Черные Журавли

Пространство было бесконечно.

Обманчиво представляясь наивному глазу пустотой, на деле оно кипело сгустками, разрежениями и завихрениями полей, незримо изгибалось вблизи звезд и облегченно распрямлялось вдалеке от них, подобно течению, минующему острова. В этой вечно изменчивой бескрайности корабль становился неуловимым.

Вытянутый и легкий, окрыленный выброшенными далеко в стороны кружевными конструкциями, он вспархивал – летучая рыба мироздания – над грозными валами гравитационных штормов, способных раздробить его, швырнув на невидимые рифы запретных ускорений. Он тормозился и разгонялся вновь, он окутывался облаком защитных полей – уходил, ускользал, увертывался – и продолжал свой путь, и его кристаллическая чешуя тускло отблескивала в рассеянном свете звезд.

Впрочем, пространство нередко бывало спокойным. Внутри же корабля покой царил почти всегда. Даже когда машина пробивалась сквозь внешний рукав субгалактического гамматечения, и стрелки приборов гнулись на ограничителях, словно пытаясь вырваться из тесных коробок и спастись бегством, а стремительные токи, перебивая друг друга, колотились в блестящих артериях автоматов, – даже в эти часы в рубке, салоне и каюте было тихо и уютно. Желтые и зеленые стены отбрасывали мягкий свет, а голубой потолок излучал веселое спокойствие. Такое спокойствие вошло в уверенную привычку двух человек, населявших корабль, потому что младший из них вряд ли догадывался, чем угрожали здесь бури, старший же представлял все очень хорошо, а спокойствие дается только одним из этих полюсов знания.

Казалось, была тишина. Приглушенный аккорд, слагавшийся из голосов множества приборов и аппаратов, которые обладали каждый своим тембром и высотой, более уже не воспринимался притерпевшимся слухом. Он проникал в сознание, лишь когда раздавался фальшивый звук, означавший внезапное изменение режима. Чаще всего такое изменение бывает связано с опасностью.