Джулия

Сегодня вечером я постараюсь забыть о тоске, которая накрывает меня, как только просыпаюсь, и не отстает до тех пор, пока я не проваливаюсь в короткий сон. Возможно, это эгоистично, но я оставила проблемы позади и несколько часов буду притворяться, что я — Джулия Маршалл, привлекательная женщина, которой не о чем беспокоиться. Джулия Маршалл, готовая исследовать новые возможности. Джулия Маршалл, подающая большие надежды.

Моя ладонь плотно обхватывает дверной молоток, скользит по дереву. Дверь открывается, и передо мной возникает Дэвид.

Раньше со мной никогда не случалось ничего подобного. Никто не появлялся в моей жизни так вовремя, как он. И ни в ком прежде я не нуждалась столь сильно, как нуждаюсь сейчас в Дэвиде, хотя мы и знакомы-то всего ничего. Его уверенность, опыт, мудрость и участие дарят мне лучик надежды, который в его присутствии становится все ярче. Я его ни за что не отпущу.

Дэвид в фартуке, в руках у него полотенце. Аппетит мой разгорается. Не сдержавшись, я коротко смеюсь.

— О господи! Обещаю, что никому не расскажу.

На самом деле мне нравится его вид. Немного нелепо, но нормально, а мне по душе все нормальное. С наслаждением вдыхаю запах свеженарезанной зелени, аромат подрумянивающегося мяса, смотрю на огонь в камине.

Дэвид устраивает экскурсию по дому. Главное, ничто не напоминает мне о маме.

— У тебя прекрасный дом, — говорю я, когда мы возвращаемся на кухню.

Судя по всему, здание старинное, но внутри отремонтировано на современный лад. Я как-то не представляла Дэвида в таком месте. Это семейное гнездышко — правда, без семьи, — и я задумываюсь, пусть ненадолго и виновато, как было бы здорово, если бы по комнатам бегали Алекс и Флора. Смех и топот эхом отражались бы от облицованных плиткой стен и изогнутых арок в коридорах. Повсюду бы валялись игрушки. От этих мыслей нарастает смутное дурное предчувствие, и все же приятное возбуждение пересиливает: в моей жизни что-то происходит, и, возможно, что-то хорошее. Мне горько и сладостно от ощущения, что скоро предстоит принять важное решение. Мне кажется, будто мы с Дэвидом знакомы целую вечность.

— А я думала, ты из тех парней, что предпочитают жить в городской квартире. — Я облокачиваюсь на стол, наблюдая за ним. — Ты слышал что-нибудь о маме? Есть новости?

— Потерпи, Джулия. Она находится там всего несколько часов. — Дэвид улыбается, подает мне стакан минеральной воды, и от его улыбки мне кажется, будто он обнял меня и притянул к себе. Такой краткий и бесконечный миг. Между нами есть связь, нечто общее. Не зря я в него влюбилась.

— Ты прав. Глупо с моей стороны. Просто я беспокоюсь.

Заправляю за ухо выбившуюся прядь. Дэвид ловит мой жест, и у меня внутри все натягивается от его взгляда.

— Понимаю, — говорит он, и я вижу, что это правда.

— Я бы не хотела поздно возвращаться домой, — внезапно заявляю я, признавая тем самым, что размышляла на эту тему. Дети переночуют у Надин, мама в целости и сохранности находится в «Лонсе», и впереди полной луной маячит долгий вечер. Опускаю голову, изучая пол, точно смущенная четырнадцатилетка. — Из-за Бренны и Грэдина. Не хочу оставлять их ночевать одних. (Господи, что я несу?) Вот я себя и выдала, да? — тихо бормочу я.

Дэвид заразительно смеется. Похоже, ему нравится, как я настойчиво рою себе яму, беда в том, что мне и самой это нравится.

— Скоро им подыщут нового опекуна, — продолжаю я, надеясь, что он не увидит, что я пытаюсь заглянуть в будущее. В наше общее будущее. Ладно, пора выкарабкиваться из ямы. — Похоже, в клинике маме действительно будет хорошо. Не знаю, за какие ниточки ты тянул, чтобы устроить ее туда, но я очень тебе благодарна. — Беру оливку из миски на столе. — Когда я уходила, мне даже почудилось, будто ей уже лучше. Она выглядела очень спокойной, даже расслабленной. Даже благодарной. Знаешь, я уверена, что она подала знак Флоре.

— Джулия… не увлекайся. — Профессионализм не позволяет ему посулить быстрое выздоровление. — Твоей матери предстоит долгое лечение. — В глазах его появляется странный, какой-то стеклянный блеск. — Вряд ли она подала Флоре знак. Во всяком случае, сегодня. — Теперь он разговаривает со мной так, словно я дочь очередной пациентки. — МРТ показала, что ее мозг претерпел несколько микроскопических кровоизлияний. И даже если она поправится, произойдет это очень нескоро. — Он явно что-то недоговаривает. — Я лично знаком с главврачом клиники. Он пообещал сделать все, что в его силах. Мы детально обсудили ее случай.

— Спасибо тебе, — шепчу я. — У тебя такие связи…

— Обычное дело среди врачей. У тебя же есть друзья-учителя, правда?

Он что, оправдывается? Такое впечатление, будто я его обвинила в чем-то предосудительном. Но я только рада, что он задействовал свои связи, главное, чтобы мама пошла на поправку.

— Давай поедим, — предлагает Дэвид и ведет меня к столу.

И только когда мы перемещаемся на самый мягкий диван в моей жизни, — Дэвид смакует бордо, я пью кофе, — до меня доходит, что думаю я о Марри. Еще две недели назад одна лишь мысль о том, что кто-то положит мне руку на спину или окажется столь близко, что поцелуй будет неизбежен и естествен как вдох, ввергла бы меня в панику. И вот мгновение это, неизбежное и прекрасное, на расстоянии вытянутой руки. Я сжалась на одном конце дивана, а Дэвид внимательно разглядывает меня с другого конца. Что он видит в моих глазах, страх или возбуждение?

— Все очень вкусно. Спасибо.

Его лицо то расплывается, то обретает звенящую четкость. Все это так ново для меня, что страх постепенно растекается по всему телу. Я вижу, как шевелятся его губы, но не слышу ни слова, всматриваюсь в его лицо, и через мгновение оно превращается в лицо Марри.

Вот он непринужденно сидит на диване, словно мы в нашей гостиной. Такой привычный. Марри. Всегда только Марри. Последние двенадцать лет мы были неразлучны, и никто больше нам не требовался. Частица меня, совсем крошечная частица умоляет его не уходить, остаться, но я кричу, чтобы он убирался из моей жизни, уступил место тому, на кого можно положиться, кому я могу доверять.

— Джулия? — Дэвид замечает слезы в моих глазах и наклоняется.

— Все в порядке. — Я всхлипываю, но тут же улыбаюсь.

Вот так, впустить Дэвида в свою жизнь будет гораздо сложнее, чем думалось. Что я почувствую, когда незнакомая рука коснется моей шеи, груди? Забьется ли сердце от радостного волнения или я скорчусь от ужаса? Смогу ли я быть с кем-то еще… с другим человеком? И что подумают дети, если Марри устроит сцену, если заявится и примется умолять дать ему еще один шанс.

Собрав остатки сил, я говорю себе, что влюбиться в Дэвида — правильное решение. Он чудесный человек и вернет в мою жизнь то, что исчезло из нее столь давно, что я даже перестала задаваться вопросом, почему все так повернулось.

— Я тебя чем-то расстроил? — Дэвид придвигается и нежно целует меня в лоб.

Я чувствую, как слегка подрагивает его рука. Он поднимает мою голову, заглядывает в глаза. Тоже нервничает? Он вдыхает мой запах, одним глотком выпивая целую жизнь.

О, Марри! — жалобно вскрикивает голос внутри. — Что же с нами стало?

Я закрываю глаза, надеясь, что Дэвид поцелует меня, что его раскрытые губы вберут в себя вкус моей кожи, согреют ее, что его руки со сдерживаемым нетерпением отправятся исследовать мое тело и оно обмякнет, расплавится под его прикосновениями. Но ничего не происходит. Я открываю глаза и вижу, что он снова на противоположном конце дивана. Между нами целая пропасть. И через эту пропасть я вижу, как горят его глаза, как трепещут ресницы. Он меня хочет. Но и только.

— Ничем ты меня не расстроил, — бормочу я и захожусь в деланном кашле, скрывая смущение.

— Вот и хорошо. Мне нужно еще столько о тебе узнать.

Я решительно придвигаюсь к нему и делаю глубокий вдох, потом еще — в надежде, что он не устоит и притянет наконец меня к себе, запустит пальцы в мои волосы, коснется лица, поцелует. Он и вправду целует меня — быстро, в макушку.

— У нас полно времени, — сообщает он.

— Ну да, — откликаюсь я, когда он встает и идет к шкафчику с вином.

Дэвид наливает себе бренди и смотрит на меня так, словно я самая большая загадка во вселенной. Губы его шевелятся.

«Мэри», — читаю я, безошибочно угадывая оба слога. Он что, произнес имя моей матери?!

Но спросить, что это значит, мешает стук в дверь. Дэвид идет открывать, а я вижу в окне знакомый мужской силуэт. Сердце мое останавливается.

— Эд? — Я отталкиваю Дэвида.

Алекс, Флора!

— Дети? — хрипло кричу я. — Тебя прислала Надин? Что с ними?

Эд даже не смотрит в мою сторону. Из-за его спины выдвигается какой-то человек. Я вижу на крыльце двух полицейских в форме.

— Эд, что происходит? — Кровь отливает от лица. Только не дети. Господи, пожалуйста, только не мои дети.

— Доктор Дэвид Карлайл? — ровно спрашивает Эд и достает удостоверение.

— Да. — Голос Дэвида спокоен. — Потрудитесь объяснить, что…

Он возвышается над нами. По сравнению с ним коренастый Эд и его подчиненные кажутся недоростками.

— Вы арестованы по подозрению в нападении на Грейс Коватту в ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое декабря. Вы имеете право на молчание, но оно может быть истолковано против вас, если сейчас вы умолчите о том, в чем признаетесь позднее. — Эд показывает ордер на арест и делает знак людям в форме. — Вам все понятно, доктор Карлайл?

Глаза Дэвида расширяются, темнеют. Он оглядывается на меня, и я читаю в его взгляде миллион оправданий, но ничего не понимаю. Все вокруг стремительно заволакивает черный страх.

— Дэвид? — слабо спрашиваю я. — Эд?

У меня кружится голова. Мне это снится.

Что происходит… Дэвида арестовали за нападение на Грейс Коватту… Невозможно! Тянусь к Дэвиду, чтобы успокоить его, поддержать, но не успеваю его коснуться; меня оттесняют констебли, щелкают наручники. Я вижу, он хочет что-то сказать, но его уже подталкивают к двери.

— Дэвид, что я могу для тебя сделать?

Я рядом, я с ним, я дрожу всем телом, мои ослабевшие пальцы с трудом сдергивают с вешалки пальто, которое я накидываю ему на плечи.

Его уводят в темноту.

— Я все выясню! — кричу я вслед, но он не оборачивается, не произносит ни слова. Безропотно идет по дорожке, в конце которой стоит машина. — Я найду адвоката! — жалко кричу я и остаюсь одна.

В распахнутой двери чернеет ночь. Сердце колотится с такой силой, что удары отдаются в голове. Я слежу за красными огнями скрывающейся в темноте машины. В дом врывается ледяной ветер, и я, медленно закрыв дверь, наваливаюсь на нее всем телом.

Теперь я одна в доме Дэвида.

— Он не мог причинить никому вреда, — шепчу я, обхватывая себя за плечи. Меня трясет. — Тем более Грейс.

Слова светлячками отскакивают от толстых каменных стен, выхватывая из памяти картинки случившегося. Вот я нахожу Грейс. Она лежит на лугу уже несколько часов. Вот она в больнице, ее истерзанное лицо. Грейс. И Дэвид. Это невозможно. Я не в силах соединить их.

Не знаю, сколько времени я оцепенело простояла, привалясь к двери. Наконец нахожу в себе силы выйти и запереть дом. Я направляюсь к единственному человеку, который способен мне помочь.

Почти на ощупь я бреду по тропинке к тому, кто меня поддержит. Внутри не осталось ничего, кроме ужаса, смывшего способность рассуждать. Теплый свет с катера серебрит черную воду, манит к себе, к Марри. С «Алькатраса» доносится смех. Я не сразу решаюсь постучать по люку. Мне и в голову не приходило, что у Марри могут бывать гости. Но все же стучу. Мне нужна помощь, остальное сейчас неважно. Да и все равно на раздумья времени нет.

Раскрашенный люк со скрипом открывается, слышатся ругательства. На палубу высовывается голова Марри. Прищурившись, он вглядывается в темноту.

— Джулия? — В голосе его изумление. — Что-то с детьми?

— С ними все хорошо. Они у Надин. — Мне не хватает воздуха, я задыхаюсь. Хочется прижаться к Марри, выплакаться у него на груди, но это невозможно. — Мне надо с тобой поговорить. Это очень серьезно.

Он молчит. Хмурится.

— Конечно. Забирайся сюда.

Внутри пахнет алкоголем и индийской едой. Выглядит все так, будто здесь не убирались с семидесятых.

На бесформенном кресле-подушке развалился бородатый мужчина. Мимолетно отмечаю свое облегчение от того, что у Марри не женщина. Незнакомец пьяно таращится на меня.

— Дэвид, — выдавливаю я.

Мне безразлично, что гость Марри нас слушает. Судя по его виду, завтра он все равно ничего не вспомнит.

— Его… — Если я произнесу это вслух, оно станет реальным, а я не могу с этим смириться. — О, Марри, его арестовали! — Пересохший язык едва ворочается. — Эд арестовал его!

Марри пошатывается, словно мое появление выбило у него почву из-под ног, его прищуренные глаза недоуменно разглядывают меня, будто какое-то невиданное чудище. Реальность медленно — со скоростью виски, растекающегося по кровеносной системе, — проникает в его сознание.

— Правда? Плохо дело. А за что? — Марри хмурится, но за его гротескной гримасой я улавливаю легкую улыбку.

— Это абсурд! — ору я, обезумев. И тут же, на тон ниже: — За нападение на человека.

Становится тихо. «Алькатрас» покачивается на волнах. Меня тошнит. Бородач неловко выкарабкивается из кресла-подушки, бормоча, что пора и честь знать. Торопливо попрощавшись, он, едва не падая, выбирается на палубу.

— Нападение? — Марри принимается суетиться. Поправляет на древнем диване подушки, хлопает по нему, показывая, чтобы я села, зажигает газ, ставит на плиту чайник, я замечаю, как он украдкой смотрится в осколок зеркала, который криво приделан к перегородке. Щурится, ерошит волосы. — Дэвида арестовали за нападение?

— Ну да, Марри! Господи! — Я без сил валюсь на диван. — Я была у него в гостях, а потом пришли Эд и трое полицейских и арестовали его. Эд мне ни слова не сказал. Как будто мы не знакомы. — Я закрываю лицо руками. — Дэвид — врач! Он бы никому не причинил вреда, тем более молоденькой девушке!

Я вскакиваю и начинаю метаться по каюте. И как человек может жить в таком тесном пространстве?! Тут же перед глазами вспыхивает картинка: Дэвид лежит в убогой тюремной камере.

— Нужно позвонить ему. — Судорожно достаю из кармана пальто телефон, снова сажусь на диван, набираю номер, но включается автоответчик.

— На кого он напал? — спрашивает Марри.

Мой бывший муж отнюдь не дурак и, несмотря на спиртные пары, уже осознал всю серьезность обвинения. Он беззвучно произносит: «Грейс?» — и я киваю.

— Эд очень хороший следователь. Я думаю, Джулия, в этом ты…

— Но Дэвид ни в чем не виноват! Мы… — Не могу же я сказать Марри, что мы чуть не поцеловались! — Мы ужинали, и вдруг Дэвида арестовали! Что мне делать?

— Возвращайся к детям и уложи их спать. — Марри протягивает мне чашку с чаем, в голосе его отчетливо слышно неодобрение — из-за того, что я снова оставила детей.

— Они уже спят. У Надин сегодня выходной, и она только обрадовалась, что они у нее переночуют. Незачем будить их.

Марри неохотно соглашается. Он опускается передо мной на корточки.

— Джулс, я пытаюсь сказать, что мужчину, в которого ты влюбилась, арестовали за очень серьезное преступление. У тебя шок, я понимаю, как ты расстроена. Мне самому в такое не верится. Но Эд и его парни знают свое дело. Честно говоря, мне Дэвид никогда не нравился…

— Господи, Марри! Самое время устраивать сцену ревности! — Я осторожно отхлебываю чай, но все-таки обжигаю язык. — И я не собираюсь бросать Дэвида. Он невиновен.

— Так почему ты ко мне пришла? — мягко спрашивает Марри.

Он всегда был ласков, когда я расстраивалась, и в этом смысле ничуть не изменился.

— Потому что… — Ладонями растираю лицо. — Я… — В упор смотрю на него. Щеки у меня горят, волосы растрепались, я чувствую, что еще секунда — и я разрыдаюсь. — Не знаю, Марри. Наверное, потому, что всегда так делала, и старые привычки…

— Умирают, но не сдаются? (Нам обоим не помешало бы выпить.) Джулс, я ничем не могу ему помочь, если ты пришла за этим.

— Нет, не за этим, — быстро заверяю я. Это правда. Проблема в том, что я все еще нуждаюсь в Марри. Очевидный факт, что Марри — юрист, а Дэвиду сейчас позарез требуется адвокат, как-то ускользнул от меня. — Но ты прав, ему нужен адвокат. И очень хороший. И еще один, если дело дойдет до суда.

Мысли бегут, наскакивая друг на друга. Надо столько всего сделать! Дэвид рассчитывает на меня.

Затаив дыхание, наблюдаю за Марри, который обдумывает мои слова. Все-таки он решил, что я прибежала к нему как к юристу? За последние несколько недель он сильно оброс, волосы всклокочены, да и одежда выглядит ужасно.

— Джулия… — Я жду, что он сейчас скажет, чего хочет, если согласится помочь. — Джулия, я… ты права. Дэвиду требуется помощь очень опытного юриста. Про меня такого не скажешь.

— Марри! Я вовсе не хочу, чтобы ты был его адвокатом. Но сейчас он в тюрьме, и, скорее всего, ему назначат первого попавшегося защитника. Я должна туда сходить. Мы должны туда сходить. Марри, мне нужна поддержка. Хотя бы сегодня.

— Джулия, Дэвид — взрослый мужчина. У него есть средства на приличного адвоката. Он сам решит, выбрать своего адвоката или прибегнуть к услугам назначенного. Не думаю, что я…

— Пожалуйста, Марри!

Он замолкает, услышав, как серьезен мой голос. Я ненавижу себя за то, что мне не хватает мужества, чтобы пойти туда одной. И бешусь от того, что Марри пьян, когда он мне так нужен.

— Пожалуйста. — Я закрываю глаза.

Через секунду слышу его вздох.

— Хорошо, свари мне галлон черного кофе, отыщи где-нибудь белую рубашку, и я пойду с тобой в полицию. Но не более того.

Открываю глаза и шепчу слова благодарности.

— И еще, Джулия. — Марри стягивает через голову грязную рубашку. — Я делаю это для тебя, а не для Дэвида.

Я знаю: он имеет в виду, что делает это для нас.