В порту Помпей можно было купить все, что только душе забагорассудится. Овощи, фрукты, зерно, амфоры с вином и ящики с разнообразной глиняной посудой спускали на баржах по реке из внутренних районов страны, а здесь они смешивались с потоком разнообразных предметов роскоши, идущих по великому имперскому торговому пути из Александрии. Индийский попугай, нубийская рабыня, соль из озер, расположенных неподалеку от Александрии, китайская корица, африканская обезьянка, восточные рабыни, известные своим искусством в делах любви... Лошадей тут было не меньше, чем мух. У будки таможенников ошивалось с полдюжины каких-то деляг. Ближайший сидел на табурете, под грубо намалеванной вывеской с изображением крылатого коня Пегаса; вывеска гласила: «Бакул: лошади, достойные богов».

— Мне нужно пять лошадей, — сказал Аттилий барышнику. — И не какие-нибудь изнуренные клячи. Мне нужны здоровые сильные животные, способные работать целый день. И они нужны мне немедленно.

— Никаких проблем. — Бакул был маленьким лысым человечком с кирпично-красным лицом и стеклянными глазами записного пьянчуги. Он носил на руке железное кольцо. Кольцо было слишком велико, и Бакул нервно вертел его. — В Помпеях можно получить все, что угодно, — если, конечно, у тебя есть деньги. Только имей в виду — я потребую залог. А то на прошлой неделе у меня украли одну из лошадей.

— Еще мне нужны волы. Две упряжки и две повозки.

— В праздничный день? — делец прищелкнул языком. — Думаю, на это понадобится больше времени.

— Сколько?

— Сейчас прикину. — Бакул, сощурившись, уставился на солнце. Чем успешнее внушишь клиенту, что дело трудное, тем больше можно с него содрать. — Два часа. Может, три.

— Идет.

Они поторговались из-за цены. Делец запросил совсем уж безумную сумму. Аттилий сразу поделил ее на десять. И даже после этого, когда они уже ударили по рукам, Аттилий все равно был уверен, что барышник его надул, — и это его бесило, как и всякое расточительство. Но ему некогда было искать другого дельца, который предложил бы более выгодные условия. Аттилий велел барышнику немедленно отвести четырех лошадей к Везувиевым вратам, а сам, проталкиваясь сквозь толпу торговцев, вернулся обратно к «Минерве».

Команда уже получила дозволение подняться на палубу. Большинство гребцов постягивали взмокшие туники, и от валяющихся тел исходил густой запах пота, такой сильный, что он перешибал вонь находящейся неподалеку мастерской. Там готовили рыбный соус, и из бочек, стоящих прямо под солнцем, доносилась вонь гниющей рыбы. Корвиний и Бекко осторожно пробирались среди моряков, собирали инструменты и бросали их на берег, Мусе и Политию. Коракс стоял спиной к либурне и вглядывался в толпу; время от времени он даже поднимался на цыпочки, чтобы лучше видеть. Он заметил Аттилия и остановился.

— Так вода и вправду течет, — сказал Коракс. В его упрямстве и нежелании признавать свою ошибку было что-то почти героическое. И в этот миг Аттилий понял, что все это, без всякого сомнения, было затеяно для того, чтобы избавиться от него.

— Да, течет, — согласился инженер. Он помахал рукой остальным рабочим, чтобы те на время оставили свои дела и подошли к нему. По обсуждении сошлись на том, что Полития оставят здесь, чтобы он завершил разгрузку и посидел у инструментов, а Аттилий должен будет с кем-нибудь передать ему, куда двигаться дальше. Оставшиеся пять зашагали к ближайшим воротам. Коракс шел последним, и, всякий раз как Аттилий оглядывался, похоже было, будто надсмотрщик кого-то выискивает в толпе, так он вертел головой.

Инженер привел рабочих к наклонному въезду, идущему от порта к городским стенам; пандус проходил под недостроенным храмом Венеры и нырял в темный туннель ворот. Таможенник бегло оглядел их, проверяя, не несут ли они чего-нибудь на продажу, потом кивнул, давая понять, что они могут войти в город.

Начинающаяся за воротами улица была менее крутой и скользкой, чем наружный пандус, но зато она была более узкой, и народ, валом валивший в Помпеи, чуть не задавил путников. Аттилия толпа протащила мимо нескольких лавочек и еще одного большого храма — этот был посвящен Аполлону, — а потом вынесла на бурлящий, залитый ослепительным солнечным светом форум.

Для провинциального города форум выглядел весьма впечатляюще: базилика, крытый рынок, еще несколько храмов, общественная библиотека — все это было ярко раскрашено и сверкало на солнце, — три-четыре дюжины статуй императоров и местных видных деятелей. Не все здесь было доведено до ума. Некоторые большие здания окружали деревянные леса. Шум толпы отражался от высоких стен и возвращался обратно: флейты и барабаны уличных музыкантов, крики попрошаек и лоточников, шипение приготавливаемой еды. Продавцы фруктов предлагали зеленые фиги и нарезанный ломтями арбуз. Торговцы вином сидели на корточках рядом с рядами красных амфор, покоящихся в гнездышках из желтой соломы. У подножия ближайшей статуи расположился, скрестя ноги, заклинатель змей и играл на своей дудке, а с циновки перед ним медленно, покачиваясь, поднималась серая змея. Другая змея обвивалась вокруг шеи заклинателя. На жаровнях жарилась нарезанная кусочками рыба. Рабы, сгибаясь под тяжестью вязанок дров, по цепочке передавали их в центр площади; там складывали большой костер для вечернего жертвоприношения Вулкану. Цирюльник громко возвещал о своем искусстве выдирания зубов и в доказательство демонстрировал груду серых и черных пеньков.

Инженер снял шляпу и вытер лоб. Что-то ему здесь не нравилось. Деловой город, подумал он. Просто кишит людьми, стремящимися к наживе. Готов приветствовать любого гостя, пока с него есть чего взять. Аттилий кивком подозвал Коракса, узнать, где тут найти эдилов, — ему пришлось приставить согнутую лодочкой ладонь к самому уху надсмотрщика, чтобы тот его услышал, — и Коракс указал на стоящие в ряд три небольших здания — они образовывали южную сторону площади, — закрытые по случаю празднества. Доска для объявлений пестрела различными официальными объявлениями, свидетельством жизнедеятельности преуспевающей бюрократии. Аттилий мысленно выругался. Ну все через одно место!

— Ты знаешь дорогу к Везувиевым вратам — ты и веди! — крикнул он Кораксу.

Вода в городе была. Пока они пробирались к дальнему концу форума, Аттилий слышал ее шум в большом общественном отхожем месте за храмом Юпитера и журчание, доносящееся с соседних улиц. Инженер старался не отставать от Коракса, и пару раз наступал в сточные канавы, превратившиеся в настоящие потоки; ручьи эти уносили к морю пыль и всякий мусор. Аттилий насчитал семь фонтанов — и все они были переполнены. Потери Августы определенно оказались прибытком для Помпей. Все, что акведук прежде нес по нескольким городам, доставалось теперь им. И пока эти самые города изнемогали под палящим солнцем, в Помпеях дети плескались прямо на улицах.

Это был нелегкий труд — взобраться на холм. Основной поток людей двигался навстречу, к соблазнам форума, и к тому времени, как рабочие добрались к большим северным воротам, там их уже ждал Бакул с лошадьми. Барышник привязал коней к столбу у небольшого здания, прилепившегося к городской стене.

— Местный резервуар? — спросил Аттилий, и Коракс кивнул.

Инженер оглядел здание. Кирпичная постройка, очень похожая на Писцину Мирабилис, и изнутри доносится точно такой же приглушенный шум льющейся воды. Похоже, это была наивысшая точка города. Что ж, вполне разумно. Акведук всегда проводят над городскими стенами в самой высокой точке. Посмотрев вниз, Аттилий разглядел на склоне холма водяные башни, регулирующие напор воды. Инженер послал Мусу в здание резервуара за приставленным к акведуку рабом, а сам тем временем принялся рассматривать лошадей. Выглядели они достаточно пристойно. Скачки на них, конечно, не выиграешь, но для работы годятся. Аттилий отсчитал несколько золотых монет и отдал Бакулу. Тот попробовал каждую на зуб.

— А волы?

Бакул, прижимая руки к сердцу и возводя глаза к небу, принялся клясться, что волы будут готовы к семи часам. Он сразу же их приведет! Барышник пожелал им счастливого пути — «и да будет с вами Меркурий» — и ушел. Впрочем, не далее чем в какую-то забегаловку на противоположной стороне улицы.

Аттилий поделил лошадей. Лучших он отдал Бекко и Корвинию, ибо им предстоял самый длинный путь. Он все еще излагал свои доводы удрученному Кораксу, когда вернувшийся Муса доложил, что в здании резервуара никого нет.

— Что? — резко развернулся Аттилий. — Вообще никого?

— Сегодня же Вулканалия — ты, часом, об этом не забыл?

— Я же говорил, что тебе с него не будет толку, — сказал Коракс.

— Эти мне праздники! — Аттилий со злости едва не пнул стену. — Лучше бы в этом городе нашелся хоть кто-то, желающий работать!

Он с беспокойством оглядел свою жалкую экспедицию и снова подумал, каким же дураком он выставил себя там, в библиотеке командующего, перепутав теоретически возможные вещи с практически исполнимыми. Но теперь уж ничего не поделаешь. Аттилий кашлянул, прочищая горло.

— Ладно. Все знают, кто что должен делать? Бекко, Корвиний — кто-нибудь из вас уже бывал в Абеллине?

— Я бывал, — сказал Бекко.

— Как там все устроено?

— Источник бьет за храмом, посвященным богине вод, и стекает в бассейн. За главного аквария там Пробий. Он же служит жрецом.

— Акварий служит жрецом! — Аттилий с горечью рассмеялся и покачал головой. — Ладно, можешь сказать этому околобожественному акварию, кем бы он там ни был, что богиня в своей небесной мудрости желает, дабы главную заслонку закрыли и переключили всю воду на Беневентум. Сделайте это сразу же, как только доедете туда. Бекко, ты останешься в Абеллине и проследишь, чтобы заслонка оставалась закрытой на протяжении двенадцати часов. Потом откроешь ее обратно. Двенадцать часов — постарайся максимально точно выдержать срок. Сумеешь?

Бекко кивнул.

— Ну а если по какой-нибудь маловероятной причине мы не сумеем починить акведук за двенадцать часов, что тогда? — саркастически поинтересовался Коракс.

— Я об этом уже думал. Как только вода будет перекрыта, Корвиний оставит Бекко у бассейна и поедет вдоль Августы, и будет ехать до тех пор, пока не отыщет нас на северо-восточном склоне Везувия. К тому моменту уже будет ясно, сколько примерно времени займет работа. Если мы не управимся с ней за двенадцать часов, он отправится обратно к Бекко и сообщит, сколько еще нужно продержать заслонку закрытой. Ездить придется много. Ты готов, Корвиний?

— Да, акварий.

— Молодец.

— Двенадцать часов! — повторил Коракс и покачал головой. — Это что же, нам придется работать и ночью?

— А в чем дело, Коракс? Ты что, боишься темноты? — Аттилию снова удалось рассмешить остальных рабочих. — Когда ты найдешь место аварии, прикинь, сколько материалов нам потребуется для ремонта и сколько рабочих рук. Ты останешься там и пришлешь Мусу с сообщением. Я прослежу, чтобы вместе со всем прочим снаряжением мы вытрясли из эдилов еще и достаточно факелов. Как только повозки будут нагружены, я пригоню их сюда, к зданию резервуара, и буду ждать известия от тебя.

— А что, если я не обнаружу места аварии?

Тут Аттилию подумалось, что разобиженный надсмотрщик может, пожалуй, попытаться сорвать работу.

— Тогда мы все равно тронемся в путь и доберемся до тебя еще до наступления ночи. — Аттилий улыбнулся. — Так что не пытайся дурачить меня и попусту тратить время.

— Я не сомневаюсь, что тебя дурачила куча народу, красавчик, но я не из их числа, — злобно взглянул на него Коракс. — Ты не дома, Марк Аттилий. Прими мой совет. Пока ты в этом городе — не забывай о бдительности. Если ты, конечно, понимаешь, о чем я.

И он сделал непристойный жест — тот самый, что уже делал накануне, когда Аттилий разыскивал источник.

Аттилий проводил их до померия, священной границы, проходящей сразу за Везувиевыми вратами. Ее ничем не застраивали из уважения к божествам — хранителям города.

Дорога огибала город, словно скаковой круг; она проходила рядом с бронзовыми мастерскими, а потом — через большое кладбище. Когда отъезжающие вскочили в седла, Аттилий почувствовал, что должен сказать какое-нибудь напутствие — что-нибудь вроде того, что говорил Цезарь перед битвой, — но он никогда не умел изъясняться подобным образом.

— Когда закончим с этим, я куплю вина на всех, — сказал он и, запнувшись, добавил: — В самой лучшей лавке, какая только есть в Помпеях.

— И женщину! — ткнул в него пальцем Муса. — Не забудь про женщин, акварий!

— За женщину ты можешь заплатить и сам.

— Если найдет шлюху, которая согласится пойти с ним!

— Иди ты, Бекко. Ладно, до встречи!

И прежде чем Аттилий сообразил, что бы еще такого сказать, они пришпорили коней и принялись пробираться сквозь толпу, стремящуюся в город.

Коракс и Муса свернули налево, в сторону Нолы, а Бекко и Корвиний — направо, на дорогу, ведущую к Нуцерии и Абеллину. Когда они рысью въехали в некрополь, оглянулся один лишь Коракс — не на Аттилия, а на городские стены. Его взгляд последний раз скользнул по крепостному валу и сторожевым башням. Потом надсмотрщик покрепче уселся в седле и свернул в сторону Везувия.

Инженер смотрел им вслед, пока всадники не исчезли за гробницами; лишь облачко коричневой пыли на фоне белых стен отмечало путь, которым они только что проехали. Аттилий постоял несколько мгновений — он почти не знал этих людей, и однако же теперь с ними было связано столько его надежд и упований на будущее! — и вернулся обратно к городским воротам.

Лишь пристроившись в хвост очереди пешеходов, ожидавших возможности войти в городские ворота, Аттилий заметил небольшой бугорок в том месте, где туннель акведука проходил под городской стеной. Инженер остановился и, развернувшись, отыскал взглядом ближайший люк в акведуке — и понял, к своему изумлению, что прямая, проведенная через эти две точки, указывает точнехонько на вершину Везувия. Здесь, на суше, гора казалась даже более массивной, чем при взгляде с моря — из-за дымки, порожденной пылью и жарой, — но выглядела какой-то размытой и скорее голубовато-серой, чем зеленой. Нет, не может быть, чтобы это ответвление и вправду поднималось на сам Везувий. Должно быть, оно сворачивает на восток у подножия горы, и оттуда уже и идет к главному водоводу Августы. Эх, знать бы точно, где именно они соединяются! Акварий горько пожалел, что не знаком с рельефом этой местности, ее камнем и почвой. Но что поделаешь, Кампанья пока что оставалась для него загадкой.

Аттилий прошел под воротами и выбрался из их тени на залитую солнцем небольшую площадь. Он вдруг как-то очень остро осознал, что остался один в незнакомом городе. Знают ли Помпеи о несчастье, разразившемся за их стенами? Волнует ли их это несчастье? Беззаботное бурление города казалось ему насмешкой. Аттилий прошел вдоль стены здания резервуара и через короткий переулок ко входу.

— Есть здесь кто-нибудь?

Ответа не последовало. Отсюда инженер более отчетливо слышал шум воды в акведуке. Он толкнул низкую деревянную дверь, и в лицо ему сразу же ударила водяная пыль и тот резкий, шероховатый, сладкий запах, что сопровождал его всю его жизнь — запах чистой воды, падающей на теплые камни.

Аттилий вошел внутрь. Полосы света, падающие из двух узких окон, пронизывали прохладную тьму. Но Аттилий не нуждался в свете, чтобы понять, как устроен резервуар. За долгие годы он повидал десятки таких. Все они были одинаковы, все проектировались по принципам, сформулированным Витрувием. Туннель здешнего ответвления уступал размерами главному водоводу Августы, но все равно оставался достаточно большим, чтобы в него можно было залезть и при необходимости починить. Вода лилась сквозь бронзовую сетку в мелкий, камнем отделанный бассейн, разделенный деревянными воротами. Из него уходили три большие свинцовые трубы. Центральная питала питьевые фонтаны, левая — частные дома, а правая — общественные бани, термы и театры. Что было здесь необычным — так это напор воды. Мало того, что все стены были мокрыми от брызг — поток нес по туннелю всяческий мусор, и тот застревал в ячейках решетки. Аттилий разглядел листья, ветки и даже несколько мелких камней. Возмутительная неаккуратность. Неудивительно, что Коракс сказал, что ему не будет проку от местного раба.

Аттилий перебрался через бетонную стену резервуара и спустился в эту бурлящую заводь. Вода доходила ему почти до пояса. Ощущение было такое, словно погружаешься в теплый шелк. Инженер с трудом преодолел несколько шагов, отделявших его от решетки, и опустил руки под воду, отыскивая крепления решетки. Нашел и отвинтил. Потом еще два, верхние. Потом снял решетку и отступил, пропуская мимо весь накопившийся мусор.

— Есть здесь кто-нибудь?

Неожиданно раздавшийся голос заставил Аттилия вздрогнуть. В дверном проеме стоял какой-то юноша.

— Конечно, есть, дурень! Не видно, что ли?

— Что ты делаешь?

— Это ты — здешний раб? Если да, то я выполняю твою работу — вот что я делаю. Подожди.

Аттилий привинтил решетку обратно, добрел до бортика резервуара и выбрался наружу.

— Я — Марк Аттилий. Новый акварий Аквы Августы. А тебя как зовут — кроме как ленивым идиотом?

— Тиро, акварий. — Глаза юноши были широко распахнуты и встревоженно метались из стороны в сторону. — Прости меня! — Он рухнул на колени. — Сегодня праздник, и я проспал...

— Ладно, неважно.

Юноше было всего лет шестнадцать — жалкий заморыш, худой, словно бродячая собака. Аттилий пожалел, что был так резок.

— Пойдем наверх. Проведешь меня к магистратам.

Он протянул руку, но раб никак на это не отреагировал. Его глаза по-прежнему продолжали метаться. Аттилий провел ладонью перед лицом Тиро.

— Ты что, слепой?

— Да, акварий.

Слепой проводник. Неудивительно, что Коракс заухмылялся, когда Аттилий спросил про здешнего раба. Слепой провожатый во враждебном городе!

— Но как же ты выполняешь свои обязанности, если ты слеп?

— Я слышу лучше всех. — Несмотря на беспокойство, в голосе Тиро проскользнула нотка гордости. — Я могу по шуму воды сказать, насколько силен поток и не засорилась ли решетка. Я чувствую это по запаху. Я могу по вкусу определить, не попало ли в нее каких примесей.

Юноша поднял голову и принюхался.

— Сегодня мне даже не нужно регулировать поток при помощи ворот. Он никогда еще не бывал настолько сильным.

— Это правда.

Инженер кивнул. Пожалуй, он недооценил мальчишку.

— Главный водовод заблокирован, где-то на отрезке между Помпеями и Нолой. Потому-то я и пришел сюда, чтобы мне помогли его починить. Ты принадлежишь городу?

Тиро кивнул.

— Кто здесь магистраты?

— Марк Голконий и Квинт Бриттий, — тут же откликнулся Тиро. — Эдилы — Луций Попидий и Гай Куспий.

— Кто отвечает за снабжение водой?

— Попидий.

— Где мне его найти?

— Но сегодня же праздник...

— Хорошо. В таком случае, где его дом?

— Ниже по склону, акварий, если идти в сторону Стабийских врат налево. Сразу за большим перекрестком. — Тиро энергично почесал ногу. — Я могу тебя провести, если хочешь.

— Может, я лучше сам?

— Нет-нет! — Тиро уже выскочил в переулок, так ему не терпелось доказать, что и он может быть полезным. — Я могу довести тебя туда! Вот увидишь!

Они вместе спустились в город. Помпеи раскинулись внизу: беспорядочная мешанина терракотовых крыш, сбегающих к искрящемуся под солнцем морю. Слева рамкой для этой картины служил синий гребень Суррентского полуострова, справа — поросший лесом отрог Везувия. Аттилию подумалось, что лучшего места для города и представить трудно: достаточно высоко над заливом, чтобы его овевал ветер, и при этом достаточно близко к берегу, чтобы город мог наслаждаться всеми выгодами средиземноморского образа жизни. Неудивительно, что Помпеи так быстро восстановились после землетрясения.

Вдоль улицы выстроились дома — не римские многоквартирные дома, расползающиеся на целые кварталы, а узкие строения без окон, которые словно бы повернулись спиной к улице с ее шумом и смотрят внутрь себя. Лишь иногда сквозь открытую дверь можно было разглядеть прохладный мозаичный пол прихожей, солнечный дворик, фонтан — но если не считать этих мимолетных видений, монотонность желто-коричневых стен оживляли лишь намалеванные красной краской предвыборные лозунги.

«Весь народ одобряет выдвижение кандидатуры Куспия на пост эдила».

«Торговцы фруктами и Гельвий Весталий поддерживают избрание Марка Голкония Приска на должность мирового судьи».

«Почитатели Исиды поддерживают избрание Луция Попидия Секунда на должность эдила».

— Похоже, Тиро, у вас весь город только и думает, что о выборах. Тут все даже хлеще, чем в Риме.

— Свободные люди раз в год, в марте, избирают новых магистратов, акварий.

Они шли быстро. Тиро шагал чуть впереди Аттилия, уверенно пробираясь через переполненный народом тротуар и время от времени наступая в водосточный желоб. Акварию пришлось попросить юношу идти помедленнее. Тиро извинился. Он бодро сообщил, что родился слепым; его вынесли на мусорную свалку за городскими стенами и оставили там умирать. Но кто-то подобрал его, и он с шести лет бегал по городу со всякими поручениями. Так что он ориентировался здесь и без зрения, на одних инстинктах.

— Этот эдил, Попидий, — сказал Аттилий, когда ему третий раз попался лозунг с этим именем, — должно быть, из той самой семьи, которой когда-то принадлежал Амплиат.

Но Тиро, несмотря на его острый слух, на этот раз предпочел притвориться, будто ничего не расслышал.

Они дошли до большого перекрестка; на нем стояла огромная триумфальная арка, покоящаяся на четырех мраморных колоннах. Каменная упряжка из четырех лошадей неслась вскачь на фоне ослепительно синего неба, увлекая за собой золотую колесницу Виктории, богини победы. Памятник был посвящен другому Голконию — Марку Голконию Руфу, скончавшемуся шестьдесят лет назад. Аттилий даже приостановился рядом с аркой и прочитал надпись: военный трибун, жрец божественного Августа, пять раз избиравшийся магистратом, покровитель города.

И везде одни и те же имена. Голконии, Попидий, Куспии... Рядовые граждане могут, конечно, каждую весну заворачиваться в тоги, слушать речи, бросать свои таблички в урны и избирать новый состав магистратов. И все равно на виду из года в год одни и те же лица. Впрочем, политикой акварий тоже не интересовался. У него просто не было на это времени, как и на богов.

Аттилий уже собрался перейти перекресток — и вдруг замер на полушаге, отдернул ногу и поставил обратно. Ему показалось, что по каменным плитам бежит рябь. Через город прошла мощная сухая волна. В следующее мгновение аквария с силой качнуло, — как в тот миг, когда «Минерва» остановилась у причала, — и ему пришлось ухватиться за руку Тиро, чтобы не упасть. Раздались крики. Пронзительно заржала лошадь. На противоположной стороне перекрестка с крутой крыши сорвалась черепица и вдребезги разбилась о мостовую. На несколько мгновений Помпеи оцепенели. Но потом, постепенно, город вновь ожил. Люди перевели дыхание. Прерванные разговоры вновь возобновились. Возница хлестнул кнутом перепуганную лошадь, и повозка рванула вперед.

Тиро воспользовался временным затишьем, чтобы перебежать на другую сторону дороги. Аттилий, мгновение поколебавшись, последовал за ним, втайне опасаясь, что каменные плиты сейчас подадутся под кожаными подошвами его сандалий. Пережитое ощущение заставило его занервничать — настолько сильно, что акварию не хотелось сознаваться в этом даже самому себе. Но ведь вправду, если нельзя полагаться на землю, по которой ходишь, на что ж тогда полагаться?

Раб ждал его на другой стороне. Слепые глаза, безостановочно движущиеся в поисках того, чего им все равно не дано было разглядеть, придавали юноше неуверенный вид.

— Не волнуйся, акварий. Этим летом тут такое творится постоянно. Наверное, только за последние два дня вздрагивало раз десять. Земля жалуется на жару!

Он протянул руку, но Аттилий ее не принял. Ситуация показалась ему унизительной — докатились слепой успокаивает зрячего! — и он самостоятельно взобрался на высокий тротуар.

— Где этот чертов дом? — раздраженно поинтересовался он.

Тиро неопределенно махнул рукой, указывая куда-то дальше по улице.

Аттилий оглядел улицу. Все те же глухие стены. С одной стороны — пекарня. Очередь в лавочку, торгующую сладостями. Из прачечной напротив доносится вонь мочи, а у тротуара расставлены горшки для прохожих (известно ведь, что нет лучше средства для стирки, чем человеческая моча). За прачечной — театр. Над большой дверью — вездесущий лозунг «Соседи поддерживают избрание Луция По-пидия Секунда на пост эдила. Он докажет, что достоин этого». Самостоятельно Аттилию никогда бы не удалось разыскать это место.

— Акварий, а можно я кое о чем спрошу?

— О чем?

— А где Экзомний?

— Этого никто не знает, Тиро. Он исчез.

Раб обдумал эту новость и медленно кивнул.

— Экзомний был похож на тебя. Он тоже никак не мог привыкнуть к толчкам. Он говорил, что это ему напоминает время перед большим землетрясением — оно случилось в тот год, когда я родился.

Похоже было, будто юноша вот-вот расплачется. Аттилий взял Тиро за плечо и внимательно осмотрел. Парень явно что-то знал.

— Экзомний бывал в Помпеях в последнее время?

— Конечно. Он здесь жил.

Пальцы Аттилия невольно сжались.

— Он жил здесь? В Помпеях?

Акварий был сбит с толку — и в то же время сразу почувствовал, что это правда. Тогда понятно, почему комнаты Экзомния в Мизенах настолько безлики, почему Коракс не хотел, чтобы он, Аттилий, приезжал в Помпеи, и почему надсмотрщик так странно себя вел, попав сюда — то и дело озирался, выискивая кого-то в толпе.

— У него комнаты в доме Африкана, — сказал Тиро. — Он часто там жил. Не постоянно, но часто.

— А когда ты последний раз разговаривал с ним?

— Не помню.

На лице юноши появилась тень испуга. Он повернул голову, словно пытаясь взглянуть на руку аквария у себя на плече. Аттилий быстро отпустил его и успокаивающе похлопал по руке:

— Попробуй вспомнить, Тиро. Возможно, это важно.

— Я не знаю.

— Ну хотя бы до праздника Нептуна или после?

Нептуналии проводились в двадцать третий день июля, и в календаре людей, связанных с акведуками, этот праздник был самым главным.

— После. Точно после. Наверное, недели черездве.

— Две недели? Тогда ты, должно быть, один из последних, кто разговаривал с ним. И что, его беспокоили эти толчки?

Тиро снова кивнул.

— А Амплиат? Они же были друзьями, верно? Часто ли они встречались?

Раб указал на свои глаза:

— Я же не вижу...

Нет, подумал Аттилий. Но готов побиться об заклад, что ты все слышишь. От такого, как ты, ни один слух не ускользнет. Он посмотрел на дом Попидия.

— Ну, хорошо, Тиро. Можешь возвращаться к резервуару. Занимайся своими делами. Спасибо, что помог.

— И тебе спасибо, акварий.

Тиро поклонился, взял руку Аттилия и поцеловал. А потом повернулся и зашагал вверх по улице, в сторону Везувиевых врат, непринужденно скользя среди праздничной толпы.