Час спустя Дик снова сидел у «Козла и волынки», завтракал и выслушивал донесения своих гонцов и часовых. Дэкуорта все еще не было в Шорби; он часто отсутствовал, так как у него постоянно было множество самых различных дел в самых различных концах страны. Большинство полагали, что он основал братство «Черная стрела» только ради мести и ради добычи; но люди, хорошо его знавшие, считали его агентом и представителем великого «делателя английских королей», графа Ричарда Уорвика.

Словом, Дэкуорт отсутствовал, и в Шорби его замещал Ричард Шелтон. Озабоченно жуя мясо, он размышлял. Он условился с лордом Фоксгэмом сегодня вечером нанести решительный удар и освободить Джоанну силой. Но для этого нужно было преодолеть множество препятствий. Разведчики, являвшиеся к нему для доклада, приносили самые неутешительные вести.

Сэр Дэниэл был встревожен вчерашней стычкой на морском берегу. В маленьком домике он увеличил гарнизон; не довольствуясь этим, он расставил всадников на всех соседних улочках, приказав им немедленно скакать к нему, если они заметят что-нибудь тревожное. А в его городском доме стояли оседланные кони, и воины, вооруженные с головы до ног, ждали только знака, чтобы выехать.

Задуманное предприятие с каждым часом казалось все менее осуществимым; но внезапно лицо Дика прояснилось.

– Лоулесс! – крикнул он. – Ведь ты был моряком. Не можешь ли ты украсть для меня корабль?

– Мастер Дик, – ответил Лоулесс, – вместе с вами я готов украсть даже Йоркский собор.

Они сразу же отправились в гавань. Это была довольно обширная бухта, окруженная песчаными холмами, на которую выходили самые грязные и заброшенные улочки города. Берег бухты был завален старыми деревянными обломками. В бухте стояло немало палубных и беспалубных судов – одни качались на якорях, другие лежали на берегу. Долгая непогода выгнала их из открытого моря и заставила спрятаться в гавани. Черные тучи и сильные ветры с сухим снегопадом предвещали новые бури.

Моряки, спасаясь от холода и ветра, торчали на берегу, буйствуя в портовых тавернах. За некоторыми судами, стоявшими на якоре, никто даже не присматривал. Погода не улучшалась, и чем ближе было к вечеру, тем больше становилось таких безнадзорных судов. Лоулесс обратил особое внимание на те из кораблей, которые стояли далеко от берега. Дик предоставил ему свободу действий, а сам уселся на якорь, до половины зарытый в песок, и, прислушиваясь то к реву урагана, то к пению моряков в ближайшей таверне, скоро забыл обо всем, кроме обещания лорда Фоксгэма.

Лоулесс тронул его за плечо и указал на небольшой корабль, который, одиноко стоя у входа в бухту, качался на волнах. Прорвавшийся сквозь тучи бледный луч зимнего солнца на мгновение озарил палубу, и силуэт судна четко вырисовывался на фоне облака. При внезапном этом сиянии Дик разглядел на палубе двух мужчин, которые тащили к борту ялик.

– Вот вам корабль на эту ночь, сэр, – сказал Лоулесс. – Запомните его хорошенько!

Ялик отделился от корабля; в нем сидело двое мужчин; держа нос против ветра, они торопливо гребли к берегу.

Лоулесс остановил прохожего.

– Как зовется вон тот корабль? – спросил он, показав ему стоявшее у входа в бухту судно.

– Это «Добрая Надежда» из Дортмута, – ответил прохожий. – А капитана зовут Арблестер. Он гребет на носу вон той лодки.

Лоулессу ничего больше знать не требовалось. Поспешно поблагодарив прохожего, он двинулся на песчаную косу, к которой должна была пристать шлюпка. Там он остановился, поджидая моряков с «Доброй Надежды».

– Как! Кум Арблестер! – закричал он, как только лодка приблизилась. – Какая счастливая встреча! Клянусь распятием, такую встречу нужно отпраздновать! А это «Добрая Надежда»? Я узнал бы ее среди десяти тысяч кораблей. Прекрасный корабль! Подплывай, кум, мы с тобой славно выпьем! Помнишь, я тебе рассказывал про свое наследство? Мне удалось получить его. Я теперь богат. Я больше не плаваю по морям, я плаваю только по элю. Давай руку, приятель! Выпей со старым товарищем.

Шкипер Арблестер, длиннолицый, немолодой, обветренный непогодами человек, с ножом, привязанным к тесемке, надетой на шею, своей походкой и манерой держаться похожий на моряков всех времен и народов, удивленно и недоверчиво отшатнулся от Лоулесса. Но упоминание о наследстве и, главное, то пьяное добродушие, которое с таким искусством изобразил Лоулесс, скоро победили его недоверчивость, и он пожал руку бродяги.

– Я тебя не помню, – сказал он. – Но что за важность! Я и мой матрос Том – мы всегда готовы выпить, кум... Том, – сказал он, обращаясь к своему спутнику, – вот мой кум. Я не помню, как его зовут, но это не важно. Он превосходный моряк. Пойдем выпьем с его приятелем.

Лоулесс повел их, и скоро они сидели в кабачке; кабачок этот, построенный недавно, стоял в стороне от других кабаков, и поэтому народу в нем было немного. Это был просторный сарай, в котором стояло несколько шкафов и несколько голых скамеек; доски, положенные на пустые бочонки, заменяли столы. Посреди кабачка пылал костер, раздуваемый множеством сквозняков; в нем горели обломки кораблей, наполняя все помещение густым дымом.

– Вот она, услада моряка, – сказал Лоулесс. – Хорошо посидеть у славного огонька и выпить добрую чарочку, когда на дворе непогода и ветер гуляет по крыше! Пью за «Добрую Надежду»! Желаю ей легкого плавания!

– Да, – сказал шкипер Арблестер, – в такую погоду на берегу куда лучше, чем в море. А как по-твоему, матрос Том?.. Кум, ты говоришь складно, хотя мне все не удается припомнить, как тебя зовут. Но что за важность – ты говоришь очень складно. Легкого плавания «Доброй Надежде»! Аминь!

– Друг Дикон, – продолжал Лоулесс, обращаясь к своему начальнику, – у тебя, кажется, какие-то важные дела? Так ступай, не стесняйся. А я посижу в этой славной компании с двумя старыми моряками. Когда ты вернешься, эти храбрые ребята все еще будут сидеть здесь и пить со мной чарку за чаркой. Мы ведь не береговые крысы, мы старые, тертые морские волки.

– Хорошо сказано! – подхватил шкипер. – Ступай, мальчик. А твоего приятеля и моего доброго кума мы задержим здесь до рассвета, клянусь святой Марией! Я так долго пробыл в море, что все кости мои пропитались солью, и теперь, сколько бы я ни выпил, хоть целый колодец, мне все мало.

Провожаемый такими напутствиями, Дик встал, попрощался и торопливо пошел сквозь непогоду к «Козлу и волынке». Оттуда он послал сообщить лорду Фоксгэму, что вечером в их распоряжении будет прочный корабль. Затем, захватив с собой двух разбойников, кое-что смысливших в морском деле, он отправился в гавань на песчаную косу.

Лодка с «Доброй Надежды» стояла среди множества других шлюпок, но они узнали ее без труда, так как она была самая маленькая и самая хрупкая из всех. Когда Дик с двумя своими спутниками сел в эту жалкую скорлупу и отчалил от берега, волны и ветер обрушились на них с такой силой, что, казалось, вот-вот они пойдут на дно.

Как мы уже говорили, «Добрая Надежда» стояла на якоре далеко от берега, и волны там были еще больше. Ближайшие корабли находились от нее на расстоянии нескольких кабельтовых; но и на них не было ни одного человека; вдобавок внезапно повалил густой снег, и стало так темно, что никто при всем желании не мог бы заметить Дика и его товарищей. Стремительно вскарабкались они на палубу, оставив привязанную к корме лодку плясать на волнах. Так была захвачена «Добрая Надежда».

Это было славное, прочное судно, закрытое палубой на носу и посередине и открытое на корме. Одномачтовое, оно по роду своей оснастки было чем-то средним между фелюгой и люггером. По-видимому, дела шкипера Арблестера шли превосходно, так как бочонки с французским вином заполняли весь трюм. А в маленькой каюте, кроме образа девы Марии, свидетельствовавшего о набожности капитана, находились запертые сундуки, которые говорили о его богатстве и запасливости.

Собака, единственная обитательница корабля, яростно лая, хватала похитителей за пятки; но ее заперли в каюту, предоставив ей возможность предаваться там справедливому гневу, сколько она захочет. Они зажгли фонарь и подняли его на ванты, чтобы корабль был виден с берега; потом открыли один из бочонков и выпили по чаше превосходного вина за удачу своего предприятия. Затем один из разбойников приготовил лук и стрелы на случай нападения, а другой спустился в шлюпку.

– Карауль хорошенько, Джек, – сказал молодой командир, тоже собираясь сесть в шлюпку. – Я вполне на тебя полагаюсь.

– Пока корабль стоит здесь, все будет в порядке, – ответил Джек. – Но чуть только мы выйдем в море... Видите, как он задрожал! Несчастный корабль услышал мои слова, и сердце его забилось в дубовых ребрах. Посмотрите, мастер Дик, как стало темно!

Действительно, стало так темно, что Дик удивился. Огромные волны одна за другой катились из мрака; летя то вверх, то вниз, «Добрая Надежда» переползала с волны на волну. На палубу падал снег, морская пена заливала ее; снасти угрюмо скрипели под ветром.

– Зловещая погода, – сказал Дик. – Но не беда! Это только шквал, а шквалы всегда скоро кончаются.

Однако, по правде сказать, его очень тревожили и черные, мрачные тучи, разбросанные тут и там по небу, и завыванье ветра. Спустившись в шлюпку и отчалив от «Доброй Надежды», он перекрестился, моля бога заступиться за всех, кто пускается в плавание сегодня ночью.

На песчаной косе собралось уже около дюжины разбойников. Им дали шлюпку и приказали немедленно отправиться на корабль.

Дик пошел по берегу и скоро увидел лорда Фоксгэма, который спешил ему навстречу; лицо лорда было закрыто капюшоном; убогий бурый плащ скрывал от посторонних взоров его сияющие латы.

– Молодой Шелтон, – сказал он, – неужели вы действительно хотите выйти в море?

– Милорд, – ответил Ричард, – дом сторожат всадники; подойти к нему с суши, не подняв тревоги, невозможно; легче проскакать верхом на ветре, чем незаметно подкрасться к этому дому с суши. Отправясь морем, мы, конечно, можем утонуть; но зато, если мы не утонем, мы увезем девушку.

– Ведите меня, – сказал лорд Фоксгэм. – Я последую за вами, чтобы потом не пришлось стыдиться своей трусости; но, признаться, я предпочел бы лежать сейчас у себя дома в постели.

– Зайдемте сюда, – сказал Дик. – Я покажу вам человека, который поведет наш корабль.

И он повел лорда в тот кабак, где назначил свидание своим подчиненным. Некоторые из разбойников слонялись снаружи возле дверей; другие вошли уже внутрь и столпились вокруг Лоулесса и моряков. У обоих моряков были мокрые лица и мутные глаза – они давно перешли границы умеренности. Когда Ричард, сопровождаемый лордом Фоксгэмом, появился в кабаке, они вместе с Лоулессом пели древнюю заунывную морскую песню, и ураган подпевал им.

Молодой предводитель окинул взором кабак. В огонь только что подбросили дров, и черный дым валил так густо, что углы просторной комнаты потонули во мраке. И все же он сразу убедился, что разбойников здесь гораздо больше, чем случайных посетителей. Успокоенный, Дик подошел к столу и занял свое прежнее место на скамье.

– Эй, – крикнул шкипер пьяным голосом, – кто ты такой?

– Мне нужно поговорить с вами на улице, капитан Арблестер, – сказал Дик. – А разговор будет вот о чем.

И он показал ему золотую монету, которая ярко блеснула при свете костра.

Глаза моряка вспыхнули, хотя он все еще не узнавал нашего героя.

– Ладно, мальчик, – сказал он, – я пойду с тобой... Кум, я сейчас вернусь. Пей на здоровье, кум!

И, держа Дика за руку, чтобы не упасть, он двинулся к дверям.

Едва он перешагнул через порог, десять сильных рук схватили его и связали; две минуты спустя, связанный, с затычкой во рту, он уже лежал на сеновале, засыпанный сеном по горло. Рядом с ним бросили матроса Тома; им предоставили возможность до самого утра размышлять о своей печальной участи.

Скрываться больше было незачем, и лорд Фоксгэм условным сигналом вызвал своих воинов; они завладели множеством лодок и целой флотилией двинулись к фонарю, сиявшему на корабле. Не успели они взобраться на палубу, как с берега донесся яростный крик моряков, обнаруживших пропажу своих лодок.

Но ни воротить свои лодки, ни отомстить за них моряки не могли. Из сорока воинов, собравшихся на украденном корабле, восемь человек бывали прежде в море и сразу превратились в матросов. С их помощью поставили паруса, подняли якорь, Лоулесс, нетвердо держась на ногах и все еще напевая какую-то морскую балладу, взялся за руль. И «Добрая Надежда» сквозь ночную тьму двинулась из бухты в открытое море, навстречу огромным валам.

Дик стоял возле штормовых снастей. Непроглядную тьму ночи прорезали только свет огней «Доброй Надежды» и отдельные мерцающие огоньки домиков в Шорби, уплывающие вдаль; да когда «Добрая Надежда» проваливалась между волнами, видны были гребни белой пены, но они быстро исчезали за кормой.

Многие громко молились, многих тошнило, и, забравшись в трюм, они разлеглись там среди всякой клади. Одно пьяное хвастовство Лоулесса, не говоря уже об отчаянной качке, могло заставить любого смельчака усомниться в благополучном исходе плавания.

Однако Лоулесс, руководимый каким-то чутьем, по громадным волнам провел судно мимо длинной песчаной отмели и благополучно привел его к каменному молу; здесь «Добрую Надежду» привязали; скрытая мраком, она качалась и скрипела.