш. — Второго нету. И лопату не взяли.
— Что такое лопата? — поинтересовался Аро.
— Очень простой инструмент, — объяснил Малыш. — С его помощью построены все великие памятники земной цивилизации. Прадедушка экскаватора.
— Понятно, — ответил Аро.
И не было ясно, действительно ли ему понятно или он думает, что Малыш шутит.
Антипин разыскал резак, включил его сначала на малую мощность, потом, когда снег стал съеживаться, открывая сумеречное небо и низкое, у самой земли, солнце, перевел на полный ход и уверенно двинулся вокруг дома, стараясь не задеть его тепловым конусом и слушая, как журчит вода, прокладывая путь в снежном матраце.
Оттаявшая дверь сама приоткрылась, и свежий воздух ворвался в хижину. Павлыш постучал пальцем по стеклу узкого, похожего на бойницу окна.
— Даже стекла не разбились, — сказал Антипин. — Удивительно: дом засыпан, а окна целы.
— Ты рассуждаешь как старожил. — Павлыш потянул дверь на себя и включил фонарь на шлеме.
За небольшим тамбуром была комната с плитой — или печью — в углу и треугольным столом посередине. На плите стояла кастрюля, наполненная льдом. Ледяные сталактиты свисали с потолка, низкого и черного. Позади стола виднелась широкая лежанка, на которую была навалена куча окаменевшего тряпья. Свет чуть-чуть пробивался сквозь бойницы окошек, одинокая табуретка упала когда-то и вмерзла в слой льда, покрывающий пол. Людей нигде не было.
— Рыбаки, что ли, здесь жили? — спросил Антипин.
— Похоже, что дом покинут.
— Зря летели? — огорчился Малыш, который прислушивался к разговору.
Диссонансом обстановке комнаты была повисшая на одном гвозде полка с книгами. Некоторые из них упали на пол и утонули во льду, другие чудом держались на полке, скрепленные морозом.
— Может, здесь жил благородный и бедный отшельник?
— Не мешало бы найти его. А то наш Ранмакан даже книг, по-моему, не читал. Я его спрашивал, а он как-то увиливает от ответа, — сказал Павлыш.
— Где же остальные дома? Разведдиск два месяца назад видел несколько домов, — напомнил Малыш.
— Добраться до них будет труднее, — ответил корона Аро. — Боюсь, те дома попали под лавину. Чтобы к ним пробиться, надо пройти завал льда и снега потолще того, что уже одолели.
— Интересно, такое ощущение, будто в комнате затхлый воздух. А ведь запахов я в скафандре не чувствую.
Антипин передал книгу перегнувшемуся из люка Малышу, а сам обернулся к доктору.
— Ты что?
— Хочу растопить лед у входа. Тут ступеньки. На них что-то вмерзло в лед.
Павлыш отошел на шаг в сторону, утонув по пояс в снегу, и направил луч резака вниз. Через несколько секунд лед поддался тепловому лучу и пополз по сторонам, освобождая широкую воронку. На дне воронки лежала овальная миска с замерзшей кашей.
— Только и всего, — усмехнулся Антипин.
Доктор снова включил резак, поводя им, чтобы растопить лед на большей площади. Через минуту сквозь слой льда уже можно было различить человеческую руку, тянувшуюся к миске.
— Вот он, — сказал Павлыш. — Вот он, наш отшельник.
7
Только успели погрузить тело «отшельника», как на остров налетела метель. Она за одну минуту снова засыпала хижину и протоптанную вокруг нее дорожку, и следов не осталось.
Катер поднимался в шипучей и яростной толкотне снега и ветра, и пришлось уйти на семнадцать километров вверх, прежде чем фронт облаков поредел и остался внизу мохнатыми шапками снеговых туч. Связь прервалась, но Малыш успел сообщить на «Сегежу», чтобы Вас готовил аппаратуру. Операция «Человек» продолжалась.
Путешествие обратно было ничем не примечательным. Антипин с Малышом занимались исследованием верхних слоев атмосферы, Павлыш пытался разобраться в слипшихся грудах бумаг, бывших когда-то книгами, корона Аро дремал или думал — кто его поймет?
Спускались вслепую. Локатор показал скопище домов внизу: город и диск «Сегежи» рядом с ним.
Облака расступились только у самой земли, «Аист» вошел в луч пеленгатора и мягко подплыл к грузовому люку — полозья выдвинулись навстречу ему из тела «Сегежи», и в узком ангаре пришлось задержаться, пока струи дезактиваторов тщательно промывали катер.
— Ну, как у вас дела? — включил внутреннюю связь Антипин. — Все в порядке?
На мостике был только Кудараускас. Светлые глаза его не выражали никаких эмоций.
— А как у вас? — ответил он вопросом.
— Вроде неплохо. Корона Вас приготовил аппаратуру?
— Вам придется подождать, — ровным голосом сказал Кудараускас. — Аппарат в действии. Он занят.
— Как занят? Вы нашли еще кого-нибудь?
— Нет, не нашли. По окончании обработки корону Аро просят немедленно прийти в лабораторию. Павлыша тоже.
— Чепуха какая-то, Зенонас, — сказал Малыш. — Послушай, что случилось?
— Ничего хорошего. Поскорее выходите из ракеты. Вы нужны здесь.
Кудараускас отключился.
Космонавты выскочили из ракеты, поворачиваясь под струями дезактиватора. Раздеваясь в следующем тамбуре, Малыш размышлял:
— Капитана на мостике нет, а вроде бы его вахта. И Зенонас ничего толком не объяснил…
— Может, что-нибудь случилось с Ранмаканом?
— Вряд ли с ним могло что-нибудь случиться, — произнес корона Аро мрачно. — По всем данным, он типичный представитель здешней цивилизации. Мы даже убрали у него начинающуюся язву желудка. Он о ней и не знал.
— Но все-таки, — настаивал Малыш. — Представьте себе какой-нибудь наш безвредный вирус. А для него — смерть. Или тетя Миля чем-нибудь его по доброте сердечной накормила.
— Малыш, брось свои бредовые идеи, — проговорил Павлыш несколько резче, чем следовало. Ему также не понравился Кудараускас с его таинственностью.
— Вы готовы? — спросил Аро.
— Готовы.
Павлыш выключил очистительные установки и открыл дверь в корабль.
У двери уже стояла Снежина. Снежина была бледной, на белом лице горели полные губы, и глаза казались еще больше и чернее, чем всегда.
— Снежина, здравствуй. Что у вас происходит? — спросил Малыш.
— Я слышала, как вы говорили с Зенонасом. И я побежала, чтобы вас встретить. На корабле несчастье. И я во всем виновата.
— Что случилось? — Павлыш взял ее за руку. — Не беспокойся. Что же случилось?
— Загребин убит, — сказала Снежина. — И я в этом виновата.
8
Кроме нее самой, Снежину никто не винил. Виновато во всем было несколько беззаботное отношение всех космонавтов к проблемам, которые возникли на Синей планете. Корабль прилетел сюда для возвышенной миссии, и уверенность в том, что люди, которым помогли, должны испытывать в первую очередь чувство благодарности к «Сегеже», настраивала всех на добродушие.
Члены экипажа были увлечены борьбой за одушевление погибшей планеты, и появление первого живого человека, лишь только прошла сенсационность первых часов, было воспринято как вполне естественная вещь. Когда все убедились, что аппарат корон действует и в состоянии на самом деле помогать спасению планеты, корабль охватило деловое возбуждение. Надо было как можно скорее найти и оживить людей, обследовать и изучить как можно большую часть планеты. На смену подавленности первых дней наконец-то пришла настоящая работа, и теперь следовало выполнить ее побыстрее и получше. И радиограмма с катера о том, что найден еще один человек, только укрепила эту уверенность.
Покинутая на произвол судьбы планета с каждым днем приходила в большее запустение; каждый день где-то гибли шедевры живописи и литературы, созданные тысячелетиями; каждый день крысы-мутанты пожирали все, до чего могли дотянуться их мелкие и острые зубы.
И потому Снежину нельзя обвинить в том, что она не уделяла Ранмакану столько внимания, сколько нужно было бы, если знать его намерения.
В одном Снежина действительно провинилась — между ней и Ранмаканом произошел такой разговор.
— А как же вы прилетели к нам безоружными? — спросил Ранмакан. — А вдруг бы вас встретили враги? А вдруг кто-то из пьи остался в живых?
— Вряд ли это реально, — рассеянно ответила Снежина, которой очень хотелось убежать в лабораторию, где, если верить Христо, Мозг расшифровал важные документы.
Снежина, как и другие космонавты, предполагала, что Ранмакан не принадлежал к числу лучших умов планеты. Разговор с Ранмаканом был скучен, и его стандартные рассуждения о воинственности пьи и отсутствии жвачки на борту «Сегежи» быстро надоели.
— Ну ладно, а если трезар?
Снежина уже знала, что трезар — крупный хищник, что-то вроде тигра, который обитал на планете до войны.
— Для этого на корабле есть оружие.
— Ага, так я и думал. — Голубые тонкие губы Ранмакана сжались в ниточку. — Без оружия вы никуда, хоть и говорите о дружбе.
— Знаете что, давайте поговорим о другом, — предложила Снежина. — Мало ли тем для разговора?
— Опять допрос? — вздохнул Ранмакан.
— Ну хорошо, спрашивайте вы.
— Не хочу. Пойду спать. А у вас пистолет есть?
— В оружейном есть и на мостике у капитана. На всякий случай.
Ранмакан ушел. Снежина не беспокоилась за него. В лаборатории остается корона Вас, который в любую минуту может узнать, где находится Ранмакан.
Виноват был и корона Вас. Вместо того чтобы хоть изредка поглядывать, где же бродит Ранмакан, он принялся оживлять кур.
Эта проблема его интересовала не только с точки зрения услуги, которую он мог оказать тете Миле, но и как чисто научный эксперимент.
Виноват был и Кудараускас. Его подвела любовь к абстрактным психологическим исследованиям. Когда на мостик поднялся Ранмакан и принялся бродить по длинному помещению, поглядывая на экран внешнего обзора, Кудараускас начал задавать ему вопросы. Само существование Ранмакана давало ему, полагал Зенонас, определенные преимущества в споре с оппонентами. Позиции его были бы слабее, если бы первым человеком на «Сегеже» оказалось существо, вызывающее всеобщее уважение и любовь. Ранмакан не стремился ни к тому, ни к другому. Он даже не проявлял большой благодарности за то, что его вернули к жизни. И Кудараускасу хотелось найти в нем, в его мировоззрении черты, приведшие к гибели целую планету.
Поэтому Кудараускас, как только Ранмакан появился на мостике, всем своим видом показывая, что не собирается покидать его, принялся задавать Ранмакану вопросы, невинные на вид, но с двойным дном.
Ранмакан, с недоверчивостью относившийся к любым вопросам, не хотел раздражать отказом беловолосого штурмана и поэтому коротко и сухо отвечал на них, сам тоже спрашивал что-то малозначащее и тоже имеющее другое значение. Спросил он и об оружии. Этот вопрос Кудараускаса заинтересовал.
Он повторил то же, что говорила Ранмакану Снежина, и Ранмакан не поверил Кудараускасу так же, как не поверил Снежине. Однако про себя удивился сговору пришельцев.
— И сильно бьет? — спросил Ранмакан.
— Лучевой пистолет? Метров на сто, это же средство защиты.
— У нас есть пистолеты и пулеметы, бьющие без промаха на три километра.
Ранмакан употребил в разговоре другую меру длины, но лингвист у него на груди перевел меру в земные понятия. Лингвист передавал местное звучание слов только в тех случаях, когда понятию не было эквивалента в земных языках.
— Но я же повторяю, — сказал спокойно Кудараускас, — это оружие чисто оборонительного типа. И оно еще не употреблялось за все время моей работы на «Сегеже».
— А какая точность выстрелов? — спросил Ранмакан.
В это время капитан зачем-то отлучился с мостика, и Кудараускас остался наедине с Ранмаканом. Он встал, подошел к стене и открыл небольшую дверцу в ней. В нише, на полке, лежал лучевой пистолет.
— Сейчас посмотрим, — ответил Кудараускас, — хотя это не имеет значения. Рассеивание… Точность попадания… Видите, как прост в обращении?
Ранмакан внимательно осмотрел пистолет, но тут Кудараускаса кольнуло какое-то неприятное предчувствие. По крайней мере, он сам так говорил потом Бауэру. Зенонас положил обратно пистолет, захлопнул шкафчик и внимательно поглядел на Ранмакана. Но тот как будто потерял уже к пистолету всякий интерес. Он снова подошел к экрану и стал смотреть на застланный мглой дождя город.
— Сегодня никто туда не поедет? — спросил он.
Он находился в странном состоянии: с одной стороны, его план неожиданно облегчался тем, что тюремщики даже не запирали шкафчик с оружием, но вдруг это ловушка? Страх, охвативший его в тот момент, когда он раскрыл глаза в госпитале «Сегежи», не отпускал. Он руководил всеми его действиями.
— В город? Сам Загребин собирался съездить туда на «Еже» с Бауэром. На самую окраину. Там, в начале улицы, здание редакции. Вы знаете?
— Я этот район плохо знаю, — сказал Ранмакан. — Когда они поедут?
— Скоро, через полчаса. Ага, вот и Загребин. Геннадий Сергеевич, вы когда собираетесь в город?
— Вахту сдам Бакову, и поедем. А вы что, Ранмакан, хотите с нами?
— Я там еще не был… после войны, — оживился Ранмакан.
— Тогда вместе поедем. Вы нам поможете.
Загребин вызвал по внутренней связи корону Вас. Тот очнулся от блаженных дум и ответил, что не имеет ничего против, если Ранмакан съездит в город.
Тут уже был виноват Загребин. Он должен был осторожнее относиться к Ранмакану. И корона Вас тоже. Но и тот и другой упустили из виду, что Ранмакан — представитель цивилизации, отставшей на несколько сотен лет от Земли и Короны. С другими мыслями, с другими рефлексами и совсем другим отношением к людям.
9
Вынуть пистолет из шкафчика и спрятать его в кармане оказалось нетрудно. Капитан вышел вниз подготовить «Ежа» к поездке, а Кудараускас углубился в какие-то свои расчеты.
Дальнейшее было еще проще. Управление скафандром оказалось автоматическим. Ранмакан прошелся в скафандре по коридору и сказал капитану, что чувствует себя хорошо.
В скафандре было слышно все, что говорили другие люди, также одетые в скафандры. Кроме того, можно было поддерживать связь с кораблем.
— Будете нашим гидом по городу, хорошо? — предложил капитан, забираясь в вездеход.
— Хорошо, — Ранмакан улыбнулся.
— Я даже и не надеялся, что вы захотите с нами поехать, — заметил Загребин. — С местным жителем куда удобнее. Я боялся, что вам будет тяжело…
— Ничего, — ответил Ранмакан. — Поехали. — Он спешил. В любой момент Кудараускас или Баков могли обнаружить пропажу пистолета, и тогда все погибло.
В кабине «Ежа», устроившись сзади Бауэра и Загребина, Ранмакан незаметно расстегнул скафандр сбоку и вынул из кармана пистолет. Кабина вездехода была слабо защищена от радиации. Но Ранмакан не верил тому, что доза радиации, прорвавшейся к его телу в эти секунды, была опасной для жизни.
У одного из первых домов улицы, ведущей к центру — она называлась улицей Торжества, — вездеход остановился.
— Мы тут немного задержимся, — сказал Загребин. — Не возражаете?
Ранмакан не возражал. Он подождал, пока Бауэр и Загребин скрылись в узкой двери одного из домов, и бросился бежать вдоль улицы, надеясь спрятаться в подъезде.
Движимый каким-то шестым чувством, интуицией много повидавшего человека, капитан, входя в дом, обернулся. И увидел, что Ранмакан убегает.
— Ранмакан! Стойте! Что вы делаете?
Капитан бросился за Ранмаканом. Он понимал, что человек без корабля, без защиты скоро погибнет в этом мире.
Ранмакан этого не понимал. Он обернулся, выхватил пистолет и в упор, с пяти шагов, всадил в лицо и грудь капитану половину мощности пистолета.
Такого удара не выдержал даже скафандр высокой защиты. Прозрачная броня его почернела, обуглилась, и, высоко подняв от немыслимой боли толстопалые руки, капитан упал на мокрую, выщербленную ветрами мостовую.
Бауэр уже стоял в дверях. Второй выстрел был направлен ему в лицо, но штурман за какую-то долю секунды успел нырнуть в проем двери, и синий дым тут же скрыл Глеба от следующего выстрела.
Ранмакан остановился. Что делать? Теперь он беглец, он враг могучего корабля и могучих пришельцев. Правда, у Бауэра оружия нет…
Ранмакан выстрелил в гусеницу «Ежа». «Еж», движимый инстинктом самосохранения робота, отпрянул в сторону, но его настиг следующий выстрел. Гусеница оплавилась, и «Еж» завертелся на месте.
— Что случилось? — кричал Баков, и голос его бился в ушах Ранмакана, как неумолимый преследователь. — Что случилось? Загребин! Бауэр!
Ранмакан побежал вдоль улицы, петляя, будто его могли увидеть с корабля, свернул в проходной двор и через узкие переулки направился к холмам. Город они могут сжечь, мстя Ранмакану. В холмах его не найдут.
— Ранмакан напал на капитана, — наконец услышал он голос Бауэра в шлеме. — Капитан ранен или убит. «Еж» поврежден. Срочно нужна помощь.
— Оставайтесь на месте! — приказал Баков. — Окажите помощь капитану. Откуда у Ранмакана оружие?
— У него наш лучевой пистолет. Что он сделал с мастером? Скорее!
— Спускаем «Великана»!
Ранмакан плутал по проходным дворам и переулкам, ища выхода к холмам. Он не мог поверить, что о нем в этот момент забыли, что его никто не преследует. Скафандр не успевал подавать достаточно воздуха для бешено сжимающихся легких. Ранмакан задыхался. Ему не хотелось снимать шлем: сняв его, он будет лишен возможности слушать разговоры по внешней связи. Но шлем с каждым шагом все тяжелее давил на голову…
Спрятавшись за углом крайнего дома, Ранмакан отвинтил шлем и бросил его на мостовую; прозрачным мячом шлем покатился к луже, занимавшей середину мостовой, и поплыл по ней, подгоняемый поднимающимся ветром. Надвигался ураган. Снег с дождем били Ранмакану в лицо, словно пытались остановить. Но тот был доволен, что погода испортилась: теперь его труднее будет найти.
Начался подъем на холм. Ранмакан убавил шаги — все равно он уже не мог бежать. С пистолетом он не расставался. Дальше от корабля, дальше от мести пришельцев…
Ранмакан был обречен на скорую и мучительную смерть. Спасти Ранмакана мог только аппарат короны Вас. Но Ранмакан бежал от него.
Скалы сомкнулись над тропинкой. Ранмакан присел, чтобы перевести дух. Ветер сюда не долетал. Ранмакан спрятал пистолет в карман. Он чувствовал себя здоровым и сильным. Теперь главное — найти своих и рассказать им о пришельцах. Должен же где-то существовать свой привычный мир, мир порядка и закона.
А тем временем Бауэр тащил к кораблю обугленное тело капитана, тяжелое и неповоротливое в скафандре высокой защиты. Он не обходил луж и камней. Он задыхался, спешил.
У последнего дома его встретил вездеход «Великан».
Ураган разыгрался к тому времени, и Бауэр увидел вездеход только тогда, когда спрыгнувший с него механик Лещук крикнул ему:
— Давай помогу!
