– Давай, – отозвался я.

– Я, правда, пришел на целый час раньше... – добавил он, извиняясь.

– Пустяки, – сказал я. – Я тут, как видишь, просто помираю с тоски...

Крыса засмеялся. Он находился где-то сразу позади меня. Казалось, еще немного – и я прикоснусь к нему спиной.

– Прямо как в старые добрые времена... – сказал Крыса.

– По-моему, нам с тобой всю жизнь удается поговорить по душам, лишь когда оба помираем со скуки, – заметил я.

– Хм-м... А что – пожалуй, ты прав!

И Крыса широко улыбнулся. Это я понял, даже сидя в кромешном мраке к нему спиной. По тому, как слегка разрядилось напряжение в черном воздухе, по другим мелочам – я умел различать тот миг, когда он улыбается. Слишком долго мы с ним были друзьями. Так долго, что замучаешься вспоминать.

– С другой стороны, кто это сказал: «друзья по скуке – лучшие друзья»? – прибавил он.

– Да ты же, небось, сам и сказал.

– Хм! Чутье тебя, как всегда, не подводит...

Я тяжело вздохнул:

– На этот раз мое чутье подвело меня так, что хоть волком вой. Просто жить неохота, ей-богу! Даром, что вы мне столько подсказок подсовывали всю дорогу...

– Ладно, что уж теперь... Все, что требовалось, ты сделал, как нужно.

Я не стал ничего говорить. Крыса тоже молчал и, я уверен, даже в темноте разглядывал, как обычно, пальцы на левой руке.

– Представляю, сколько неприятностей я доставил тебе! – сказал он наконец. – Мне правда очень неловко. Но другого выхода у меня не было. Кроме тебя, было совершенно некого попросить. Да я уже писал тебе обо всем этом...

– Нет, погоди! Вот как раз обо всем этом ты уж мне, будь добр, расскажи. Все это, знаешь ли, пока очень плохо укладывается у меня в голове...

– Конечно, – сказал Крыса. – Конечно, расскажу. Но сначала мы выпьем пива.

Я поднялся было с дивана, чтобы пойти за пивом, но Крыса остановил меня.

– Сиди, сам принесу, – сказал он. – Все-таки ты у меня в гостях...

Привычно-уверенными шагами Крыса прошел в темноте на кухню, открыл холодильник и начал набирать оттуда в охапку банку за банкой. Слушая, как он делает все это, я попеременно то закрывал, то открывал глаза. Темнота с открытыми глазами и темнота с закрытыми глазами несколько отличались по цвету. Крыса вернулся и выставил на стол одну за другой несколько банок с пивом. Я пошарил рукой по столу, нащупал одну, откупорил и выпил залпом чуть ли не половину.

– Когда ничего не видать, даже пиво не кажется пивом, – сказал я.

– Извини, но будет гораздо лучше, если мы поговорим в темноте...

Добрые пару минут мы с ним молча глотали пиво.

– Итак, – начал он наконец и откашлялся. Я поставил опустевшую банку на стол и, кутаясь в одеяло, приготовился к продолжению. Но продолжения не наступало. Я лишь слышал в темноте, как он болтал банкой из стороны в сторону, проверяя, сколько осталось пива. Старая привычка.

– Итак, – повторил он. И, залпом осушив пиво, лязгнул пустой банкой о крышку стола. – Начнем, пожалуй, с вопроса: что вообще заставило меня здесь поселиться. Тебя ведь и это интересует, как я понимаю?

Я ничего не ответил. Он подождал немного, понял, что ответа ждать бесполезно, и продолжал:

– Отец мой откупил эту усадьбу в пятьдесят третьем. Мне тогда было пять лет. До сих пор не знаю толком, зачем ему понадобился дом в такой глуши. Скорее всего, на распродаже бывшего имущества американской армии ее уступали за смехотворную цену. Да ты и сам видишь – дорог вокруг никаких; пока доберешься досюда, проклянешь все на свете. Летом еще ничего, а уж как снег повалит – что здесь делать человеку, вообще непонятно. Янки хотели здесь построить радиолокационную базу, и даже начали дорогу прокладывать, да скоро смекнули, что средств не хватит, и все работы свернули. Городок внизу – нищий, о том, чтоб дорогу достроить, и не помышляет. Да и зачем такая дорога могла бы пригодиться – пусть даже доведенная до ума?.. Вот так и вышло, что люди эту землю прокляли и забыли.

– А что, Профессор Овца не хотел вернуться?

– Профессор Овца живет в своих воспоминаниях. И не хочет никуда возвращаться.

– Пожалуй, что так... – пробормотал я.

– Ты пиво-то пей! – подзадорил меня Крыса.

– Да мне уже хватит, – сказал я. Керосинка погасла давным-давно, и, несмотря на толстое одеяло, тело мое промерзало так, что зуб на зуб не попадал. Крыса вскрыл очередную банку и продолжал пить пиво один.

– Отец в это место просто влюбился. Дорогу, где нужно, отремонтировал. Дом подлатал. Деньги, надо думать, ухлопал немалые! Зато теперь, была бы машина, летом здесь можно очень неплохо прожить. С печкой, туалетом, душем, телефоном и аварийной электростанцией. Что за жизнь здесь вел Профессор Овца – я даже гадать не берусь...

И Крыса издал горлом странный звук: не разобрать – то ли сдавленный вздох, то ли просто пивная отрыжка.

– С пятьдесят пятого по шестьдесят третий мы каждое лето приезжали сюда всей семьей. Родители, мы с сестрой и наша гувернантка. Если подумать, то был самый достойный период моей жизни... Пастбища перед домом – как и сейчас, впрочем – сдавались городу в аренду, и летом вся долина заполнялась овцами. Докуда глаз хватало – сплошное море овец! Так у меня и осталось в памяти на всю жизнь: подумаю о лете – сразу овец вспоминаю...

Слушая Крысу, я вдруг почувствовал, что очень плохо понимаю, что значит иметь в своем распоряжении загородную виллу. И, видимо, уже никогда не пойму.

– А к середине шестидесятых наши семейные приезды сюда прекратились. Купили новую усадьбу поближе к дому, сестра вышла замуж, да и я стал реже в семье появляться. У отца фирму долго лихорадило; да много всяких причин. В общем, это место опять оказалось заброшено и забыто. Сам я последний раз приезжал сюда в шестьдесят седьмом. Один приезжал. И жил здесь примерно месяц... На этом Крыса споткнулся, будто вспомнив о чем-то, и замолчал.

– Не скучно было? – осторожно спросил я.

– Скучно? Ну, нет! Будь моя воля, я бы здесь на всю жизнь остался. Но как раз этого я позволить себе не мог. Дом-то отцовский. А жить в долгу у родителей тогда было не в моих правилах.

– Почему – «тогда»? Разве сейчас не так?

– Да, конечно... – согласился Крыса. – С тех пор я решил сюда больше не приезжать. Но однажды заехал в Саппоро, и в холле отеля «Дельфин» увидал на стене фотографию. И страшно захотелось взглянуть на эти места хотя бы еще разок. Чего бы это ни стоило. Скажем так, из совершенно сентиментальных соображений. Ты ведь тоже, наверное, иногда бываешь сентиментальным?

– Случается, – сказал я. И вспомнил про море, похороненное под бетонными небоскребами.

– И вот я знакомлюсь с Профессором Овцой и выслушиваю его историю. Про овцу со звездой на спине, которая явилась к нему во сне... Это ты знаешь?

– Да уж, знаю.

– Ну, тогда остальное рассказываю в трех словах. Вскоре у меня появилось навязчивое желание провести в долине всю зиму. Желание дикое, сродни наваждению. Отец, не отец – тут уже все равно. Я наспех собираюсь и мчу сюда, себя не помня.

Как будто кто-то специально заманивает меня, понимаешь?..

– И здесь ты встречаешь Овцу. Так?

– Именно так, – ответил Крыса.

– О том, что случилось дальше, рассказывать очень жутко, – сказал Крыса. – Какими бы словами я ни описывал эту жуть, тебе ее все равно не постичь. И он с хрустом смял одну за другой две опустевшие жестянки из-под пива.

– Так что давай лучше ты сам будешь задавать мне вопросы. Я ведь смотрю, тебе уже почти все известно, на так ли?

– Можно спрашивать как попало?

– Можно, мне все равно.

– Ты уже умер, да?

Прошло много, до животного ужаса много времени, прежде чем я услышал ответ. Может быть, на самом деле, эта пауза измерялась всего несколькими секундами – но их было достаточно, чтобы я чуть не отдал Богу душу от страха. Во рту пересохло так, будто его набили песком.

– Да, – очень тихо ответил Крыса. – Я уже умер.