20 августа начинается первая большая спланированная и осуществлённая Г.К.Жуковым наступательная операция; во внешнем изложении выглядящая так: приковав внимание противника к знаковому злополучному советскому плацдарму на западном берегу Халхин-Гола и усыпив бдительность японского командования имитацией крупных оборонительных работ по всему фронту, он осуществил то, что не смог да и не пытался сделать японский генералитет, искавший решений на одном фланге – мощными ударами взломал оба фланга, окружил и уничтожил 6-ю японскую армию. И как это хрестоматийно знакомо и даже… скучно!

Следуя этому хрестоматийно-учёному тексту, японские генералы по исчислению наличных сил имея 1,5 превосходство над советской стороной, искали Однофланговых Развязок СОВЕРШЕННО ПРАВИЛЬНО – на Двухфланговые Ходы СИЛ ОБЪЕКТИВНО НЕ БЫЛО.

Неповторимо вдохновенное, возвышающееся как ИСКУССТВО над НАУКОЙ, выступает, когда при ближайшем рассмотрении материалов, копанных– перекопанных 70-летней вознёй-исследованием обнаруживается, что начиная операцию, Жуков не только не имел превосходства над противником, но и висел на показателе «ниже равенства»:

– По личному составу: 57 тыс. на 75 тыс.

– По артиллерии: равенство;

– По авиации: равенство;

– По танкам: 450 на 180–220.

При этом 3 японские дивизии 6-й армии получили дополнительно 5 полков 37мм. и 47 мм. противотанковых пушек.

По соотношению сил действия Жукова были НЕПРАВИЛЬНЫ, НЕОБЕСПЕЧЕНЫ…

Хорошо организованная японская войсковая и агентурная разведка внимательно отслеживала как перемещение советских войск непосредственно в прифронтовой полосе, так и стратегические перевозки по Транссибу. Японское командование, убедившись после Баин-Цаганского побоища, что бронетанковые соединения образуют основу советских ударных сил, особенно внимательно отслеживало изменения в их составе, и знало, что за 1,5 месяца к 1 танковой и 2 броневым бригадам прибавилась ещё 1 танковая и 1 броневая, и этого усиления справедливо считало совершенно недостаточным для крупной наступательной операции – в 1938 году на Хасане, чтобы взломать японский рубеж, не мудрствуя лукаво, Г.Штерн вытребовал себе 3 дивизии, 300 танков,500 самолётов на 1 японскую дивизию без авиации и танков – 126 тяжёлых бомбардировщиков положили 500-тонный «ковёр» на японские позиции…

Оборонительное строительство на советских позициях ПРЕДСТАВЛЯЛОСЬ не только естественным – оно было ЕДИНСТВЕННО РАЗУМНЫМ… В том числе и в случае неудачи советского наступления!

Вся операция была построена не на «разумно-пехотном», а на «залётно– кавалерийском» принципе: ворваться в глубь японского фронта и развалить его; присутствием инородного тела парализовать управление и полосовать обступающие обломки развалившегося агрегата, подавляя мощью органического целого, в каждом пункте обрушивающегося на слепые несвязанные судороги отдельных частей, которые в совокупности объективно сильнее… Цепь стремительно нарастающих тактических успехов, вырывающихся на операционный уровень.

То, что являлось частной деталью к целому, исполнение требований устава: скрытность, внезапность, маскирующие ГЛАВНОЕ ДЕЙСТВИЕ, обращались в руках Жукова неотъемлемыми факторами достижения самой цели, т. е. ГЛАВНЫМ ДЕЙСТВИЕМ, КОТОРОЕ МОЖЕТ БЫТЬ ЗАПУЩЕНО И УСПЕШНО ТОЛЬКО В УНИКАЛЬНЫХ УСЛОВИЯХ ИНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ, и развалится во всех других. И меряя тем главным, чем он полагал достичь победы, он подчинил ему все иные обстоятельства: необеспеченность резервов, успокаивающая противника, но предельно обостряющая риск; отказ от «полноценной» артподготовки с разрушением всей инфраструктуры обороны в пользу мощных огневых налётов по КП среднего и старшего звена, на краткое время парализующие централизованное управление организованным целым – но увеличивающие риск застрять на не разрушенных рубежах, обороняемых в каждом пункте до последнего солдата японским отделением– взводом, которые не рассыплются в бегстве, не сваляются в тысячные колонны пленных при 5-10 конвоирах…Погибнут у своего пулемёта, бомбомёта, мортиры. Так оставить их в одиночестве и неведении верхов, парализовать согласованные эффективные действия по воле высшего начальства! А в глубине раздавить средневековый героизм единиц и групп тысячелетней культурой надстраиваемой неодолимой мощи возрастающих организаций…

Поставил всё на кон ГЛАВНОЙ КАРТОЙ, вплоть того, что в последнем бою на смыкание окружения израсходовал свой последний резерв: парашютнодесантную бригаду, смелых хулиганов без тяжёлого вооружения – и победил!

Здесь, озаряемое ликующей интуицией, раскрылось то изумительное чувство момента, разваливавшее чужие симфонии в диссонанс, что поведёт его дальше: от Баин-Цагана под Ельню; от 20 августа 1939 года к 5 декабря 1941-го…

И опять задержка. До мая 1940 года даже не вызвали в Москву.

Что он ждал лично для себя, когда 6 мая 1940 года выехал по вызову на заседание Высшего Военного Совета: встречи, представления, овации, Герой Советского Союза – это было, да! Как и всесоюзная и международная известность… Но в армии введены персональные генеральские звания, а он как-то многозначительно придерживается в комкорах. Если исходить из практики: три его комдива аттестованы полковниками – то генерал-майор, и не более, даже командармы преимущественно проводятся этим чином…

Так думали многие-многие, полагавшие «придержать» стремительно залетевшего «мужлана», те, кого «неудобно» погладил или обошёл своими отзывами в Мемуарах: Кулик, ставший Маршалом Советского Союза; Г.Штерн, Я.Смушкевич, Д.Павлов… – Не вышло.

После его ответа на вопрос об оценке личного состава японской армии:

«Японский солдат, который дрался с нами на Халхин-Голе, хорошо подготовлен, особенно для ближнего боя. Дисциплинирован, исполнителен и упорен в бою, особенно в оборонительном. Младший командный состав подготовлен очень хорошо и дерётся с фанатическим упорством. Как правило, младшие командиры в плен не сдаются и не останавливаются перед харакири. Офицерский состав, особенно старший и высший, подготовлен слабо, малоинициативен и склонен действовать по шаблону»

Последовал очень острый и опасный…

«– Как помогали вам Кулик, Павлов и Воронов?

– Воронов хорошо помог в планировании артиллерийского огня и подвозе боеприпасов. Павлов помог нашим танкистам, поделившись с ними опытом, полученным в Испании. Что касается Кулика, я не могу отметить какую-либо полезную работу с его стороны»

Уверен, что и вопрос и ответ хорошо «откорректированы»: на Халхин-Голе Жукову «помогали» не только они, но и Начальник ГлавПУР Л. Мехлис, Командарм Штерн, комкор Я.Смушкевич… Отзыв о Павлове предельно двусмыслен: боевые условия в Монголии и Испании сопоставимы с точностью до наоборот, в то же время бронетанковый компонент играл решающую роль и начальник Автобронетанкового Управления РККА мог явиться в значительно более яркой форме сверх «поделившись опытом». Очень выразительно умолчание Я.Смушкевича – вряд ли Сталин, поинтересовавшись мнением об руководителях артиллерийского и танкового ведомств, пропустил авиационное, находившееся тогда в самом сложном положении… В целом это важнейшее свидетельство об отношениях в военных верхах, вне зависимости, как откорректирован был вопрос-ответ, и был ли он вообще задан Сталиным – как идущее лично от Жукова…

Вопросы становились всё более обтекаемо-бесцельными: кажется он чем-то смущал присутствующих.

…Один Сталин… – «мне казалось, что он с интересом слушает меня»…

Наконец, всё было спрошено и отвечено. Воцарилась какая-то многозначительная пауза, прерванная хозяином кабинета.

«– Зачем тянуть, мы же всё решили».

За богом молитва, за царём служба не теряется – Сталин наградил по царски!

– Генерал Армии, через 3 ступени сразу в Маршальский Ранг крупнейших военных деятелей государства;

– Командующий Киевским Особым Военным Округом, в случае войны Один из Трёх Главных Командующих Фронтов…

И в выразительной связи с крушением в мае 1940 года англо-французского фронта в Западной Европе, в очевидном резком возрастании угрозы вовлечения в Мировую войну.

***

Этот очерк или повествование о становлении, говоря словами А.В.Суворова, сказанными о фельмаршале Г.А.Потёмкине, Великого Человека и Человека Великого, я бы хотел закончить чем-то лично-интимным, не касающемся кимвалов и котурн официальных описателей, идущим от знаемого живого человека.

Матёрый генштабовский волк-полковник в 1970-е годы, в ту пору комендант станции Берлин-Товарный Александр Александрович Нуралов – в 1942–1945 годах голубоглазый красавец-кавалергард в капитанском ранге, столь опасный для влюбчивых сердец жён его начальников, а по занимаемой должности комендант личного поезда Заместителя Верховного Главнокомандующего маршала Г.К.Жукова как-то рассказал…

Летом 1945 года в замке под Берлином проводилась большая командно– штабная игра «Взятие Берлина» под руководством Главноначальствующего Советской Администрации и Главнокомандующего Группой Советских Войск в Германии маршала Жукова, По рапоряжению маршала в главной зале замка была развёрнута фотовыставка портретов всех командиров объединений и соединений, участвовавших во взятии Берлина. Снимались в новой форме со всеми наградами. И тут возникла неприятность, командующий 5 ударной армией, 1-й комендант Берлина генерал Н.Э. Берзарин до этого погиб в автокатастрофе. В конце концов решили потихоньку обойтись без него – кто заметит отсутствие одного лица среди 3 сотен фотопортретов одного формата и качества; естественно, «подшуровали» с размещением, создав необходимый хаос.

В день игры Жуков оказался занят каким-то совещанием в Контрольном Совете, приехал поздно, был заметно усталым. Шёл по залу в окружении большой группы генералов и офицеров, о чём-то раздражённо говорил, не оглядываясь по сторона; и уже на выходе, вдруг резко вскинув голову, спросил:

– А почему нет Берзарина?!

Распорядитель сбивчиво объяснил…

– Повесить во фронтовом.

Он мгновенно заметил ОТСУТСТВИЕ ЕДИНСТВЕННОГО ЛИЦА В СОБРАНИИ 300 ДРУГИХ…