Глава 6
Кровь и цветы
(Лима, Республика Перу, 26 октября 1931 года)
…Кока уже не помогала. Михаил с ненавистью сплюнул чёрно-зелёный комок в переполненную аналогичными отходами пепельницу, подумал и… потянулся за новым брикетом листьев. На столе не было ни сантиметра свободного места. На одном «пятачке» горой громоздились папки с фотографиями, пачки листов с опросами свидетелей, запылённые фолианты из Исторической библиотеки Лимы, ну и, конечно, изрядное количество грязных чашек. Чайник выпустил струю пара, Мартинес залил листья водой.
Три куклы. Уже целых три куклы.
Эль президенте, ясен пень, в ярости. Заместителя министра Хуареса отправили в участок, чтобы «постоянно следить за ходом расследования», – отныне толстяк-индеец сидит за соседним столом, периодически кидая на него умоляющие взгляды, полные горя и страха. Ну конечно, у него большой повод трястись за свою шкуру. Снимут с должности – все знакомые отвернутся. Жена из белых перуанцев, большой признак престижа, сбежит, а имущество явно записано на неё. Иногда хорошо не занимать высокое кресло: падать потом не так больно. Скольких эль президенте Мигель уже пережил? Кажется, Санчес Серро за последний год уже номер шесть. Государственные перевороты здесь следуют с такой же частотой, как и дожди, – исключая климат, сиесту и писко, Латинская Америка страшно похожа на родимую Россию. Но это не имеет значения, решать вопрос с Художником следует как можно быстрее, иначе неведомые убийцы добьются своего. Хочется думать, если бы он точно знал, кого именно призывают из Уку Пача, то вёл бы себя увереннее… Но разве так? На Руси демонов прогоняли молитвой, святой водой и крестом, в конкретных случаях, вроде восставших из гроба красногубых вурдалаков, – серебром. С нерождёнными всё значительно проще. Они просто НЕ убиваются. Ничем. Никакие инкские летописи не содержат саг о борьбе с таинственными жителями подземных глубин, преданий о храбрых витязях, одной левой рукой сразивших целую тьму чудовищ. После бегства из Владивостока Мигель не верил уже ни во что. Он больше не носил крест, не закреплял в «красном углу» икону и не молился на ночь, как в былые времена. По идее, ему следовало оптом плюнуть и на инкских демонов, и на красочные наркотические видения, обуявшие его в деревне Корпус Кристи. Это же Южная Америка. Тут развелось столько галлюциногенных трав и ягод, что можно сорвать плод с ветки, надкусить и через минуту увидеть, как ты летишь на Луну. Однако… Художник старается вызвать нерождённых СЮДА. Значит, он в них верит, как истово верили и инкские императоры, и испанские конкистадоры. Пускай сие банальный метод любого полицейского следователя из дешёвых бульварных романов, но если хочешь поймать убийцу, надо попробовать думать, как он… А это нелегко. Слишком много в черте города ущелий и шахт с засыпанными ходами в Уку Пача, и в каждом месте не оставишь засаду, не выследишь, куда именно злодеи повезут четвёртую куклу. Да и на чём её возят, чёрт побери? Он сделал всё, что мог, наизнанку вывернулся. Машины в Лиме тщательно (без посторонних глаз) проверены. Нигде нет следов крови. Никакого запаха амазонской магнолии. Вообще ничего. Но ведь кукол доставляли к «подмосткам» на автомобилях, он даже не сомневается. Оставив в покое частных автовладельцев, Михаил отдал приказ осматривать таксомоторы. Кто в Перу позволяет себе гонять на этих баснословно дорогих машинах? Только богачи и североамериканские туристы, остальное население передвигается на извозчиках. А если автомобиль с трупами приезжает из окрестностей Лимы? О, ну тогда его тем более не найдёшь – стоит себе в хлеву у сельского нувориша, замаскированный под соломой.
…Заместитель министра разговаривал по телефону с женой и сыном. Уже в восьмой раз. Он ужасно страдал от своего ничтожного положения и жаловался близким на несправедливость судьбы. Полицейские тактично молчали. Мигель взял со стола фотографию, всматриваясь в последнюю куклу. Да, понятно, почему Художник не стал собирать её из кусков четырёх-шести девиц. Семнадцатилетняя проститутка Тереза Чаморро, царствие ей небесное, была просто ангельски красива, – опознали её довольно быстро, с помощью подельниц из злачного квартала. Пещера на окраине Лимы. Прелестное лицо, выкрашенное кровью пополам с толчёными фиалками, – новый метод работы Художника. Золото на щеках. И пустое туловище без костей, набитое сотнями лепестков амазонской магнолии. Теперь этот запах преследовал эль капитано везде, после ночи в деревне Энрике Михаил не мог от него избавиться. Кстати, сам уборщик пропал… Словно в воду канул, и не было времени выяснять, куда он делся. Выпив залпом (как водку) чашку остывшего настоя коки, Мигель подтянул к себе одну из пыльных книг на столе. Листая выцветшие от времени страницы фолианта, он погрузился в чтение:
«Уку Пача – обиталище мёртвых, нерождённых и богов зла. Там никогда нет света, но все создания подземного мира прекрасно ориентируются в темноте. С самой древности инки приносили царству демонов жертвы: они оставляли в расщелинах и шахтах картофель, кукурузный самогон, куски мяса гуанако, чтобы получить хорошие урожаи или вызвать дождь. Видавших виды конкистадоров до крайности перепугали мрачные ритуалы, проводимые инками ради подземных созданий. Каждый человек мог обратиться в Уку Пача с самыми отвратительными, жуткими и мерзкими желаниями, например, с мечтой об овладении своей родной сестрой, убийстве отца или захвате власти через горы трупов… И «подземные» никогда не подводили. Требовалось лишь одно – многочисленные человеческие жертвы. Чаще всего, согласно инкской мифологии, обращались к нерождённым – детям, появившимся на свет мёртвыми. Эти существа представляли собой отряды самых отвратительных демонов Уку Пача. У них не было глаз, на сморщенном младенческом личике присутствовал один лишь огромный рот с острыми зубами. Монстры постоянно испытывали невероятную жажду крови и ради неё были готовы на всё. По свидетельству очевидцев, для победы императора Атауальпы, сражавшегося со своим братом, жрецы еженедельно сбрасывали в ущелья тела сотен девушек. Если верить преданиям, демоны ненавидели всех живых и иногда нападали на старателей, добывающих серебро в глубоких шахтах. Не сказать, чтобы часто, но временами нерождённые появлялись на поверхности Земли в образе безжалостных монстров-убийц… Завершив свою миссию, они возвращались обратно, в подземелья Уку Пача. Испанские исследователи и священники уверяли: царство демонов обладало всеми приметами ада, однако в действительности это далеко не так. Мёртвые души в Уку Пача никто не мучил: в подземельях расположилось своеобразное государство существ, упивавшихся злом. Туда после смерти попадали все люди (рая в христианском понимании у инков не существовало): нерождённые являлись влиятельной кастой, повелевая прочими мертвецами, и даже боги зла в Уку Пача обращались с ними уважительно.
И индейцы, и конкистадоры верили в реальность мира мёртвых.
Испанцы боялись козней дьявола и чертей, им оказалось легко перенести свои страхи на Уку Пача. В конце концов, и в христианской религии черти по разным причинам выбираются наружу из преисподней, чтобы сеять соблазн и смущение среди мирян. Испанцы в итоге уяснили: здешнее зло нельзя убить, но можно лишить его крови. Таким образом, получается, если конкистадоры закрыли ходы в Уку Пача, нерождённые голодают уже сотни лет. Поздние общества поклонения Уку Пача приносили редкие жертвы царству демонов, но без пользы, – закрытая со всех концов подземная страна была способна лишь на исполнение мелких желаний: с помощью бесплотных духов, доставляющих мешочки с золотом. Посему индейские жрецы до сих пор считают: обезумев от отсутствия крови, нерождённые готовы на что угодно ради угощения».
Мигель вздохнул, порылся среди кладбища грязных чашек, выбрал оттуда одну и жадно сглотнул с донышка остатки настоя. Понятно. Художник и его соратник специально разливают на земле кровь и оставляют кукол в местах бывших жертвоприношений. Раньше инки и конкистадоры спускались в Уку Пача, а теперь убийцы желают, чтобы нерождённые сами прорвались к ним – на запах крови и цветов. Что хочет обрести взамен Художник? Власть, золото, вечную жизнь? А вообще не важно. Нечто грандиозное, иначе он в принципе не стал бы связываться. Его приз – то, что невозможно получить иначе, другим путём. Деньги следует исключить, он и без того богат, это очевидно.
Мигель обвёл взглядом серую комнату.
Страдающий, потный чиновник-кечуа, битый час жалующийся по телефону. Канцелярист, сортирующий бумаги. Фотограф. Патрульные полицейские. Скучающий в ожидании приказа водитель. Запах варёной кукурузы, размякших листьев коки и овечьего молока. Да, вот с таким составом и ловим маньяков… Михаил вновь открыл книгу. Перелистнул страницу:
«Первого ноября в государстве Тивантинсуйю всегда широко праздновался «день открытых дверей». Это разновидность европейского и американского Хэллоуина, но несколько в ином ключе. Только один день в году существам Уку Пача дозволялось выйти на поверхность, погостить на Земле – и оставаться в городах Тивантинсуйю до двух недель… Согласно указу императора инков, дабы люди не пугались мертвецов, во избежание атмосферы всеобщего страха, любой гражданин, показавшийся на улице между первым и пятнадцатым ноября, был обязан надеть маску чудовища. И никто не мог отличить, где люди, а где демоны. Впоследствии этот праздник, пусть и в сильном искажении, сохранился у перуанских и боливийских индейцев: так называемая diablada, или «Танец Дьяволов». Как правило, торжество начинается демонстрацией десятков тысяч танцоров в гриме Сатаны – розовые панталоны, маски с рогами и клыками, а также короны Великого Дракона и библейского Зверя числом Шестьсот Шестьдесят Шесть. Танцующие сквернословят на каждом шагу, пристают к девушкам, без меры пьют самогон, стараясь показать окружающим, что они являют собой сплошное воплощение греха. Праздник продолжается три дня, заканчиваясь театрализованной битвой сил зла с архангелом Михаилом и обливанием дьяволов святой водой, после чего те с криками разбегаются. Подобные шествия копируют древние церемонии, когда-то проводимые индейцами-кечуа в честь богов Тиву, защитника источников и озёр, и Анчанчу, уродливого демона пещер».
Михаил рывком встал. Сел. Снова встал. Опять сел.
Боже мой! Точно! Теперь всё ясно. Художник готовит своё последнее жертвоприношение в ближайшие три дня, прямо перед diablada, чтобы вызвать на поверхность не только нерождённых, а существ значительно более сильных с точки зрения магии. Нерождённые злобны и безжалостны, но являются разновидностью домашнего скота. По сути, их интересует только одно – еда, ради неё они готовы выполнить любое требование. Эти демоны, обернувшиеся из мёртвых детей, не слишком-то эстетичны. Им просто сбрасывают человеческое мясо и сливают кровь – элементарно кормят, как свиней в хлеву. Имеется и другая подсказка. Если на лице есть только рот, отсутствует нос и, соответственно, обоняние, то как нерождённые способны учуять тончайший аромат амазонской магнолии? Если и унюхают, для них это не более чем лёгкое дополнение к мясу. А вот прекрасно сделанные, потрясающего уровня куклы, возбуждающие не только аппетит, но также и обоняние гурманов, – совсем другой уровень. Воистину, это словно редкий деликатес на легендарных пирах Валтасара: жертва царя царей, кушанье, подающееся на золотом блюде. Художник не хочет вызвать из Уку Пача кровожадных демонов.
Он вызывает богов.
«Нерождённые» – лишь подспорье, боевая сила, солдатские массы: не щадя себя, они проложат дорогу своим повелителям, помогут им оказаться на поверхности. Боги, не выдержав искушения куклами и кровью, явятся в наш мир после начала diablada, первого ноября… Значит, в ближайшие часы принесут ещё одну жертву, возможно, последнюю. И тогда по приглашению Художника в Лиму придёт НЕКТО. Или Тиву. Или Анчанчу. Или другой царь чудовищ, не важно. Всю последнюю неделю Город Королей потряхивает – каждый день мелкие землетрясения… Чуть-чуть, никаких разрушений. Но инки, как гласит книга, свято верили: это верный знак, что армии демонов прорываются наружу.
Словно в подтверждение его слов, комната содрогнулась.
С потолка просыпалась чёрная от старости пыль, задребезжали и поползли по столам чашки, мелко замигали лампочки. Хуарес выронил трубку телефона, полицейские бросились к выходу. Михаил не шелохнулся, и к нему подскочили два капрала.
– Эль капитано, – мягко взяли они начальника за локти. – Извините, пора на улицу…
…Стоя на тротуаре, Мигель вдыхал запах моря. Полицейские истово крестились, призывая на помощь Деву Марию. Крестным знамением осеняла себя и целая толпа собравшихся на улице индейских женщин – в цветастых покрывалах и шляпах-котелках. Михаил усмехнулся. В XVII веке вице-король Перу под страхом тюрьмы обязал индейцев носить европейское платье, но они так и не поняли, какое мужское, а какое женское, – с тех пор в простонародье девушки надевают котелки. Религиозный экстаз длился недолго: хлынул дождь, и молитвы в одночасье сменились ругательствами. К счастью, трясти тут же перестало, и сотрудники полиции (с той скоростью, с коей покинули обжитые рабочие места) вернулись. Михаил сразу обратил внимание на хрипящий телефон.
– Слушаю.
– Эль капитано, – задребезжала трубка. – Мы с Луисом выполнили ваше задание.
– Прекрасно, – кивнул Мигель. – Вы нашли Энрике? Срочно доставьте его сюда. Полы уже с неделю не мыты, и вообще – у нас никто не прогуливает работу без объяснения.
Трубка издала странный треск, похожий на всхлипывание.
– Прошу прощения, сеньор, – хрюкнула мембрана. – Но это никак невозможно. Он мёртв.
– Что?!
– Его труп наверху, на плато у святилища Корпус Кристи. Там ещё человек пятнадцать, индейцы из охраны. Мы прошлись по всем хижинам. Кто-то перерезал им глотки, судя по всему, это случилось ночью, пока они спали. Что прикажете делать, сеньор?
Не ответив, Михаил повесил трубку.
…Он теперь точно знал, что нужно делать. Но этим следовало заняться в одиночку.