Книга: Летящие по Вселенной (сборник)
Назад: Генрих Альтов Огненный Цветок
Дальше: Валентина Журавлева Второй путь

Валентина Журавлева
Орленок

Мой друг, мой далекий друг, буду говорить с тобой. Капитан разрешил нам говорить сорок минут. Кристаллофон запишет то, что я скажу. Потом шифратор сожмет, спрессует записанное-и на мгновение корабельные реакторы отдадут передатчику всю свою мощь. Короткий всплеск энергии, несущий мои слова, будет долго идти сквозь черное Ничто. Но настанет время — и ты услышишь мой голос.
Я должна многое сказать тебе. Еще несколько минут назад, выслушав распоряжение капитана, я знала, что именно надо сказать. Я бежала по трапу, чтобы скорее попасть в свою каюту. Но стоило мне включить кристаллофон — и я почувствовала, что слова, казавшиеся такими необходимыми, совсем не нужны.
Вероятно, это усталость. Да, все мы безмерно устали. Через двадцать девять дней после старта, когда корабль достиг субсветовой скорости, приборы отметили повышенную плотность межзвездного газа. С этого времени аварийные автоматы почти беспрестанно подают сигналы опасности. Я слышу их звон и сейчас, когда говорю с тобой. Межзвездный газ постепенно разрушает оболочку корабля. Установки магнитной защиты, доведенные до предельного режима, работают с перебоями. Частицы межзвездного газа проникают сквозь экраны реактора, вызывая побочные реакции. Электронные машины захлебываются в потоке бесконечных расчетов...
Мы свыклись с опасностью. Сигналы аварийных автоматов вызывают только одно ощущение — глухую досаду. Сигналы означают, что снова надо идти к пультам управления. Снова думать, рассчитывать, искать. Усталость сделала нас неразговорчивыми. Мы молча работаем, молча едим. И, если кто-нибудь пытается шутить, мы лишь молча улыбаемся.
Но раз в сутки все изменяется. В двадцать часов по корабельному времени капитан выключает систему аварийной сигнализации. Управление кораблем полностью передается электронным машинам, и мы идем в каюткомпанию. Час — с двадцати до двадцати одного — мы разговорчивы, оживленны, веселы. Мы ведем себя так для единственного пассажира корабля. Этот пассажир выходит из своей каюты только на час. И мы стараемся скрыть усталость. Наш полет имеет смысл лишь в том случае, если этот человек будет доставлен благополучно...
Мой далекий друг, над кристаллофоном висят часы, и я слежу за минутной стрелкой. У нас мало времени, а я еще ничего тебе не сказала. Мне трудно найти нужные слова.
Ты помнишь вечер накануне твоего отлета? Ты улетал утром, на три недели раньше меня, и это было наше прощание. Ты помнишь, в тот вечер мы почти не говорили. Мы долго стояли у реки, а над городом полз багровый от бесчисленных огней осенний туман. Сквозь туманное марево пробивался свет кремлевских звезд, и казалось, эти звезды так же далеки от нас, как и те, к которым нам предстояло лететь. А потом ты спросил:
"Любишь?" — и я ответила: "Спроси, когда вернемся". Ты сказал: "Через полтора года..." "Это для нас, — подумала я. — А на Земле пройдут десятилетия. Что будет здесь, на этом месте?" И, словно угадав мои мысли, ты тихо произнес: "Мы придем сюда. Правда?"
Почему я тогда не ответила на твой вопрос? Почему?
Через несколько дней я снова пришла на это место. Я пришла одна, твой корабль уже набирал скорость где-то там, в черной бездне. Я до боли в глазах всматривалась в затянутое тучами небо. Было удивительно тихо, и только изредка шелестели листья, словно скупой ветер пересчитывал, много ли их осталось.
Я знала: меня уже ждут на ракетодроме. Д,а, обстоятельства сложились так, что я покинула Землю раньше, чем мы предполагали. К системе звезды Росс-154 уходил с особым заданием звездный корабль "Орленок", и меня назначили дублером радиоинженера. В этот последний вечер я смотрела с нашего холма на огни Москвы. Их было много, они простирались до горизонта, сливаясь там в широкую светлую полосу. Мне не верилось, что очень скоро и эти огни, и все огни Земли, и сама Земля превратятся в светящуюся точку. А потом исчезнет и эта светящаяся точка, и останется лишь беспредельная черная пустота...
Мы летели к Электре, планете в системе звезды Росс-154. "Орленок" должен был доставить на Электру нейтринный генератор. Я не буду рассказывать о полете — ты прочтешь о нем в рапорте капитана. Мы достигли Электры и на озерном ракетодроме, пока кургузые, похожие на майских жуков буксировщики тянули корабль к причалу, узнали, что предстоит срочный обратный рейс.
Через три часа, когда заканчивалась погрузка, по трапу поднялся человек в черном свитере. Это был наш единственный пассажир — человек, о котором на Земле рассказывали легенды. Здесь его называли Открывателем.
Лишь в редких случаях одно слово может вместить жизнь человека. Легенды, которые я слышала на Земле, казались мне поэтической выдумкой, не больше. Но здесь, на Электре, я поняла, что эти легенды — слабый отзвук действительности.
Человек, которого называли Открывателем, родился на первом корабле, летевшем к Электре. Тридцать один год назад корабль достиг Электры. Чужая планета стала родиной Открывателя. Это была странная планета. В ее атмосфере содержалось вчетверо больше кислорода и вдвое больше углекислого газа, чем в атмосфере Земли. Вода, насыщенная углекислотой, бурлила и .пенилась. Над ржавыми скалами поднимались огни бесчисленных газовых источников. Растения и животные жили буйной, непохожей на земную жизнью. В каменистых пустынях на несколько часов возникали непроходимые леса и так же быстро исчезали. Ветер уносил в небо потоки горючих газов. Они сгорали, и на иссохшую почву падали струи кипящего дождя...
Люди дорого платили за каждую разгаданную тайну Электры. Открывателю было шестнадцать лет, когда он остался один. Быть может, его спасли прирожденные способности исследователя-он умел понимать, помнить, предвидеть. Быть может, он, выросший на этой планете, каким-то шестым чувством догадывался о приближающейся опасности. Быть может, ему просто везло. Но он выжил. Семь лет он был единственным человеком на Электре. С Земли прилетали лишь транспортные ракеты с оборудованием. Позже он узнал, что вторая экспедиция погибла в пути.
Семь лет он один исследовал Электру. Он спускался на дно ее океанов, взбирался на покрытые пенистым снегом пики, пересекал кочующие леса. Он сражался с хищниками, строил опорные станции, посадочные площадки, радиомаяки. Семь лет с ншм были только машины. Потом прилетел корабль с людьми. Открыватель мог вернуться на Землю. Он говорил именно так: "вернуться", хотя никогда не был на Земле. Быть может, он и вернулся бы, но корабль прибыл в период весенних бурь. Серая, клокочущая вода стеной шла по равнинам. Ураганный ветер разбрасывал тяжелые валуны. Из болотистых лесов, подгоняемые ветром, выползали низкорослые черные кустарники; их ветви цепко опутывали все, что встречалось на пути...
Открыватель знал: только он может предостеречь людей, без него они погибнут. Он умел читать следы на влажном песке. Умел по едва уловимому запаху, по едва приметным изменениям в окраске неба определять приближение урагана. Он любил планету, еще чужую для других людей. Для них Электра была непонятной, вероломной, необузданно ярой — и потому дикой. Он же видел и дикую красоту планеты.
И он остался.
На Электру все чаще прибывали корабли. Открыватель указывал людям залежи бериллия, титана, урановой руды. Он отыскивал места для будущих городов. Его роботы всегда появлялись в тот момент, когда люди нуждались в защите или помощи. Роботы, как и сам Открыватель, были ветеранами. Их электронная память хранила все необходимое для жизни на этой планете. Другим роботам предстояло еще годами приспосабливаться — роботы Открывателя уже знали Электру. Могущество Открывателя было могуществом человека, управлявшего немногими из прижившихся на планете машин. Но людям казалось, что Открыватель наделен какой-то особой силой. Теперь я знаю: в этом есть немалая доля истины. Этот человек создан открывать новые планеты, а суровая борьба закалила его интуицию и волю...
Время шло. Люди наступали на Электру. В скалах гасли вечные огни. Каналы прорезывали каменистые пустыни. Отчаянно сопротивлявшиеся хищники уходили в леса. В одной из схваток, защищая своего хозяина, погиб последний робот Открывателя. В этот день Открыватель решил вернуться на Землю.
Огромный ракетодром, с которого улетал наш корабль, был полон провожавшими Открывателя людьми. Но где-то рядом сверкали огни сварки. Там строили стартовую площадку для полетов к неисследованным звездным системам. Люди работали и в день отлета Открывателя.
С верхней площадки трапа Открыватель долго смотрел на черную дымку, скрывавшую горизонт. Красный диск звезды Росс-154 медленно погружался в эту похожую на предштормовое море дымку. "Орленок" был готов к старту, но мы ждали...
В первые же часы полета мы поняли, как трудно будет Открывателю. Регенеративные установки поддерживали на корабле атмосферу такого же состава, что и земная. Открыватель не мог дышать земным воздухом; он вырос на Электре, и теперь ему не хватало кислорода. Его поместили в отдельную каюту, в которую подавался насыщенный кислородом воздух. Только раз в сутки Открыватель выходил из своей каюты. Ему было трудно дышать, но он хотел привыкнуть к земному воздуху. Час — с двадцати до двадцати одного — он проводил в кают-компании. Он почти не говорил, он слушал, как говорили мы, и изредка вставлял несколько слов.
Он появлялся в кают-кампании точно в двадцать часов. Медленно, избегая лишних движений, он подходил к своему креслу. Он шел, наклонившись вперед, словно преодолевая сопротивление ветра. Темные очки защищали его глаза от корабельных ламп, излучавших солнечный, богатый ультрафиолетовыми лучами свет. Атмосфера Электры, содержащая в верхних слоях много озона, не пропускала ультрафиолетового излучения, и лицо Открывателя, никогда не знавшее загара, было неестественно белым. Откинувшийся на спинку кресла, глубоко дышавший через полуоткрытый рот, в темных очках, подчеркивавших его бледность, Открыватель производил впечатление тяжелобольного.
Мы, не сговариваясь, старались развлечь своего пассажира. Мы беспечно болтали. Мы расспрашивали Открывателя о его работе (он писал историю покорения Электры), говорили о Земле, охотно смеялись над каждой шуткой — и ни словом не обмолвились о том, что угрожает кораблю. В эти шестьдесят минут для нас не существовало никаких опасностей...
О чем думал Открыватель, слушая наши разговоры? Понимал ли он, что мы только играем? Возможно. Не знаю, как другие, но в присутствии Открывателя я чувствовала себя ребенком. Все мы, в сущности, еще очень мало сделали в жизни, а Открыватель сделал столько, что хватило бы на много жизней.
Да, вероятно, Открыватель с самого начала видел нашу игру. Но он молчал. А на лице его ничего нельзя было прочесть. Когда он изредка снимал очки, меня поражал контраст между живыми, очень выразительными глазами и совершенно неподвижным, похожим на мраморное изваяние лицом. "Результат одиночества, — сказал как-то наш врач. — Все чувства ушли вглубь".
...Стрелка часов неумолимо движется по циферблату. Надо спешить, и я буду говорить о главном.
Однажды Открыватель, спустившись в кают-компанию, никого там не застал. Обстоятельства сложились так, что экипаж должен был работать. Никто не мог покинуть пост управления. И только мне капитан приказал идти в кают-компанию. Я дублер, и для меня полет считался учебным...
С капитаном не спорят. Я оставила товарищей и прошла в кают-компанию. Открыватель, как обычно, сидел в кресле. Он встал, увидев меня, и молча кивнул головой. Его не удивило, что я одна, и он ни о чем не спросил. А я старалась говорить весело и беспечно. Это было трудно. Темные стекла очков бесстрастно поблескивали под светом корабельных ламп, но мне казалось, что Открыватель видит все. После нескольких фраз (не помню, о чем я говорила) наступило молчание. Сквозь гул двигателей пробивался тревожный звон аварийных автоматов. Я тщетно искала, что сказать. И, когда молчание стало невыносимым, я услышала негромкий, спокойный голос Открывателя:
— Скажите... какая она... Земля?
Я уже хотела ответить первой пришедшей на ум фразой, как вдруг что-то заставило меня насторожиться. Я подумала: "Ведь этот человек никогда не был на Земле. Как ему объяснить?"
Странно, но только в этот момент я впервые осознала, что это такое — никогда не быть на Земле.
Открыватель ждал ответа, а я думала о том, что никакие слова не могут передать красоту Земли. Слова — жалкие копии. Они действуют лишь тем, что пробуждают у нас живые воспоминания. Но, если воспоминаний нет, слова бессильны, кощунственны, оскорбительны для красоты нашей планеты...
Мысль эта нахлынула внезапно, и в течение какой-то доли секунды я вдруг до боли остро почувствовала непередаваемую прелесть Земли. Нет, в это мгновение я увидела не те праздничные уголки, с которыми часто связывается наше представление о красоте. Я увидела заброшенный лесной пруд: шершавые стволы над зеленой, присыпанной золотом солнечных стружек водой, и сморщенный желтый лист, который, покачиваясь, плывет мимо мокрой травы... Как передать это тому, кто никогда не видел, как падают в воду листья, никогда не слышал, как ветер ласкает гибкие ветви, никогда не прикасался к нагретому солнцем камню, никогда не держал в зубах кисловатую травинку, никогда не вдыхал влажный, пронизанный сотнями запахов лесной воздух...
— Спасибо, — неожиданно произнес Открыватель. — Я понял.
Он встал и направился к трапу. Он ничего больше не сказал, но я знала, что он действительно понял меня. В этот день я по-новому увидела Открывателя.
На следующий вечер в кают-компанию собрался весь экипаж. Говорили о Земле, о том, что изменилось на ней за время нашего отсутствия.
— Земля всегда изменяется, — сказал капитан. — Это видно уже издалека. Помню, в прошлый рейс мы обнаружили в солнечной системе две планеты с кольцами. Когда штурман доложил мне об этом, я рассмеялся. Сатурн — один, у другой планеты не могло быть колец. Но штурман оказался прав. Пока мы были в полете, у Земли появилось кольцо Черенкова. Теперь меня ничем не удивишь. Возможно, будет создана атмосфера на Марсе. Или изменится орбита Венеры... Знаю только, что мы еще издалека увидим эти изменения. Это как возвращение в родной город: уже в пригороде видно, как он изменился за то время, что ты отсутствовал...
Я сидела в углу, там, где не падал свет от ламп, и следила за Открывателем. Он слушал капитана, но лицо его не выражало ничего. И, глядя в черные стекла очков, я подумала, что он ждет совсем других изменений на Земле. Словно угадав мои мысли, Открыватель повернул голову в мою сторону. Это был беглый взгляд, не больше. Но, подчиняясь неведомой силе, я сказала:
— На Земле изменится атмосфера.
Капитан обернулся ко мне. До сих пор все мы, по молчаливому соглашению, избегали говорить о земной атмосфере.
— На Земле изменится атмосфера, — повторила я.
— Почему? — спросил врач.
— Она обогатится кислородом, — ответила я. Эта идея появилась у меня внезапно, но я сразу поверила в нее. — Атмосфера будет такой же, как на Электре. Это лучше для людей. Исчезнут многие микроорганизмы. Повысится мощность двигателей. Станут обитаемыми высокогорные районы.
Никто не ответил мне. И только после долгого молчания Открыватель сказал:
— У вас щедрое сердце.
Позже, когда мы расходились из кают-компании, я спросила врача:
— А вы верите, что так будет? Вы медик и должны...
— Нет, — перебил он, — не верю. Но я вижу, что вы любите... его.
Он ошибался, наш доктор, и я не виню его в этом. Мог ли он знать, что меня связывало с Открывателем совсем иное однажды до боли осознанная любовь к нашей Земле!
Шли дни, и как-то рация впервые уловила сигнал. Он был еще слаб, этот пришедший из черной бездны неведомый голос. Мы ничего не могли разобрать. Мы только знали, что кто-то говорит с нами. Невыносимая мука — слышать Землю и не понимать, что именно тебе говорят...
Сейчас мне кажется, что все эти дни я не выходила из радиорубки. И, может быть, прошло не четверо суток, а один до бесконечности растянувшийся день, пока мы наконец смогли понять далекий голос.
Это была не Земля. С нами говорил "Памир", корабль, летящий к звезде Струве-2398. Когда наш главный радиоинженер в сотый раз изменил схему дешифратора и послышался тихий, но явственный голос, мы были настолько обрадованы, что не сразу поняли смысл радиограммы.
Мы летели к Земле, и уже давно для нас существовали лишь Земля и наш корабль. А мир был велик, и в этом мире к другим звездам шли другие корабли.
"В звездной системе Струве-2398, — гласила радиограмма, пропала без вести первая исследовательская экспедиция, отправленная на планету Аэлла. Экипаж "Памира" — четыре человека — ведет к Аэлле транспортную ракету с оборудованием. Сообщение о вероятной гибели первой экспедиции было получено в пути. Экипаж решил продолжать полет. Аэлла — грозная планета, во многом подобная Электре, поэтому экипаж "Памира" просит Открывателя передать возможно более подробные инструкции и советы..."
Я помню наизусть эту радиограмму. Она лежала на моем рабочем столике в долгую ночь дежурства. Мы ждали Открывателя. Сколько времени ему нужно, чтобы составить ответ? Час, три часа, сутки?.. Рация была подготовлена к ответной передаче. Капитан приказал установить круглосуточное дежурство.
В полночь главный радиоинженер ушел из рубки. Я осталась одна. Я думала о тех четырех неизвестных мне астронавтах, которые шли к Аэлле. Они не повернули свой корабль. Четверо против Аэллы... Но ведь мог же Открыватель один выстоять против Электры! Кто эти четыре?..
Мой далекий друг, в ту ночь я думала о тебе. Мне казалось, что люди на "Памире" такие, как ты.
Я дремала, положив голову на столик. В полусне я видела рубку "Памира" и четырех людей, удивительно похожих на тебя.
В половине четвертого по трапу поднялся Открыватель. Я услышала тяжелые шаги и машинально посмотрела на часы. Открыватель кивнул мне и медленно прошел к креслу штурмана.
— Радиограмма? — спросила я, пытаясь стряхнуть сон.
Открыватель не ответил.
— Радиограмма готова?
Он снял очки и обернулся ко мне. В его глазах было что-то новое, еще не виданное мной.
— Где... Земля? — странным, торжественным голосом спросил он.
Я включила обзорный экран. Там, где перекрещивались нити, было черное пятно, окруженное густой россыпью фиолетовых звезд. Скорость корабля исказила вид звездного неба.
— Она там, — тихо сказал Открыватель.
— Ее не видно, — возразила я. — Солнце будет заметно месяца через три, не раньше.
Открыватель покачал головой:
— Она там...
Сон окончательно прошел, и я поняла, что возражать нельзя. Я молча стояла за креслом Открывателя и смотрела на обзорный экран. Это продолжалось долго. Потом Открыватель, все еще склонившись к экрану, едва слышно произнес:
Есть голубая звезда, Джанетта,
Езды до нее двенадцать лет,
Если мчаться со скоростью света.
И белая есть звезда, Джанетта.
Езды до нее сорок лет,
Если мчаться со скоростью света.
К какой же звезде
Мы с тобой поедем
К голубой или белой?
Мой друг, ты знаешь эти стихи. Это "Детская песенка" Сэндберга. Однажды (с тех пор прошла вечность) ты читал их мне там, на Земле. Но в голосе Открывателя была недетская грусть.
И я вдруг все поняла.
— Вы... решили? — спросила я.
Открыватель быстро надел очки и обернулся ко мне.
— Выключите экран, — сказал он.
— Вы решили? — повторила я.
Он посмотрел на меня и улыбнулся:
— Да, конечно.
— Но...
Движением руки он остановил меня:
— Доложите капитану — нужно пересчитать курс. Я перейду на "Памир".
...Неудержимо бежит стрелка часов, а я еще не сказала тебе самого главного.
В эту ночь аварийные автоматы молчали. И только под утро раздались тревожные, воющие сигналы. Через минуту весь экипаж был в рубке. Не помню, кажется, прошло несколько часов, пока мы восстановили магнитную защиту. И, когда капитан отошел от пульта управления, я передала слова Открывателя. Странно, но капитан не удивился. Он сказал:
— Хорошо. Идите. Я сам пересчитаю курс.
Однако никто не вышел из рубки.
— Идите, — повторил капитан.
Казалось, никто не слышал приказа.
— Хорошо, — сказал капитан. — Пусть будет так. Идите и подумайте. Если все решат лететь к Аэлле, мы полетим. Но, если хоть один из нас захочет вернуться, мы вернемся на Землю. А Открыватель перейдет на "Памир".
Он посмотрел на часы и добавил:
— Через пятьдесят минут. Я буду ждать здесь. Идите же...
Мы пошли к трапу, а капитан наклонился к пульту управления. Я заметила: капитан смотрит туда, куда ночью смотрел Открыватель...
Пятьдесят минут — они тянулись бесконечно долго. Я сидела в своей маленькой каюте и думала о других. На "Орленке" одиннадцать человек. Капитан остался у пульта управления. Десять человек разошлись по каютам. "Если хоть один из нас захочет вернуться, мы вернемся на Землю". Так сказал капитан. А что скажут мои товарищи? За стальной перегородкой-каюта доктора. Старый, добрый доктор! Это был его последний рейс... Главный радиоинженер — он оставил на Земле семью... Мои подруги, механики, — их будут ждать на Земле...
Пятьдесят минут — они тянулись бесконечно долго, и лишь в последние секунды время стремительно рванулось вперед. Надо было встать и идти в рубку. Но какая-то сила мешала мне подняться. Быть может, у меня большее, чем у других, право вернуться на Землю? Я дублер радиоинженера. В сущности, я не нужна на корабле. Для меня этот рейс учебный. А там, на Земле... И я вдруг услышала Землю. Среди бесчисленных звуков Земли я вдруг услышала один — шум морского прибоя. Это было так явственно, что я машинально посмотрела на динамик кристаллофона. А шум моря слышался сильнее и сильнее. Шум морских волн, гул прибоя и еще — всплеск покачивающейся на волнах лодки... Странно, безмерно странно, но в этот момент вся Земля воплотилась в пригрезившемся мне голосе моря. Ты слышал, как плещется вода под покачивающейся на волнах лодкой?..
С последним ударом часов я встала и пошла в рубку. Я поднялась по трапу и увидела, что все — все, кроме меня, — уже в рубке. Они пришли сюда давно — я это сразу поняла. Никто, кроме меня, не ждал пятидесяти минут.
— Надо идти к Аэлле, — сказала я и удивилась: настолько чужим показался мне собственный голос.
— Да, — ответил капитан. — Мы рассчитываем курс.
Десять человек стояли вокруг меня. Никто из них не сомневался, что я скажу "да". Они давно пришли сюда и сейчас электронная машина уже пересчитывала курс. Десять человек знали, что я скажу "да"...
Непередаваема красота Земли, но, если меня спросят, что самое красивое на Земле, я, не задумываясь, отвечу:
"Люди".
Мой друг!
Мой далекий друг, стрелка часов летит по циферблату. Я должна сказать тебе все. Мои слова передадут на "Памир", а оттуда — на Землю. Сейчас, когда я говорю с тобой, твой корабль летит где-то в черной бездне космоса. Но, пока мои слова достигнут Земли, ты вернешься туда и будешь ждать меня на нашем холме.
Мой друг, мы уходим к Аэлле. Пройдет несколько дней, и "Орленок", изменив курс, начнет удаляться от Земли. С каждым часом, с каждой секундой будет увеличиваться расстояние между нами. И все-таки мы будем ближе друг к другу, чем раньше. Что значит жалкая арифметика расстояний, если я люблю тебя!
Не знаю, что ждет нас на чужой и злобной планете. Но, как бы ни бушевало и ярилось небо Аэллы, я буду искать в нем твой корабль. Ты не собьешься с пути, ты придешь, потому что я люблю тебя!
В этот первый полет я взглянула в бездонные глаза Вселенной. Да, мой друг, мой далекий и близкий друг, бесконечность сильна. В сравнении с ней наша Земля — ничтожная пылинка. Но есть нечто сильнее черной бесконечности. Это — разум и воля людей. Это — право людей стоять плечом к плечу. Это — простые слова, перед которыми отступают пространство и время: я люблю тебя!
Назад: Генрих Альтов Огненный Цветок
Дальше: Валентина Журавлева Второй путь