Где она? Чем сейчас занимается? Неужели до сих пор живет среди «очевидцев»?

Хорошо, если нет, думал Тэнго. Конечно, верить во что-либо или нет — личное дело каждого. И не ему, Тэнго, судить, кому и как с этим жить на свете. И все же, насколько он мог заметить, пребывание среди «очевидцев» никакой радости той десятилетней девчонке не доставляло.

В студенчестве он подрабатывал на складе сакэ. Платили неплохо, но тяжести приходилось таскать будь здоров. После работы даже у такого здоровяка, как он, ломило все кости. Там же иногда шабашили два молодых парня, оба — из «очевидцев». Приятные, воспитанные ребята, ровесники Тэнго. Вкалывали как черти, никогда ни на что не жаловались. Пару раз он даже выбрался с ними выпить после работы пивка. Эти по-детски наивные парни несколько лет назад решили уйти из секты и плечом к плечу вступили во внешний мир. Но освоиться в новой реальности у них, похоже, не получалось. Тому, кто до совершеннолетия воспитывался в тесном мирке замкнутой общины, принять правила огромного мира (а тем более следовать им) очень и очень не просто. Вот и этим бедолагам постоянно не хватало душевных сил, чтобы определиться. С одной стороны, их пьянила свобода от осточертевших церковных догм, с другой — не отпускало сомнение: а может, уход из секты все-таки был ошибкой?

Тэнго не мог не жалеть их. Если вываливаешься в мир ребенком, у тебя достаточно шансов подстроить свое пока еще гибкое, неокрепшее «я» под общечеловеческую систему координат. Но если этот шанс упущен, остается только жить дальше среди «очевидцев», смиряясь с их ценностями и установками. Иначе придется пожертвовать очень многим, чтобы изменить сознание и выстроить новые правила жизни самостоятельно. Общаясь с этими парнями, Тэнго то и дело вспоминал о своей однокласснице. Хорошо, если в джунглях этого мира ей не пришлось так же сложно, как этим двоим…

Отпустив руку Тэнго, она без оглядки вышла из класса, а он еще долго стоял столбом, не в силах пошевелиться. Рукопожатие было настолько сильным, что левая ладонь помнила его несколько дней, а память о нем сохранилась у Тэнго на всю оставшуюся жизнь.

Вскоре у него случилась первая ночная поллюция. Из отвердевшего пениса выплеснулась густая белесая жидкость, совсем не похожая на мочу. В паху болело и ныло. О том, что такое сперма, он тогда и понятия не имел. И поскольку ничего подобного раньше не видел — сильно забеспокоился. Что-то необратимое творилось с его организмом. Что же? К отцу за советом не сунешься, у одноклассников тоже не спросишь. А ведь он просто спал, видел сон (о чем — уже и не вспомнить), как вдруг проснулся среди ночи в мокрых трусах. С таким странным чувством, будто именно то самое рукопожатие и выдавило из него эту странную жидкость.

Никогда больше он не прикасался к однокласснице. Та, как всегда, держалась особняком, ни с кем не общалась, а перед каждым обедом внятно, чтобы все слышали, читала свою дурацкую молитву. Где бы он с девочкой ни сталкивался, она вела себя так, словно между ними ничего не произошло; выражение лица оставалось таким, будто она вообще не замечала присутствия Тэнго.

Тем не менее сам Тэнго — украдкой, чтобы никто не заметил, — начал присматриваться к этой девчонке. На внимательный взгляд она оказалась вполне симпатичной. По крайней мере, смотреть на нее было приятно. Худая как щепка, вечно в одежде с чужого плеча. Когда на физкультуре надевала трико, становилось заметно, что грудь еще плоская, как у мальчишки. Лицо ее всегда оставалось бесстрастным, рот почти не открывался, а глаза все смотрели куда-то далеко-далеко, и в них не теплилось ни искорки жизни. Что сильно озадачивало Тэнго. Ведь в тот самый день, когда она смотрела ему в лицо, эти глаза казались ему бездонными и сияли, как звезды.

После ее рукопожатия Тэнго понял, какая огромная сила таится в этой худышке. Да, она пожала ему руку очень крепко, но дело не только в этом. Через ее ладонь ему передалась необычайная сила духа. Мощная энергия, которую эта девочка тщательно скрывала от одноклассников. У доски Аомамэ всегда отвечала только по сути вопроса, ни слова больше (хотя порой и молчала как рыба). Училась в целом неплохо. И, как догадывался Тэнго, при желании могла бы учиться еще лучше. Просто не хотела привлекать внимание — и намеренно выполняла все задания спустя рукава. Следуя формуле выживания, за которую цепляются все дети в ее ситуации: не давай окружающим ни малейшего повода задеть тебя. Ужимайся в размерах. Становись прозрачным, невидимым ни для кого вокруг.

А ведь самая обычная девчонка, думал Тэнго. Поболтать бы с ней о том о сем — глядишь, и подружились бы. Хотя, конечно, для десятилетних пацана и девчонки стать друзьями очень не просто. Да что говорить — на всем белом свете, наверное, нет ничего сложнее. Шанс разговориться в воздухе витал, но никак не превращался в реальность. Аомамэ в классе ни с кем общалась. И Тэнго, видя это, предпочитал дружить с ней в своих фантазиях.

Разумеется, о сексе Тэнго в десять лет и представления не имел. Ему просто хотелось, чтобы Аомамэ еще раз пожала ему руку. Так же сильно, как и в прошлый раз. Когда вокруг никого. И рассказала о себе что угодно. Обычные секреты из жизни обычной десятилетней девчонки. Наверняка из этого и родилось бы что-то еще. Бог его знает, что именно.

В апреле закончился их пятый класс, и они расстались. Иногда Тэнго встречал Аомамэ у входа в школу или на остановке автобуса. Только она по-прежнему не проявляла к нему ни малейшего интереса. Если Тэнго вдруг оказывался с нею бок о бок, и бровью не поводила. Даже в его сторону не смотрела. А ее сияющий взгляд, так поразивший его когда-то, будто навеки угас. Что же случилось между ними тогда, в опустевшем классе? Может, ему это просто приснилось? Но ведь пальцы Тэнго по-прежнему помнили ее рукопожатие… Слишком много неразрешимых загадок подкидывал ему этот мир.

А в следующем учебном году Аомамэ в классе уже не появилась. То ли перешла в другую школу, то ли переехала с семьей в другой город, толком не знал никто. Во всей школе исчезновение этой странной девчонки расстроило, пожалуй, одного лишь Тэнго.

Он долго раскаивался в том, как держался с ней. Или, точнее, в том, что никак не проявил себя. В голове вертелись слова, которые он должен был ей сказать. Все, о чем он собирался поведать Аомамэ, так и осталось невостребованным. Теперь, вспоминая ее, он понимал, что заговорить с ней не составило бы труда. Достаточно было просто найти какой-нибудь пустячный предлог и собраться с духом. Но как раз этого он не смог — и потерял свой шанс навсегда.

В шестом классе Тэнго часто вспоминал Аомамэ. Поллюции больше не пугали его, и время от времени он мастурбировал, думая о ней. Причем всегда левой рукой. Которая все еще помнила то самое рукопожатие. В его воспоминаниях Аомамэ оставалась все той же худышкой с мальчишеской грудью. Но как только он вспоминал ее на физкультуре, в спортивном трико, ему удавалось кончить.

Старшеклассником Тэнго, случалось, выманивал на свидания разных девчонок. При виде их юных, но уже распирающих платье грудей у него перехватывало дыхание. Однако перед сном он частенько мастурбировал левой рукой, вспоминая Аомамэ с грудью плоской, как у мальчишки. И всякий раз ощущал себя каким-то уродливым извращенцем.

В студенчестве, впрочем, Аомамэ вспоминалась уже не так часто. В основном потому, что Тэнго начал встречаться с девчонками из плоти и крови и заниматься с ними реальным сексом. Как мужчина он окончательно созрел — и, понятное дело, образ десятилетней худышки в спортивном трико отдалился куда-то на задворки сознания.

И все же та фантастическая дрожь сердца, как тогда, в пустом классе, не посещала его больше ни с кем и никогда. Что в студенческие годы, что после вуза, что в нынешней реальности ни одна женщина не оставляла в его душе такой неизгладимой печати. Ни в ком он не находил того, что искал. Какие только женщины не перебывали у него в постели! От кого глаз не отвести, с кем тепло и даже — кто по-настоящему о нем заботился. Но все они, будто птицы с разноцветными перьями, приседали отдохнуть на ветвях его дерева, а потом вспархивали и больше не возвращались. Они не могли дать ему то, чего он хотел, — да и он не вызывал в них желанья остаться.

И теперь, накануне своего тридцатилетия, Тэнго ловил себя на том, что полустертые воспоминания о десятилетней Аомамэ все чаще возвращаются к нему. Опустевший класс, они остаются наедине, она стискивает ему руку и заглядывает в глаза. Школьный спортзал, ее щуплая фигурка в трико. Торговая улочка Итикавы, где их дороги пересекались чуть ли не каждым воскресным утром: губы Аомамэ упрямо поджаты, взгляд устремлен в никуда.

Почему же от этих воспоминаний не избавиться, как ни старайся? И почему он так и не набрался смелости познакомиться с ней поближе? Кто знает, подойди он тогда к ней, заговори о чем угодно — может, вся его дальнейшая жизнь сложилась бы иначе?

На этот раз он вспомнил об Аомамэ в супермаркете, когда покупал соленый горошек. Взял с прилавка упаковку с зелеными стручками — и ее имя всплыло в памяти само собой. Прямо посреди магазина, с закуской в руке, он будто впал в некий сон наяву. Сколько это с ним продолжалось, Тэнго так и не понял. А очнулся от того, что какая-то женщина сказала ему «простите»: его огромная фигура загораживала весь прилавок с соленым горошком.

Придя в себя, Тэнго машинально извинился, сунул горошек в корзину и направился к кассе. В корзине уже лежали креветки, молоко, соевый творог, салат-латук и галеты. Пристроившись в очередь домохозяек, Тэнго ждал расчета. Стоял ранний вечер, магазин был забит покупателями, а молоденькая кассирша работала так нерасторопно, что у кассы образовался затор. Но мысли Тэнго занимало другое.

Окажись сейчас в этой очереди Аомамэ, смог бы он узнать ее с первого взгляда? Сложно сказать. Все-таки они не виделись двадцать лет. А повстречай он на улице женщину, похожую на нее, разве посмел бы окликнуть? Тоже едва ли. Наверняка бы замешкался, упустил момент — да так и разошлись бы каждый своей дорогой. А он бы потом еще долго корил себя: и почему не окликнул?

Прав Комацу, подумал Тэнго. Мне всю жизнь недостает двух качеств: воли и устремленности. На любой расклад, в котором нужно принять решение, мой мозг реагирует лишь одной мыслью: «А пошло оно все…» — и ситуация ничем конкретным не разрешается. Таков характер.

И все-таки — Аомамэ. Теперь, если бы мы с тобой встретились и узнали друг друга, уж я бы сумел рассказать тебе все, что накопилось в душе, не скрывая. В какой-нибудь случайной кафешке (конечно, если у тебя найдется время и ты вообще согласишься), лицом к лицу, угощая тебя твоим любимым коктейлем.

А рассказать нужно так много! Ведь я до сих пор не забыл, как тогда, в пустом классе, ты пожала мне руку. Как я захотел с тобой подружиться и лучше узнать тебя. Но так и не смог. По разным причинам. Но главное — я просто струсил. А потом очень долго об этом жалел. До сих пор жалею. И часто вспоминаю тебя. Хотя, конечно, в том, что мастурбировал с мыслями о тебе, признаваться не стану. Все-таки с искренностью подобные вещи ничего общего не имеют.

Не знаю — может, не стоит об этом мечтать. И лучше нам не встречаться снова. А вдруг эта встреча нас только разочарует? Что, если ты давно превратилась в конторскую служащую с вечно усталой физиономией? Или в сексуально неудовлетворенную мамашу, кричащую на своих карапузов? И внезапно обнаружится, что нам совершенно не о чем говорить?

Конечно, такое вполне вероятно. И тогда бесценная надежда, согревавшая душу Тэнго все эти годы, угаснет навеки. Но почему-то он был уверен, что ничего подобного не случится. Слишком много воли и устремленности было в глазах той десятилетней девчонки, чтобы со временем ее внутренняя сила могла раствориться бесследно.

Скорей уж стоит задаться вопросом: а в кого превратился он сам?

От этой мысли ему стало не по себе.

Если кого и разочаровала бы эта встреча — так, наверное, саму Аомамэ. Все-таки в школе Тэнго был математическим вундеркиндом, отличником почти по всем предметам, восходящей спортивной звездой. Учителя ставили его в пример, прочили мальчику большое будущее. Тогда, наверное, он казался ей кем-то вроде сказочного героя. А кто он теперь? Приходящий учитель подготовительных курсов — даже солидной работой не назовешь. Да, за кафедрой не напрягается и своей холостяцкой жизнью вполне доволен. Но никакой выдающейся роли в обществе не играет. В свободное время пишет романы, которые еще ни разу не опубликовал. Халтурки ради сочиняет гороскопы для женских журналов. Читателям нравится, но если серьезно, иначе как бредом собачьим не назовешь. Ни друзей, ни любимой. Чья-то жена, старше Тэнго на десять лет, раз в неделю сбегающая к нему ради секса, — практически единственный человек, с которым у него хоть какие-то отношения. Все, чем мог бы гордиться из созданного до сих пор, — чужой роман, который он переписал и превратил в национальный бестселлер. Но как раз об этом ему нельзя рассказывать ни единой живой душе…

Очередь Тэнго подошла, и кассирша принялась разгружать корзину.

В обнимку с бумажными пакетами он вернулся домой. Переоделся в шорты, достал из холодильника пиво и, потягивая его прямо из банки, вскипятил воду в большой кастрюле. Затем вывалил в кипяток зеленый горошек.

И все-таки странно, думал он, отчего эта худосочная десятилетняя пигалица до сих пор не идет у него из головы? Подошла в пустом классе, стиснула руку и убежала, не сказав ни слова. Вот и все. А ему почудилось, будто Аомамэ унесла с собой частичку его души. Или тела? А взамен оставила в нем частичку себя. Все это не заняло и минуты, но осталось в памяти на всю жизнь…

Тэнго взял нож, настрогал имбиря, нарезал аккуратными кусочками грибы и сельдерей, пошинковал кинзы. Почистил креветки, сполоснул их под краном. Расстелил на столе бумажное полотенце и выстроил на нем креветку за креветкой — шеренгой, точно бравых солдат на плацу. Затем разогрел большую сковороду, налил в нее кунжутного масла и начал тушить имбирь на слабом огне.

Да, было бы здорово, если бы они встретились, снова подумал он. Пускай в итоге это разочарует кого-то из них — все равно. Просто ему очень хочется еще раз увидеть Аомамэ. Узнать, как сложилась ее жизнь, чем она теперь занимается, что ее радует, что печалит. Ведь как бы ни изменились оба с тех пор и как ни глупо думать, будто между ними что-то еще возможно, — все, что случилось тогда в пустом классе, осталось прежним.

Он вывалил на сковородку сельдерей и грибы. Переключил газ на максимум — и, покачивая сковороду над огнем, аккуратно помешал бамбуковой лопаткой содержимое. Чуть посолил, поперчил. Когда овощи слегка обжарились, добавил еще влажных креветок. Опять посолил-поперчил, вылил рюмку сакэ. Плеснул соевого соуса, приправил петрушкой. Все эти манипуляции Тэнго совершал не задумываясь. Словно переключился на автопилот и почти не соображал, где находится. Блюдо, которое он готовил, не требовало работы ума, — просто в нужном порядке двигались руки, а в голове продолжали вертеться мысли об Аомамэ.

Дотушив креветки с овощами до нужной кондиции, Тэнго выложил их на большую тарелку. Достал из холодильника еще одну банку пива, сел за стол и принялся за еду, от которой валил пар.

А ведь за последние месяцы я здорово изменился, думал он. Как-то даже вырос психологически, что ли. И это к тридцати-то годам? Тэнго усмехнулся и невольно покачал головой. Поздравляю, приятель. С такой скоростью развития сколько тебе еще понадобится, чтобы окончательно повзрослеть?

И все-таки очень похоже на то, что все эти метаморфозы в нем вызвал «Воздушный кокон». Перекраивая повесть Фукаэри, он страстно хотел придать форму и тем историям, что до сих пор жили только в его душе. Да, этот текст зародил в нем страсть. На какую-то долю состоявшую из его подсознательной тяги к Аомамэ. Вот почему он стал так часто думать о ней. Воспоминания то и дело уносили его туда, в пустой полуденный класс двадцать лет назад. Точно волны, так и норовящие утянуть за собой любого, кто решил омыть ноги в морском прибое.

Он допил вторую банку пива до половины, вылил остатки в раковину. Недоеденные креветки с овощами переложил в тарелку поменьше, завернул в кулинарную пленку и спрятал в холодильник.

Перекусив, Тэнго сел за письменный стол, включил процессор и уставился в девственно-белое поле текстового редактора.

Да, переписывать прошлое смысла нет, здесь подруга права. Как бы старательно мы ни переписывали наше прошлое, вряд ли это серьезно повлияет на ситуацию, в которой нам довелось оказаться сегодня. Все-таки Время обладает достаточным сопротивлением, чтобы сводить на нет любые попытки искусственной корректуры. На одни исправления неизбежно лягут другие, и в итоге общее течение Времени вернет все на круги своя. Даже если что-то изменится в мелочах, человек по имени Тэнго останется человеком по имени Тэнго, какую реальность для него ни городи.

Пожалуй, остается только одно: встать на распутье настоящего — и, беспристрастно вглядываясь в прошлое, переписывать вектор его движения в будущем. Другого пути просто нет.

Таковы слова арии из «Страстей по Матфею» — той, что спела ему Фукаэри. Уже на следующий день заинтригованный Тэнго прослушал эту пластинку заново и прочел перевод либретто. Эта ария в самом начале «Страстей» — о том, что случилось с Иисусом в Вифании. Там он посетил дом человека, болевшего проказой, и какая-то женщина вдруг подошла и вылила Иисусу на голову целый горшок драгоценного масла для благовоний. Ученики Иисуса стали бранить ее за расточительство, дескать, это миро можно было продать за большие деньги и раздать их бедным. Однако Иисус осадил их, ответив, что женщина сотворила добро, ибо приготовила его тело к погребению.

Женщина знала, что Иисус скоро умрет. И чтобы оплакать его, пролила на него благовоние. Знал о близкой кончине и сам Иисус. А потому сказал: «Где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет в память ее и о том, что она сделала».

Изменить свое будущее ни один из них, конечно, не мог.

Тэнго снова закрыл глаза, глубоко вздохнул и принялся мысленно выстраивать в нужном порядке слова. Меняя их местами — так, чтобы образы получались как можно объемней, добиваясь оптимального ритма.

Словно Владимир Горовиц перед клавиатурой из восьмидесяти восьми клавиш, Тэнго занес руки над словопроцессором, выдержал паузу — и, вонзив пальцы в буквы, принялся выписывать слово за словом.

О реальности, в которой на вечернем небе с востока появляются две луны. О людях, что живут под этими лунами. И о времени, которое там течет.