Мы бежим навстречу друг другу, и мне кажется, что это происходит в замедленной съемке. Думала, я подойду и между делом как ни в чем не бывало скажу: «Привет! Что новенького?» Но что я думала — это одно. А что сучилось — со-о-овсем другое. Никаких «между делом» не вышло. Я крепко прижалась к ней всем телом, стараясь не плакать и как можно дольше стоять неподвижно — только бы она продолжала меня обнимать подольше.

Она гладит меня по голове и шепчет:

— Макс, Макс, ты вернулась.

Голос у нее осел от волнения, а я вообще не могу говорить: и слов нет, и вот-вот расплачусь.

Потом я вспоминаю, что весь этот постыдный выплеск эмоций происходит прямо на глазах у Клыка. И неизвестно еще, что он на эту тему думает. Поворачиваюсь и смотрю в лес. Только с моей птичьей зоркостью можно различить его смутные очертания.

Я поднимаю руку подать ему знак, и доктор Мартинез настороженно всматривается в направлении моего жеста, не понимая, почему я вдруг от нее отшатнулась.

— Макс, что-нибудь случилось?

Я в полном замешательстве:

— Ничего. Все в порядке. Я просто… не собиралась возвращаться. Но я… мы… были неподалеку…

Глаза у доктора Мартинез расширяются. Из леса с напряженным лицом выходит Клык. Как будто тень ожила, обретя форму тела. Как тебе, дорогой читатель, нравится мощь моих поэтических сравнений? Скажи теперь, что у меня недюжинный дар слова.

— Это мой… брат, Клык, — бормочу я и почему-то спотыкаюсь на слове «брат». Наверно, потому что мы целовались.

— Клык? — переспрашивает доктор Мартинез и широко ему улыбается. От этой улыбки у меня гора с плеч свалилась. Она протягивает ему руку. Он подходит к ней, такой же прямой, такой же напряженный, каким, я знаю, делают его непонятные, незнакомые ситуации. Его как будто на аркане тянут.

Останавливается в двух-трех шагах от нас и не берет протянутую ему руку.

— Клык, ты такой же, как Макс? — спрашивает его Эллина мама.

— Нет, я умный, — отвечает он и наигранно зевает от скуки.

Если бы только могла, я бы его сейчас с удовольствием хорошенько треснула.

— Что же мы здесь стоим? Заходите, заходите оба скорее! — зовет нас в дом доктор Мартинез. Она и рада, и возбуждена, и удивлена… Все сразу. — Я собиралась за продуктами съездить, пока Элла из школы не пришла. Но это подождет.

Внутри я сразу узнала дом. Как, оказывается, я его хорошо помню, лучше, чем дом Анны Валкер. Хотя у Анны я прожила два месяца, а здесь давным-давно провела всего два коротких дня. Наверно, потому я так его хорошо помню, что это первый увиденный мной в жизни настоящий дом.

За моей спиной Клык стоит вплотную к двери, регистрируя каждую деталь, отмечая входы и, главное, все возможные выходы. Составляя планы действий на любые сценарии развития событий. С нами они обычно развиваются только по одной схеме: нападение — защита.

— Ребята, вы голодные? — спрашивает доктор Мартинез, снимая кофту и откладывая в сторону сумку. — Есть хотите? Могу быстренько сделать вам бутерброды.

— Хотим, голодные! — оглушительно бурчит мой живот, а я даже забываю сказать «спасибо».

Клык принюхивается:

— Что это… так вкусно пахнет?

Мы с доктором Мартинез переглядываемся и смеемся:

— Это пирожки с яблоками… — хором отвечаем мы Клыку.