Марри

Бессмысленно скрывать, что я натворил. Да, мы могли погибнуть. Прожорливая плита, больше похожая на топку, не оставила в каюте ни глотка кислорода, и дети, с трудом подняв тяжелый деревянный люк, выбрались на палубу, чтобы вдохнуть морозный вечерний воздух. Их легкие жадно втягивали кислород, а я спасся лишь потому, что они оставили люк открытым.

— Марри, как ты мог?! Они чуть не задохнулись! Ты безответственный, эгоистичный, бесполезный и… — Огневой вал ее гнева растворялся в ледяном воздухе.

Она не зашла в каюту, откуда несло вонью спиртового завода и жаром перегретой плиты, которую я разжег, чтобы детям было тепло. Вот и все. Я боялся, что, вернувшись домой, они будут жаловаться, что я едва не заморозил их. Но я нагрузился виски и заснул сидя прямо на полу, уронив на грудь голову и зажав меж коленей пустую бутылку. В четверть двенадцатого Джулия, от которой несло доктором Добряком, наконец ретировалась, волоча озадаченных детей. Я слышал, как они рассказывают ей, что точно видели в освещенной луной воде трех гигантских щук. Я посмотрел на небо — крики Джулии еще звенели в вечернем воздухе — и увидел, как луна ускользает за облако. Может, дети придумали щуку, так же как я придумал, что смогу о них позаботиться?

На работу я сегодня все-таки явился, хотя в голове такое ощущение, будто она пережила столкновение с ядром, которым сносят здания. Меня так и так скоро уволят. Любой человек в подобной ситуации не стал бы утруждаться, а сидел бы себе дома — из гордости, от стыда или просто из-за похмелья. Но я в отчаянии. Я должен все исправить. Если я сохраню работу, то, возможно, сохраню и семью.

— Фрэнч! — рявкает Шейла Хэнли, моя начальница и вездесущий демон. — Вот. Это на сегодня. — Она бросает на стол стопку папок, и от шлепка по моему телу пробегают волны дрожи. Я морщусь. — И выпей кофе. Смотреть страшно. — Ее лицо разрезает дьявольская ухмылка. Она ерошит мне волосы. — Ты же знаешь, как я тебя люблю!

— И тебе доброе утро, Шейла. Как всегда, чудесно выглядишь.

Она качает головой, и я понимаю, что лесть мне не поможет. Залитые лаком волосы напоминают камень. Накрахмаленная хлопковая блузка расстегнута слишком низко для дамы под полтинник. Талия неестественно перетянута. Высоченные шпильки и неизменная багряная помада. Шейла Хэнли, старший компаньон фирмы «Редман, Хэнли и Брайт», следит за собой.

— Дорожная авария, иск о разводе и взыскание долга. — Она поглаживает папки, словно это ее дети. — Сегодня у тебя не самый тяжелый день, правда, дорогой?

Чувствую себя расплющенным. И когда мне кажется, что хуже быть не может, в шкаф, именуемый моим кабинетом, заглядывает человек, которого я хотел бы видеть в последнюю очередь.

— Привет, Фрэнчи, давненько не встречались. Тебя что, выпустили из вытрезвителя?

Я набираю в грудь воздух и считаю до десяти.

— Ди-и-ик, — тяну издевательски. Не глядя на него, открываю папки и притворяюсь, будто читаю. Изо всех сил стараюсь, чтобы чашка с кофе не дрожала в руке. Листаю бумаги.

— А где ты оставил свое корыто? На парковке? — Дик просачивается в кабинет и встает рядом с Шейлой. Оба нависают над моим столом. — Все-таки похмелье — редкая дрянь.

Рука таки затряслась, но я вовремя поставил чашку. В глазах все расплывается.

— Ричард, — киваю я, — ты, как обычно, удивительно остроумен.

Шейла ждет, когда я сорвусь.

— А как же ты добрался до работы? Я слышал, ты потерял права, — никак не угомонится Дик.

— Нет, ничего подобного. Видишь ли, я приехал на автобусе. Моя машина в ремонте. А на чем ты прибыл? На космолете?

— На новом «порше». Могу подбросить домой. Если обещаешь, что не наблюешь в машине. — Он широко улыбается.

— Ничего не обещаю, Дик. Доберусь на автобусе.

— Ну, дело хозяйское.

И Дик Порше удаляется в свой кабинет партнера — с огромным письменным столом и видом на город, — который принадлежал бы мне, если бы я не предпочел карьеру алкоголика.

— Итак, — произносит Шейла, закрывая дверь, — что происходит в Маррилэнде?

Я понимаю, что начальница настроена серьезно. Веки полуприкрыты, лицо заострилось, ладони уперты в талию. Шейла садится на краешек стола. За пять лет, что работаю в «Редман, Хэнли и Брайт», я так и не смог ее раскусить. Чаще всего это непреклонный юрист, королева судебного зала, но случается ей быть спокойной и собранной — в основном перед бурей. А еще я видел, какой по-матерински заботливой она бывает с юными девушками. Одно можно сказать наверняка: Шейла непредсказуема. Если бы я не уважал ее, то наверняка возненавидел.

— Вряд ли тебе это интересно. — Я проливаю кофе на стол, и Шейла машинально промокает лужицу салфеткой.

— Все так плохо?

— А ты собираешься сделать так, что все станет еще хуже, правильно?

Ни для кого не секрет, что вчера вечером состоялась встреча партнеров. В основном эти собрания, которые проходят раз в три месяца, всего лишь предлог, чтобы потратить кучу денег в «Площади», любимом ресторане кембриджских юристов. И хотя на этих посиделках рекой льется дорогое вино, а съеденными лангустами можно заселить океан, главное все же — обсуждение новостей. Цифры, текучка сотрудников, активы. А также пассивы. Вроде меня.

— Надо бы, — говорит Шейла, бросая мокрую салфетку в корзину. — Но, — она встает и поднимает руку, чтобы я ее не перебивал, — я дам тебе отсрочку. Только не спрашивай, черт побери, почему я унижалась и просила за тебя, Марри Фрэнч. Никогда не спрашивай!

Не буду, думаю я, и делаю грустное лицо. Шейла не любит бурных проявлений чувств. Она разъярится, если я ее обниму, хотя мне очень хочется это сделать.

— Но если ты когда-нибудь… — она делает такой глубокий вдох, что воздух не помещается у нее в груди, — если ты когда-нибудь меня подведешь и по твоей милости я опять буду выглядеть как дура, то…

— Господи, Шейла, я никогда тебя не подведу!

— Почему я должна тебе верить?

— Дай-ка подумать, — говорю я. — Может, потому, что за пять месяцев я пропустил пять судебных заседаний и проиграл больше дел, чем у меня было за всю мою жизнь? — Мы оба едва сдерживаем улыбку. Нет, больше не могу. Я поднимаюсь и обнимаю ее. — Болван тут я, а вовсе не Дик на хрен Порше.

— О нет, уволь. Он ничем не лучше. — Шейла выходит из кабинета, оставив шлейф дорогих духов.

Я возвращаюсь к папкам. Открываю первую, быстро прочитываю. Стоило мне позволить пробудиться в душе проблеску надежды, как становится ясно, что я буду представлять интересы водителя, сбившего девочку. Ровесницу Флоры. Его трижды останавливали за вождение в нетрезвом виде.

Алкоголь стал важной частью моей жизни, когда мне было тринадцать. Я был готов на что угодно, лишь бы меня приняли в компанию крутых парней. Тогда я и придумал Тайный клуб выпивох.

По своей глупости я не понимал, что у меня удивительно счастливая жизнь. Да, меня разрывали гормоны, я прогуливал уроки и нетерпеливо ждал, когда Джулия подрастет и станет моей. Тайный клуб выпивох помогал скоротать время, но именно он и стал причиной моих бед. Я превратился в отщепенца, изгоя, которого сторонились нормальные дети.

Мы собирались несколько раз в неделю в разных местах — на автобусной остановке, у реки или в фермерском амбаре, смотря какая погода. Каждый член клуба должен был принести хотя бы порцию любого алкогольного напитка. Если человек дважды нарушал это правило, его изгоняли. Разумеется, я, как глава клуба, получал долю приношений и принимал в наше элитарное общество новых членов, позволяя им на время забыть о школьных неприятностях.

Клуб просуществовал четыре месяца, две недели и три дня. Я это хорошо запомнил, потому что после того, как количество членов клуба сильно уменьшилось, мне пришлось совершать регулярные набеги на родительский бар. Деревенские ребята больше не хотели поставлять мне спиртное. Некоторые сами одумались, других на путь истинный наставили предки. Что касается меня, то одно из двух: либо я на редкость искусно врал, либо мои родители были слепы. Спиртным я заливался меньше, зато стал раздражительным, беспокойным, вечно пребывал в депрессии, меня мучили бессонница и мигрени, изо рта у меня воняло, и я всем действовал на нервы.

Какие пустяки, если глядеть из сегодняшнего дня! Но теперь я жалею, что связался тогда со спиртным.

Сделал я это потому, что хотел произвести впечатление на девушку. Нет, не на Джулию. Она была совсем ребенком, нас разделяли миллионы лет. Нет, то была другая. Она училась в моем классе, я даже не помню, как ее звали. Но это она виновата в том, что я выпил первый бокал. Меня заворожили обещания, что спиртное придаст мне уверенности и мужественности, а детская худоба и россыпи прыщей отступят на задний план. Все так и произошло — алкоголь сделал меня сильным и решительным. Мы целовались. Мы танцевали. Мы встречались некоторое время. Она меня бросила, но алкоголь я не бросил. Есть у меня девушка, нет у меня девушки, спиртное всегда было под рукой. И я организовал клуб.

Дик Порше в соседнем кабинете громко разговаривает по телефону, а я думаю, что больше не возьму в рот ни капли. Никогда. Что отняла у меня выпивка? Жену, детей, дом, достоинство, деньги, а если я не соберусь с силами, отнимет и работу.

Я ищу ручку в ящике письменного стола и натыкаюсь на плоскую бутылку из-под виски. Вытаскиваю ее из-под бумаг и какого-то хлама, куда засунул в тщетной попытке скрыть улики. Да, именно это и нужно сделать для алкаша, убившего маленькую девочку. Скрыть улики. Я долго пялюсь на пустую бутылку и к середине дня понимаю, что вряд ли справлюсь.