После этого на какое-то время ситуация словно зависла. Никто не выходил с Тэнго на связь. Ни Комацу, ни Эбисуно-сэнсэй, ни Фукаэри не подавали о себе ни весточки. Как будто все вдруг позабыли о нем и улетели куда-нибудь на Луну, удивлялся Тэнго. Конечно, будь оно действительно так, тогда уж ничего не попишешь. Но ведь самое удивительное, что никто никуда не улетал. Просто все слишком заняты своими ежедневными заботами, чтобы выкроить свободную минутку и хотя бы учтивости ради сообщить что-нибудь о себе.

Как велел Комацу, Тэнго старался следить за новостями в газетах; однако те издания, что он просматривал, о Фукаэри ничего не упоминали. Такой уж это печатный орган — газета: крайне активно сообщает нам, что случилось однажды, и весьма неохотно отслеживает, как же все было дальше. Изо дня в день Тэнго выуживал из газет одно и то же молчаливое послание: «Сегодня ничего не произошло». О чем болтают в телевизионных ток— шоу, он понятия не имел, ибо телевизора у него не было.

А вот еженедельные таблоиды, напротив, трубили о Фукаэри вовсю. Хотя самих журналов Тэнго не читал, их обложки, рекламируемые в газетах, так и пестрели сенсационными заголовками: «Вся правда о девочке— романистке: кто стоит за кулисами ее исчезновения?», «Куда пропала 17-летняя Фукаэри, автор "Воздушного кокона"?» и даже «Сгинувшая писательница: детство, которое спрятали». И все прочее в том же духе. Кое-где даже встречался портрет Фукаэри. То самое фото, с пресс-конференции. Хотя Тэнго и было любопытно, о чем эти статьи, покупать желтую прессу не поднималась рука. Да и будь там действительно что-либо важное, можно даже не сомневаться: Комацу мигом бы позвонил. А раз звонка нет, значит, пока ничего нового. Стало быть, и о том, что текст романа-бестселлера (возможно) состряпал литературный негр, никто пока не догадывался.

Судя по заголовкам, сегодня таблоиды вещали на весь белый свет о том, что отцом Фукаэри оказался бывший лидер секты экстремистов, что девочку воспитывала коммуна, изолированная от внешнего мира в горах Яманаси, и что нынешний ее попечитель — Эбисуно-сэнсэй, известный в прошлом культурный деятель. А покуда сама юная красавица в розыске, «Кокон» продолжает бить рекорды книжных продаж. Уже этого более чем достаточно, чтобы пощекотать читателям нервы.

Однако Фукаэри все не возвращается. Ее поисками вот-вот займутся всерьез, и тогда избегать неприятностей станет сложнее. Например, кто-нибудь возьмется проверить школу, в которой значилась Фукаэри, и раскопает историю с дислексией, из-за которой девочка и на занятия-то почти не ходила. А также ее успеваемость по японскому, да просто ее сочинения — если она вообще что-нибудь писала. Вытащат на свет божий как пить дать. И давай удивляться, как пигалица с дислексией могла написать такое безупречное по форме произведение. Естественно, тут же возникнут сомнения: «А не помогал ли ей кто-то еще?»

Вопрос этот прежде всего зададут Комацу. Ведь именно он — ответственный редактор «Кокона», ведающий всеми вопросами публикации. Скорее всего, Комацу выйдет сухим из воды. Состроит непроницаемую мину и отчеканит: «Рукопись пришла от автора по почте — и в таком же виде была передана отборочной комиссии. История ее создания нам неизвестна». Подобный талант обычно развивается у маститых редакторов ближе к пенсии, но Комацу и в свои не самые преклонные годы отлично умеет, не меняясь в лице, утверждать то, чего нет в помине.

А затем Комацу позвонит ему, Тэнго. И сообщит, например: «Тэнго, дружище! Тут под нашими задницами начинают поджигать фитили…» Отлично поставленным голосом — и словно бы даже радуясь свалившимся невзгодам.

Да, Тэнго не раз казалось, будто Комацу радуется неприятностям. Иногда в этом типе просыпалась некая тяга к разрушению. А может, в том и состояла его потаенная мечта — завалить проект, устроить вселенский скандал и наблюдать, как все, кто был с этим связан, улетают к чертям в небеса. А что? Очень даже в духе Комацу. Но в то же время этот человек — хладнокровнейший реалист. Мечты мечтами, но к реальной деструкции на деле переходить не стал бы.

Или Комацу рассчитывает, что выживет только он? Но как именно этот стратег планирует выкрутиться после всего, что случилось, Тэнго не представлял. В принципе, такой аферист может задействовать что угодно — от дурно пахнущего скандала до настоящей диверсии. Тот еще крепкий орешек, Эбисуно-сэнсэй зря не скажет. Но насчет тайны создания «Кокона» можно даже не сомневаться: не успеет тревожная туча замаячить на горизонте, Комацу сразу же позвонит. Он так долго использовал Тэнго для своих манипуляций, что в итоге стал рабом своего же орудия. Стоит Тэнго рассказать людям правду — и Комацу улетает в тартарары. Тэнго для него слишком важен, чтоб игнорировать. Осталось просто дождаться звонка. А пока телефон молчит, никакого «фитиля» под собственным задом лично он, Тэнго, не ощущает.

Куда интересней представить, чем сейчас занят Эбисуно-сэнсэй. Наверняка развивает свой гамбит с полицией. Например, уже рассказал им о возможной причастности «Авангарда» к исчезновению Фукаэри. Чтобы скандалом с ее пропажей, точно тараном, разнести проклятой секте ее неприступные ворота. Движется ли полиция в нужном ему направлении? Видимо, да. Желтая пресса только что не захлебывается, обсуждая отношение Фукаэри к секте. И если полиция сама не разнюхает, что происходит, ее обвинят в халатности позже, когда неприятная правда станет известна всем. Так что следствие, скорее всего, ведется, но тихо, без контакта с прессой. И сколько бы ни разорялись новостные телешоу и бульварные журналы, принципиально свежей информации в ближайшие дни ожидать не стоит.

Однажды, вернувшись из колледжа, Тэнго обнаружил в почтовом ящике толстый пакет. Отправитель — Комацу, сам конверт от издательства, но истыканный почтовыми штампами аж в нескольких местах. Зайдя в квартиру, Тэнго вскрыл бандероль — и обнаружил внутри пачку откопированных рецензий на «Воздушный кокон». А также письмо от Комацу, нацарапанное такими каракулями, что прочесть его заняло уйму времени.

Тэнго сунул письмо обратно в конверт. С чего бы, интересно, Комацу стал писать ему письма? Можно, конечно, воспринять это как сопроводительную записку к пакету с рецензиями, но уж очень на Комацу не похоже. Если есть разговор — мог бы позвонить, как всегда, и решить все вопросы сразу. Разве не так? Так, да не совсем. Письмо, скорее всего, останется как улика. Сверхосторожный Комацу не мог об этом забыть. Или ему показалось безопаснее написать, потому что их телефоны могут прослушивать?

Тэнго бросил взгляд на телефон. В жизни бы не подумал, что в его собственном телефоне могут оказаться жучки. Но с другой стороны, всю последнюю неделю ему никто не звонил. Уж не потому ли, что все его потенциальные собеседники просто знают о прослушке? Даже его замужняя подруга не позвонила ни разу, что само по себе очень странно.

Более того. Подруга не навестила его в прошлую пятницу. А это вообще из ряда вон. Обычно, если почему-то не могла к нему выбраться, она непременно звонила и предупреждала заранее. Скажем, ребенок из-за простуды в школу не пошел, месячные начались раньше обычного и так далее. Но именно в эту, последнюю пятницу никакого звонка от нее не было; она просто взяла и не пришла. Тэнго состряпал нехитрый обед, прождал ее целый день — и напрасно. Значит, стряслось нечто такое, из-за чего она даже к телефону подойти не смогла. А сам он, увы, позвонить ей не может.

Выкинув мысли о подруге и телефоне из головы, Тэнго сел за кухонный стол и принялся читать рецензии на «Воздушный кокон». Копии статей были разложены в хронологическом порядке, над каждой аккуратно надписаны название газеты или журнала, а также проставлена дата. Очевидно, старалась какая-нибудь студентка на подработке. Уж сам-то Комацу не стал бы тратить столько времени и сил на подобную ерунду.

Почти все критики отзывались о книге благосклонно. Как правило, отмечали уникальность сюжета и глубину содержания, а также высоко оценивали уровень письма. «Невозможно представить, что настолько взрослую прозу писала семнадцатилетняя девушка», — повторяли рецензенты на все лады.

Верный ход мысли, соглашался Тэнго.

«Франсуаза Саган, надышавшаяся воздухом магического реализма», — отзывался о Фукаэри очередной автор. И хотя отмечал отдельные событийные нестыковки и незавершенные сюжетные линии, в целом его рецензия также была хвалебной.

Вот только о том, что такое Воздушный Кокон и кто такие LittlePeople, большинство рецензентов высказывались крайне осторожно. «Сама история так увлекательна, — признавал один критик, — что не отпускает до последней страницы. Однако те, кто постарается понять, что же олицетворяют собою Воздушный Кокон и Little— People, останутся дрейфовать в пруду из неразгаданных тайн и неотвеченных вопросов даже после того, как книга будет закрыта. Возможно, это и входило в авторский замысел; однако немало читателей наверняка усмотрят в подобной манере изложения элементарную писательскую небрежность. Несомненно, юную дебютантку есть за что похвалить, но если она собирается и дальше заниматься писательским ремеслом, возможно, ей стоит подумать о том, что увлечение столь размытыми образами не пойдет на пользу ее будущим произведениям».

Прочитав это, Тэнго озадаченно покрутил головой. Если «сама история так увлекательна, что не отпускает до последней страницы», кому придет в голову обвинять автора в небрежности?

Впрочем, здесь как раз непонятно. Может, он как раз ошибается, а критики правы. Возможно, работа над «Коконом», словно трясина, засосала его так глубоко, что он уже не способен взглянуть на книгу непредвзято, со стороны. И Воздушный Кокон, и LittlePeople уже стали частью его натуры. Какой в них смысл — он, честно говоря, и сам толком не знает. Ну и что? Это совершенно его не расстраивает. Ведь главное — принимаешь ли ты сам факт их существования в этом мире. Тэнго воспринял обе субстанции как нечто очевидное. Оттого и сумел выписать их настолько ярко и объемно. В противном случае черта с два он полез бы в издательскую авантюру с Комацу, каких бы денег тот ему ни обещал — и чем бы ни угрожал.

Но это — его, Тэнго, личная точка зрения, не более того. Навязывать ее другим он не вправе. Уже поэтому стоит посочувствовать ни в чем не повинным людям, которые по прочтении книги «останутся дрейфовать в пруду из неразгаданных тайн и неотвеченных вопросов». Тэнго представил огромный пруд, кишащий вопросительными знаками, среди которых бесцельно дрейфуют крайне озадаченные люди, цепляясь за спасательные круги. А в небе над ними светит совершенно ирреальное солнце. Оставлять несчастных в таком состоянии было настолько неправильно, что Тэнго стало не по себе.

Но все-таки, рассудил он. Разве кто-нибудь способен спасти всех людей на свете? Даже если собрать вместе всех богов мира, разве смогут они уничтожить ядерное оружие или положить конец терроризму? Прекратить засуху в Африке или воскресить Джона Леннона? Бесполезно. Боги мира ни на что не способны, да к тому же не ладят между собой. Обязательно вспыхнет ссора, и мир погрузится в еще больший хаос, чем прежде. И все из-за бессилия богов. Бессилия, на фоне которого заставить людей немного покиснуть в пруду с неотвеченными вопросами — грех, право же, совсем невеликий.

Тэнго прочел около половины рецензий, остальные спрятал, не читая, обратно в конверт. О чем они все — уже и так понятно. История «Воздушного кокона» приковала к себе внимание очень многих и разных людей. Тэнго, Комацу, Эбисуно-сэнсэя. А теперь еще и целой армии читателей. Что еще требуется?

Телефон зазвонил во вторник. В десятом часу вечера Тэнго слушал музыку и читал книгу. Любимое время суток, когда можно почитать перед сном. Устанешь читать — тут же и засыпаешь.

Слышать оживший вдруг телефон было бы даже приятно, когда б не зловещие трели, которые тот издавал. Это не Комацу. Звонки от Комацу звучат иначе, Тэнго помедлил, размышляя, отвечать или нет. Дал аппарату потрезвонить пять раз. И, подняв иглу вертушки над пластинкой, все-таки снял трубку. Может, подруга?

— Квартира господина Кавано? — спросила трубка. Мягким, глубоким баритоном мужчины средних лет.

— Да… — осторожно ответил Тэнго.

— Извините за поздний звонок, моя фамилия Я'суда. — Интонация собеседника казалась абсолютно нейтральной. Недружелюбная, не агрессивная. Неделовая, но и без панибратства.

Ясуда? Никакого Ясуды Тэнго не припоминал.

— Я звоню, чтобы кое-что вам сообщить, — продолжал мужчина. И выдержал легкую паузу, с которой обычно вставляют закладку в книгу. — Думаю, моя жена больше не сможет вас беспокоить. Собственно, это все.

И Тэнго наконец осенило. Ясуда — это фамилия его замужней подруги! Кёко Ясуда, вот как зовут ее полностью. Просто в доме у Тэнго произносить ее фамилию не было никакой нужды, вот он сразу и не сообразил.

А человек в трубке, стало быть, ее муж… Тэнго почуди— \ лось, будто глубоко в горле что-то застряло.

— Надеюсь, вы хорошо меня поняли? — уточнил мужчина абсолютно бесстрастным тоном.

По крайней мере, Тэнго никаких эмоций в его голосе не различил. Разве что едва уловимый акцент. Уроженца то ли Хиросимы, то ли Кюсю, бог разберет.

— Не сможет беспокоить? — повторил Тэнго.

— Да, отныне она больше не сможет беспокоить вас своими визитами.

Собравшись с духом, Тэнго решил уточнить:

— С ней что-то случилось?

В трубке повисло молчание. Вопрос Тэнго растворился в воздухе без ответа.

— И потому, господин Кавана, — продолжил мужчина, — увидеться с моей женой вам больше не доведется. Это все, что я хотел сообщить.

Этот человек знает, что его жена спала с Тэнго раз в неделю вот уже около года. Теперь Тэнго это понимал. Но странно, в голосе собеседника совершенно не слышалось злобы, ненависти или досады. Зато ощущалось нечто совсем иной природы — не столько из личных переживаний, сколько из неизбежно сложившихся обстоятельств. Таких, например, как заброшенный и уничтоженный временем сад. Или долина, затопленная наводнением.

— Но я не понимаю…

— Тогда примите это как факт, — упредил мужчина вопрос Тэнго. И теперь в этом голосе слышалась смертельная усталость. — Один незыблемый факт. Моя жена уже потеряна и больше ни в какой форме не сможет вас потревожить. Это все.

— Потеряна? — машинально повторил Тэнго.

— Господин Кавана. Мне очень не хотелось звонить вам. Но если все оставить как есть и не известить об этом вас, мне тоже будет крайне сложно просыпаться по утрам. Или вы думаете, этот звонок доставляет мне удовольствие?

В трубке повисла могильная тишина. Похоже, звонили из какого-то жутко тихого места. А может, сами чувства этого человека уже превратились в вакуум, который всасывал все окружающие звуки.

Нужно задать вопрос, подумал Тэнго. Иначе все так и закончится — намеками черт знает на что. Нельзя позволить ему прервать разговор на середине. Ясно, что этот тип с самого начала не собирался рассказывать, что происходит. Какой же вопрос задать человеку, который не отвечает ничего конкретного? Какими словами заставить пустоту разговориться? Пока Тэнго отчаянно подыскивал нужный вопрос, связь безо всякого предупреждения оборвалась. Не сказав больше ни слова, мужчина просто положил трубку и исчез из мира Тэнго. Надо полагать, навсегда.

С полминуты Тэнго сидел, прижимая к уху омертвевшую трубку. Если телефон прослушивают, вдруг это как-нибудь проявится? Он задержал дыхание и обратился в слух. Но никаких подозрительных звуков не раздавалось. Тэнго слышал только биение своего сердца. Вслушиваясь в собственный пульс, он вдруг ощутил себя ночным вором, который забрался в чужой дом и, притаившись во мраке, ждет, когда хозяева уснут.

Чтобы как-нибудь успокоиться, он пошел на кухню, вскипятил чайник, заварил зеленого чая. А потом сел за стол и прокрутил в голове все, о чем говорилось по телефону.

«Моя жена уже потеряна и больше ни в какой форме не сможет вас потревожить», — сказали ему. Ни в какой форме — именно эти слова ввели Тэнго в ступор. В самом выражении чудилась какая-то неприятная слизь.

Что же именно хотел сообщить этот Ясуда? Что его жена, Кёко Ясуда, даже очень сильно захотев приехать к Тэнго, больше не сможет этого сделать? Но почему, из-за чего? И что означает «потеряна»? Перед мысленным взором Тэнго замелькали картины одна страшнее другой: вот его подруга попадает в аварию и ломает руки— ноги, вот заболевает неизлечимой болезнью, вот ее избивают до полной неузнаваемости. Вот она в инвалидном кресле с культями вместо конечностей, все тело в бинтах. А вот ее держат на цепи, как собаку, в каком-то подвале. Что говорить, каждая из этих картин выглядела чересчур гротескно.

О муже своем Кёко Ясуда (отныне Тэнго в уме называл ее полным именем) почти никогда не рассказывала. Чем занимается, сколько лет, как выглядит, каков по характеру, где и как с нею встретился, когда взял в жены — ни о чем подобном Тэнго понятия не имел. Толстый или худой, дылда или коротышка, добрый или не очень, ладил с женой или нет — ни малейшего представления. Тэнго лишь знал, что в деньгах Кёко Ясуда особой нужды не испытывала (по крайней мере, позволяла себе что хотела), а вот частотой (или качеством?) секса в семейной жизни удовлетворена не была. Хотя даже об этом он мог лишь гадать. За прошедший год в его постели она рассказывала ему о чем угодно, только не о муже. Да и Тэнго ничего не спрашивал. Чьей женой он пользуется — ему, по возможности, знать не хотелось. Само это нежелание он даже считал своего рода деликатностью. Однако теперь, когда все так повернулось, Тэнго искренне пожалел, что ни разу не спросил ее о муже (а ведь она бы ответила, ничего не скрывая). Хотя бы о том, что у него за натура. Насколько он ревнив. Считает ли жену своей собственностью. Распускает ли руки.

Представь себя на его месте, сказал себе Тэнго. Что бы ты чувствовал? Ну то есть — вот ты женат, у тебя двое малых детей, и живешь ты спокойной семейной жизнью. Только однажды вдруг узнаешь, что жена раз в неделю регулярно спит с другим, этот другой младше ее на десять лет, и все это длится уже около года. Случись такое с тобой — что бы ты думал? Какое чувство охватило бы твою душу? Слепая ярость, немое отчаяние, глухая тоска? Веселье безумца? Потеря контакта с реальностью? Или все это сразу, в одном флаконе?

Но сколько Тэнго ни напрягал воображение, представить собственную реакцию не удавалось. Коридоры подсознания неизменно приводили к одной и той же картине — его мать в белой комбинации позволяет молодому незнакомому дяде сосать ее грудь. Грудь большая, округлая, с набухшими твердыми сосками. На лице матери — оскал запредельного плотского удовольствия. Распахнутый рот, закрытые глаза. Чуть дрожащие губы напоминают взмокшее от страсти влагалище. А рядом спит маленький Тэнго. Карма какая-то, подумал он. Все повторяется. Просто теперь этот чужой дядя — сам Тэнго, а в его постели — чужая жена Кёко Ясуда. Тот же сценарий, только с другими актерами. Но если так, выходит, во мне заложена некая потенциальная формула и всю свою жизнь я эту формулу реализую? Сколько же тогда вины за потерю Кёко Ясуды ложится на меня самого?

Заснуть не получалось. В ушах не смолкал голос человека по фамилии Ясуда. Намек, оставленный им, слишком давил на психику, а слова, что он произнес, принимали в голове до странного реальные формы. Тэнго подумал о Кёко Ясуде. Вспомнил ее лицо, ложбинки и округлости ее тела. Последний раз они встречались в позапрошлую пятницу. Занимались сексом — как обычно, долго и обстоятельно. Но теперь, после звонка ее мужа, Тэнго казалось, что это случилось в страшно далеком прошлом. Кадр мировой истории.

Чтобы вместе слушать музыку в постели, она привезла из дома несколько пластинок, которые теперь стояли на стеллаже. Джаз недавнего прошлого. Луи Армстронг, Билли Холидей (опять же с кларнетом Барни Бигарда), Дюк Эллингтон сороковых. Все, что слушалось постоянно и больше всего береглось. Обложки заметно полиняли, но сами пластинки остались как новенькие. Доставая их из конвертов и разглядывая одну за другой, Тэнго пытался свыкнуться с мыслью, что больше никогда не увидит Кёко Ясуду.

Говоря откровенно, любовью их отношения, конечно, считать нельзя. Тэнго никогда не думал о том, чтобы жить с нею вместе, не расстраивался, говоря ей очередное «пока», и при мысли о ней никакой дрожи в сердце не ощущал. Тем не менее он привык, что подруга участвует в его жизни, и сильно к ней привязался. Каждую пятницу они оказывались в его постели в чем мать родила, и этот день недели он всегда предвкушал с удовольствием. Редкий случай для Тэнго. Из всех женщин, каких он только встречал, подобной близости у него не случилось почти ни с кем. Чаще всего эти женщины — неважно, спали они с Тэнго или нет — вызывали в нем чувство дискомфорта. И чтобы как-нибудь с этим справиться, ему приходилось выстраивать вокруг себя толстую стену. Запирать в своем сердце какие-то комнаты на замок. Но с Кёко Ясудой всех этих замысловатостей не требовалось. Она всегда понимала, что ему нужно. Уже хотя бы поэтому он считал, что с этой партнершей ему повезло.

Однако теперь что-то случилось, и он ее потерял. По какой-то причине она больше ни в какой форме здесь не появится. И, как решил ее муж, ни о самой этой причине, ни о последствиях ему, Тэнго, лучше не знать.

Не в состоянии заснуть, он сидел на полу и слушал на малой громкости Дюка Эллингтона, когда телефон затрезвонил снова. Часы на стене показывали двенадцать минут одиннадцатого. Комацу? В такой час больше некому. Однако в телефонных трелях слышалось нечто иное. Звонки от Комацу звучат заполошно и торопливо — совсем не так, как сейчас. Может, Ясуда забыл о чем-то сказать и звонит еще раз? Снимать трубку совсем не хотелось. Жизненный опыт подсказывал Тэнго, что в это время суток ничего хорошего по телефону не говорят. Однако в его нынешнем положении, к сожалению, выбора не оставалось.

— Господин Кавана, не так ли? — спросил голос в трубке. Не Комацу. Не Ясуда. Это был Усикава и никто другой. С такой булькающей речью, словно набрал в рот воды или еще какой жидкости. В памяти всплыли нелепая физиономия и сплюснутый череп. — Усикава беспокоит! Премного извиняюсь. Уж простите за поздний звонок. А также за то, что недавно свалился вам на голову и отнял у вас столько бесценного времени. А сегодня хотел было позвонить пораньше, да столько всего срочного навалилось, оглянуться не успел — а уже скоро полночь! Да-да, я прекрасно знаю, что вы у нас, так сказать, жаворонок — рано ложитесь, рано встаете. И это замечательно. Во всех этих полночных бдениях, уверяю вас, ничего хорошего нет! Самое правильное — как только стемнело, поскорей забраться под одеяло, чтобы встать вместе с солнышком… Но именно сегодня, уж простите наглеца, интуиция подсказала мне, что вы пока еще спать не должны. Вот я и попробовал позвонить — а ну как и правда еще не спите? Надеюсь, не сильно вас потревожил?

Все услышанное очень не понравилось Тэнго. Равно как и то, что Усикава откуда-то выведал номер его домашнего телефона. Какая тут, к чертям, интуиция? Этот тип звонил, поскольку знал, что он, Тэнго, не может заснуть. А скорее всего — что в его квартире еще горит свет. Значит, за домом следят? Некто очень искусный и неутомимый, вооружившись полевым биноклем, прямо сейчас наблюдает за этими окнами?

— Нет, я и правда еще не ложился, — ответил Тэнго. — Вашей интуиции можно позавидовать. Пожалуй, я выпил слишком много зеленого чая.

— Да что вы? Ой как нехорошо! Бессонные ночи наводят на нездоровые мысли. А у меня, между прочим, к вам разговор. Не возражаете?

— Только если потом будет не страшно уснуть.

Усикава залился странным визгливым смехом. От которого на другом конце линии — где-то на этом свете — задергалась его плешивая голова.

— Ха-ха-ха! Ох и занятные у вас шутки, господин Кавана! Но право, не стоит беспокоиться. Конечно, разговор этот вряд ли вас убаюкает. Хотя, надеюсь, и здорового сна не отобьет. Обычная задачка на «да» или «нет». Ну то есть, э-э, я все о том же гранте. Три миллиона в год — чем плохо? Вы точно не передумали? Дело в том, что уже очень скоро нам понадобится ваше окончательное решение…

— Насчет фанта я уже все сказал. Спасибо за предложение. Но помощи со стороны не ищу и в лишних деньгах не нуждаюсь. По возможности, хотел бы и дальше жить так же.

— Не будучи никому обязанным? Вы об этом?

— Именно так.

— Достойное стремление, нельзя не признать! — Усикава легонько откашлялся. — Жить в гордом одиночестве, не принадлежа ни к какой фирме, сообществу или системе… Боже, как я вас понимаю! И все же, господин Кавана, — уж простите за назойливость, — никто не знает заранее, что и когда в этом мире может произойти. И поэтому людям всегда нужна какая-нибудь страховка. То, во что можно вцепиться, лишь бы ветром не унесло. Без этого жить на свете очень, я бы сказал, некомфортно. Между тем, господин Кавана, вы в своей жизни пока ничем подобным похвастаться не можете. Вам совершенно не на кого опереться. Любой, кто сейчас рядом с вами, в трудный час бросит вас погибать и сбежит, не задумываясь. Или я ошибаюсь? Как говорится, готовь сани летом! Чтобы не загнуться в черный день, очень важно подстраховаться, пока все идет хорошо. Я говорю не только о деньгах. Деньги в данном случае — просто знак.

— Простите, я плохо понимаю, о чем вы, — сказал Тэнго. Гадливое чувство, возникшее при первой встрече с Усикавой, неудержимо росло.

— Ах да! Вы пока еще молоды, полны сил. И возможно, просто не понимаете, что с вами будет дальше. Но с какого-то возраста жизнь превратится в непрерывный процесс потерь. Самые важные для вас вещи начнут выпадать из нее, как зубья из расчески, а вместо них будет оставаться сплошная фальшивка. Ваши силы, желания, мечты, идеалы, убеждения, любимые люди станут исчезать из вашей жизни чуть ли не каждый день. Когда попрощавшись, а когда и без всякого предупреждения. Ничего из потерянного вы уже не сможете вернуть никогда. И взамен ничего подходящего не найдете. Все это очень больно. Иногда будет казаться, что вас режут живьем на куски. Вам скоро тридцать, господин Кавана. Ваша жизнь вот-вот начнет погружаться в сумерки. Проще говоря, вы начнете стареть. Надеюсь, в последнее время вам стало немного понятнее, что такое потеря. Или я ошибаюсь?

Намек на Кёко Ясуду, понял Тэнго. На их тайные свидания раз в неделю, которым больше случиться не суждено. Похоже, этому упырю все известно.

— Я смотрю, вы неплохо осведомлены о моей личной жизни, — сказал Тэнго.

— Бог с вами, о чем вы? — якобы изумился Усикава. — Уверяю вас: я просто излагаю вам мою теорию жизни как таковой. А что там происходит лично у вас — мне совершенно неведомо…

Тэнго промолчал.

— Так что, господин Кавана, примите эти деньги с легким сердцем, — вкрадчиво добавил Усикава. — Сейчас ваше положение, прямо скажем, весьма нестабильно. Не дай бог, начнете тонуть — мы могли бы всегда оказаться рядом и бросить спасательный круг. Уж поверьте, очень не хотелось бы в этом разговоре загонять вас в угол крайними аргументами.

— Крайними? — повторил Тэнго.

— Вот именно.

— Это какими же?

Усикава выдержал небольшую паузу, затем продолжил:

— Видите ли, господин Кавана, есть на свете вещи, о которых лучше не знать. Подобные знания лишают человека сна. Совсем не так, как зеленый чай. Не исключаю, что вы не сможете уснуть до конца своей жизни. Э-э… Ну хорошо, представьте себе картину. Совершенно не разбираясь в ситуации, вы открыли некий особенный кран и выпустили наружу очень специфическое Нечто. И теперь это Нечто начнет влиять на жизни окружающих вас людей. Очень негативно влиять, уверяю вас.

— И в этом как-то замешаны LittlePeople?

Вопрос был задан наобум, но Усикава умолк надолго. Молчание это напоминало черный булыжник, падающий в морскую бездну.

— Господин Усикава, я хочу знать совершенно конкретные вещи. Давайте отбросим недомолвки и поговорим напрямую. Что именно с ней случилось?

— С ней? Не понимаю, о ком вы.

Тэнго вздохнул. Слишком щекотливая тема для телефонной беседы.

— Вы уж простите меня, господин Кавана. Но я всего лишь курьер, посланный к вам, чтобы передать сообщение от Клиента. И обсуждения принципиальных вопросов по возможности должен избегать. Такие уж у меня полномочия, — проговорил Усикава, осторожно подбирая слова. — Очень жаль, если это вас раздражает, но более предметно говорить, увы, не могу. А кроме того, поверьте, мне тоже известно не так уж и много. Например, я не смогу понять, кто такая «она», пока вы сами не расскажете.

— Хорошо, а кто такие LittlePeople?

— Послушайте, господин Кавана. Лично мне об этих чертовых LittlePeople ничего не известно. Кроме разве того, что они появляются в книге «Воздушный кокон». А вот из беседы с вами создается впечатление, будто вы подложили белому свету какую-то большую свинью. Причем сами плохо понимаете, какую именно. И если что-то пойдет не так, эта ваша свинья может запросто разбудить чудовище. У нашего Клиента хватит силы и знаний, чтобы какое-то время этому чудовищу противостоять. Вот о какой поддержке идет речь, когда мы говорим, что деньги вам еще пригодятся. А кроме того, можете быть уверены: у нас очень длинные и сильные руки.

— И что это за Клиент? Он как-то связан с «Авангардом»?

— Очень жаль, но разглашать имя Клиента в беседе с вами я не уполномочен. — В голосе Усикавы и правда послышалось сожаление. — Тем не менее Клиент обладает огромной силой. Такой силой не пренебрегают. И в трудную минуту вы всегда сможете ею воспользоваться. Ну как? Мы предлагаем вам помощь в последний раз, господин Кавана. Принимать ее или нет — решать вам. Но потом обратной дороги не будет. Так что очень, очень тщательно все обдумайте. Ну и… э-э… учтите также, что если вы не займете сторону Клиента, могут возникнуть ситуации, когда нашим длинным рукам придется без сожаления совершать действия, ведущие к весьма плачевным для вас результатам.

— И к каким же плачевным для меня результатам могут привести ваши действия?

Довольно долго Усикава не отвечал ни слова. В трубке слышалось странное хлюпанье, будто он всасывал капавшую изо рта слюну.

— Сам я ничего конкретного не знаю, — наконец сказал он. — По данному вопросу никаких инструкций не получал. Так что сообщаю вам это, исходя из элементарного здравого смысла.

— А что за свинью я подложил белому свету?

— Этого мне также не сообщали, — ответил Усикава. — Повторяю, я всего лишь посредник для передачи Послания. Деталей, не входящих в Послание как таковое, не знаю. Главный источник информации связан с моей скромной заводью лишь очень тоненьким ручейком. Меня уполномочили сообщить вам то-то и то-то. Наверно, вы захотите спросить, почему сам Клиент не желает говорить с вами напрямую, сберегая время и вам, и себе, а также зачем ему нужен посредник, который не разбирается в ситуации. И действительно — хорошие вопросы. Но ответов на них у меня, к сожалению, нет.

Усикава кашлянул и подождал очередного вопроса. Однако ничего не дождался и продолжил беседу сам:

— Так вы желали бы знать, что за свинью подложили белому свету?

— Да.

— Насколько я могу судить, господин Кавана, на этот вопрос прямого и однозначного ответа для других людей, вероятно, не существует. Скорее, вы сами должны отыскать его в себе, поговорив со своим «я» напрямую, очень жестко и откровенно. Главное, чтобы это не произошло слишком поздно, когда уже ничего не исправить. Э-э… Впрочем, как я заметил, у вас есть особый дар. Это несомненно. Благодаря ему то, что вы натворили, излучает энергию, игнорировать которую невозможно. Мой Клиент оценил ваш дар по достоинству, отчего и предложил вам свою поддержку. Но просто одаренным в этом мире быть недостаточно. Скорее даже, просто одаренному жить на свете куда опасней, чем полной бездарности. Чтобы управлять своим даром, нужны силы и знания. Вот, собственно, что я думаю по вашему поводу.

— То есть у вашего Клиента достаточно сил и знаний, чтобы управлять своим даром? Вы об этом?

— Об этом судить не могу. Чего у них там хватает, чего нет, не знает никто. Но в каком-то смысле это сравнимо с эпидемией нового вируса. Клиент и его команда разрабатывают вакцину. Какое-то время вакцина действует более-менее эффективно, но постепенно вирус мутирует, приспосабливается к новой среде и вновь набирает силу. А команда — профессионалы высочайшего класса. Они совершенствуют вакцину, чтобы сбить сопротивляемость вируса до минимума. Сколько продлится действие вакцины — неизвестно. Успеют ли при нынешних ее запасах — бог знает. Поэтому Клиент и команда постоянно балансируют на грани преодоления кризиса.

— Но зачем им понадобился именно я?

— Если продолжать аналогию с вирусом, ваша парочка, уж простите, — главные носители.

— Парочка? — опешил Тэнго. — Вы о ком? Об Эрико Фукаде?

На этот вопрос Усикава не ответил.

— Э-э… выражаясь по-античному, — продолжал он, — вы распахнули ящик Пандоры. Из которого в этот мир вывалилось очень много того, чего здесь не было до сих пор. Вот это, насколько я понимаю, и привлекло внимание Клиента. Случайное слияние ваших жизней породило очень мощный союз. Куда мощнее, чем вы себе представляете. Вам удалось взаимно компенсировать то, чего каждому не хватало.

— Но ведь это никак не нарушает закона?

— Да, вы правы. С точки зрения закона ничего предосудительного нет. Но с позиций классической литературы — Джорджа Оруэлла, например, — вы совершили нечто вроде «мыслепреступления». Так уж совпало, что нынешний год — как раз тысяча девятьсот восемьдесят четвертый. Или это все не случайно? В любом случае, господин Кавана, я сегодня что-то разговорился. Хочу еще раз напомнить, что все мои речи — личные предположения, не больше. Я не располагаю никакими фактами, дабы уверенно что-либо утверждать. Просто вы задавали вопросы, а я отвечал на них, исходя из догадок, основанных на практическом опыте. Вот и все.

Усикава умолк, и Тэнго задумался. «Личные предположения, не больше»? Что же из этих «предположений» стоит принять за правду?

— К сожаленью, приходится вешать трубку, — сказал Усикава. — Разговор у нас важный, но дольше не получается. Время бежит, сами понимаете, — тик-так, тик-так! А над предложением нашим подумайте. В ближайшее время перезвоню. Спасибо за беседу. Желаю вам самых приятных снов!

Наболтав всей этой белиберды и даже не интересуясь ответом, Усикава оборвал связь. Какое-то время Тэнго смотрел на трубку в руке — примерно как крестьянин смотрит на засохший овощ в жаркий летний полдень. Что-то слишком много народу в последнее время обрывает со мной разговор, не дождавшись ответа, подумал он.

Как он и боялся, заснуть спокойно не удалось. Всю ночь напролет, пока шторы не окрасил рассвет, а за окном не защебетали птицы, Тэнго просидел на полу, опершись спиной о стену. Он думал о своей замужней подруге и длинных руках, тянущихся к его горлу черт знает откуда. Эти мысли не вели ни к чему. Все лишь прокручивалось — заново, заново — и возвращалось к началу.

Оглядевшись, Тэнго глубоко вздохнул. И вдруг отчетливо осознал, как он теперь одинок. Похоже, все-таки прав Усикава. Совершенно не на что опереться.