Глава 26
В тот вечер я взошел на кафедру в странном настроении.
Церковь была полна народу. Вряд ли такое необычное стечение верующих можно было объяснить желанием послушать проповедь Хоуза. Хоуз – нудный догматик.
А если они успели проведать, что я буду говорить вместо Хоуза, это тоже не могло их привлечь. Мои ученые проповеди не менее нудны. Боюсь, что приписать эту многолюдность религиозному рвению тоже нельзя.
Я решил, что все пришли поглядеть, кто еще будет в церкви, и, возможно, немного посплетничать после службы.
Среди прихожан оказались Хэйдок, что было у него не в обычае, и Лоуренс Реддинг. К своему удивлению, я увидел рядом с Лоуренсом Хоуза, лицо у него было бледное, напряженное. Была здесь и Анна Протеро – она всегда посещает вечернюю службу по воскресеньям, но на этот раз я не ожидал ее увидеть. Гораздо более меня удивило присутствие Летиции. Воскресных утренних служб она не пропускала, полковник Протеро вменял это в обязанность домашним, но на вечерней службе я видел Летицию впервые.
Пришла и Глэдис Крэм, она выглядела вызывающе юной и пышущей здоровьем рядом с высохшими старыми девами; и, как мне показалось, в темном углу, куда она проскользнула перед самым началом, сидела миссис Лестрэндж.
Стоит ли упоминать, что миссис Прайс Ридли, мисс Хартнелл, мисс Уэзерби и мисс Марпл присутствовали в полном составе. Вся деревня, как один человек, явилась в церковь. Не припомню такого собрания в нашем приходе.
Толпа обладает странным свойством. В тот вечер атмосфера явно была насыщена магнетизмом, и первым это почувствовал я.
Как правило, я готовлюсь к проповеди заблаговременно. Я готовлю свои проповеди с превеликой тщательностью и ответственностью, но, увы, никто лучше меня не видит их недостатков.
В тот вечер по воле обстоятельств пришлось проповедовать ex tempore, и, когда я взглянул на море поднятых ко мне лиц, мой мозг захлестнуло безумие. Во мне ничего не осталось от служителя Божьего. Я превратился в актера. Передо мной была публика, и я жаждал власти над чувствами публики, более того – я чувствовал, что эта власть в моих руках.
Мне не пристало гордиться тем, что я сделал в тот вечер. Я всегда был серьезным противником эмоций, всяких сектантских радений. Но в этот вечер я сыграл роль неистового, красноречивого проповедника.
Я очень четко произнес евангельскую тему проповеди: «Я пришел не праведников, но грешников призвать к покаянию». Дважды повторил эти слова и услышал собственный голос, сильный, звучный, абсолютно непохожий на голос Леонарда Клемента.
Я увидел, как Гризельда в первом ряду подняла удивленный взгляд, и Деннис последовал ее примеру.
На минуту я задержал дыхание, а потом дал себе волю.
Все собравшиеся в тот вечер в церкви были и без того взвинчены, готовы к взрыву эмоций – было легко сыграть на их чувствах. И я играл. Я призвал грешников к раскаянию. Я взвинтил себя до какого-то дикого экстаза. Я то и дело выбрасывал вперед руку с указующим на грешника перстом и каждый раз сопровождал обличающий жест словами:
– Я обращаюсь к тебе!
И каждый раз в ответ на эти слова с разных сторон до меня доносился общий вздох, почти рыдание.
Чувства толпы – это нечто необъяснимое и ужасное.
Я закончил проповедь прекрасными, грозными словами, быть может, самыми грозными словами в Библии: «Если в эту ночь душу твою возьмут от тебя...»
Это было недолговечное, странное вдохновение. Домой я вернулся прежним, бесцветным и неприметным человеком. Гризельда меня ждала. Она была немного бледна. Она взяла меня под руку.
– Лен, – сказала она, – ты сегодня был такой... беспощадный. Мне это не понравилось. Я никогда раньше не слышала такой проповеди.
– И думаю, что больше никогда и не услышишь, – сказал я, в изнеможении добираясь до дивана. Я чувствовал себя совершенно измученным.
– Что с тобой стряслось?
– На меня накатило безумие.
– О! А ничего такого, особенного, не было?
– Что значит – «ничего особенного»?
– Просто спросила, и все. Ты человек непредсказуемый, Лен. Мне всегда кажется, что я тебя совсем не знаю.
Мы сели за стол. Ужин был холодный ввиду отсутствия Мэри.
– Тебе письмо в холле лежит, – сказала Гризельда. – Деннис, принеси, пожалуйста.
Деннис, не проронивший ни слова за весь вечер, молча пошел за письмом.
Я взглянул на письмо и невольно застонал. В левом верхнем углу было написано: «С посыльным. Срочно».
– Это, несомненно, от мисс Марпл, – сказал я. – Больше не от кого.
Мое предположение оправдалось.
«Дорогой мистер Клемент, мне очень хотелось бы поговорить с вами о нескольких мелочах, которые пришли мне в голову. Мне кажется, все мы должны по мере сил помочь в расследовании этой печальной тайны. Я подойду, с вашего разрешения, около половины десятого и стукну в окошко кабинета. Не будет ли милая Гризельда так добра – пусть забежит к нам и поможет моему племяннику скоротать вечер. Разумеется, мы будем рады и мистеру Деннису, если он захочет прийти. Если не будет другого ответа, я дождусь их и приду к вам в назначенное время.
Искренне ваша,
Джейн Марпл».
Я протянул письмо Гризельде.
– Ой, мы непременно пойдем, – весело воскликнула она. – Стаканчик-другой домашней наливки – как раз то, что нужно человеку в воскресный вечерок. По-моему, Мэри сегодня приготовила особенно удручающее бланманже. От него у нас такое похоронное настроение.
Деннис встретил приглашение далеко не так восторженно.
– Вам-то хорошо, – проворчал он. – Рассуждаете обо всех этих высоких материях, о книгах, об искусстве. А я сижу развесив уши и чувствую себя круглым идиотом.
– Это тебе полезно, – как ни в чем не бывало откликнулась Гризельда. – Чтобы ты помнил свое место. А вообще, по-моему, мистер Рэймонд Уэст вовсе не такой уж всезнайка, он больше представляется.
– Всезнаек среди нас нет, – сказал я.
Мне не терпелось узнать, что именно хочет сказать мне мисс Марпл. Из всех дам моего прихода она, безусловно, самая проницательная. Мало того, что она видит и слышит практически все, что творится вокруг, – она еще умеет дать удивительно точное и убедительное истолкование фактам, которые привлекли ее внимание.
Если бы я когда-либо решил вступить на стезю преступления, то больше всего опасался бы мисс Марпл.
«Спасательно-развлекательная экспедиция к племяннику» – так ее назвала Гризельда – отправилась в поход в начале десятого, а я в ожидании мисс Марпл развлекался тем, что составлял нечто вроде описи фактов, связанных с преступлением. Я расположил их в более или менее хронологическом порядке. Человеком пунктуальным меня не назовешь, но я люблю аккуратность, и мне нравится записывать все в надлежащем порядке.
Точно в половине десятого в окно тихонько постучали, я встал и впустил в кабинет мисс Марпл.
На голову и плечи у нее была накинута тончайшая, пушистая шотландская шаль, и от этого она казалась старенькой и хрупкой. Она вошла и сразу же начала говорить, торопясь и слегка запыхавшись от волнения:
– Вы так добры, что позволили мне зайти... Душечка Гризельда – сама доброта... Рэймонд от нее без ума, всегда говорит о ней: прелестная головка Грёза... Можно присесть сюда? Это не ваше кресло? О, благодарю вас... Нет, что вы, не надо скамеечки для ног.
Я повесил шотландскую шаль на спинку стула, потом подошел и сел в кресло напротив своей гостьи. Мы сидели и глядели друг на друга; на лице мисс Марпл заиграла лукавая улыбка.
– Вот вы сейчас сидите и думаете – отчего я во все это вмешиваюсь? Наверно, вам кажется, что это не женского ума дело. Нет-нет, прошу вас, позвольте мне объяснить все самой.
Она на минуту умолкла, и щеки ее начали медленно заливаться нежным румянцем.
– Видите ли, – наконец начала она, – когда живешь совсем одна в таком заброшенном уголке, поневоле приходится искать себе хобби. Ну, разумеется, есть и вязание, и образцовые дети, и благотворительность, можно и пейзажи рисовать, но у меня одно хобби с давних пор: человеческая натура. Такое разнообразие, так невероятно увлекательно! И как-то само собой получается, что, когда человек живет в глухой деревушке, где нет никаких развлечений, у него возникает масса возможностей стать настоящим знатоком, если так можно сказать. Начинаешь классифицировать людей – словно они птицы или цветы: такой-то класс, такой-то род, такой-то вид. Разумеется, порой можно и ошибиться, но со временем ошибаешься все реже. Знаете ли, привыкаешь себя проверять на практике. Например, берешь мелкую загадку – помните, милая Гризельда так смеялась над историей с полупинтой креветок? Эту мелочь и тайной не назовешь, и тем не менее она абсолютно неразрешима, если не найти верный ключ. Или вот еще случай с подменой микстуры от кашля и с зонтиком жены мясника – он тут как бы и ни при чем, если не предположить, что бакалейщик и жена аптекаря ведут себя совершенно неподобающим образом; конечно, так оно и оказалось. Это так увлекательно, когда поразмыслишь над чем-нибудь, а потом убеждаешься в своей правоте.
– А вы всегда оказываетесь правы, мне кажется, – улыбнулся я.
– В том-то и дело, что из-за этого становишься чуточку самоуверенной, – созналась мисс Марпл. – Но мне так хотелось проверить, смогу ли я также разгадать настоящую, серьезную тайну. То есть сумею ли я в ней разобраться. Рассуждая логически, это совершенно тот же процесс. В конце концов, маленькая действующая модель торпеды практически мало отличается от настоящей торпеды.
– Вы считаете, что все дело в подобии, а размеры относительны? – медленно проговорил я. – Должно быть, это так, признаю, это логично. Но я не уверен, что теория всегда подтверждается практикой.
– Уверяю вас, это одно и то же, – сказала мисс Марпл. – Видите ли, все можно свести к общему знаменателю, кажется, мы так это называли в школе? Во-первых, деньги, затем привлекательность... ммм... для людей противоположного пола, и, конечно, разные странности – людей со странностями такое множество, не правда ли? Признаться, когда узнаешь человека получше, непременно углядишь в нем какую-то странность. Нормальные люди иногда такое выкинут, что и не придумаешь, а ненормальные часто ведут себя очень разумно. Понимаете, единственный выход – сравнивать людей с другими, которых вы знаете или знали раньше. Вы бы очень удивились, если бы я вам сказала, что всех людей можно отнести к немногим определенным типам.
– Вы меня пугаете, – сказал я. – Я себя чувствую как под микроскопом.
– Вы, конечно, понимаете, что у меня и в мыслях не было говорить об этом ни с полковником Мельчеттом – он такой властный, ни с бедняжкой инспектором Слаком – он ведь точь-в-точь как молоденькая продавщица в обувной лавке, которая хочет непременно заставить вас купить лакированные лодочки, потому что у нее есть как раз ваш размер, и слышать не хочет, что вам нужны простые опойковые туфли.
Честно говоря, это блестящая характеристика Слака.
– Но вы, мистер Клемент, знаете о преступлении не меньше инспектора Слака, я уверена. И я подумала, что если мы с вами станем работать вместе...
– Как знать, – сказал я. – Должно быть, каждый человек в глубине души воображает себя Шерлоком Холмсом.
Потом я рассказал ей про три письма, полученных сегодня. Рассказал и о том, как Анна нашла портрет, изуродованный до неузнаваемости ножом. Описал и поведение мисс Крэм в полицейском участке, упомянул и о том, как Хэйдок определил подобранный мною кристалл.
– А так как я его нашел, то мне и хотелось бы, чтобы он имел решающее значение, – сказал я в заключение. – Но, всего вероятнее, этот кристалл вообще не имеет отношения к нашему делу.
– А я за эти дни прочла кучу американских детективов – брала в библиотеке, – сказала мисс Марпл. – Может пригодиться для дела.
– Там ничего нет про пикриновую кислоту?
– Боюсь, что нет. Однако я где-то читала, что одного человека отравили, растирая его вместо лекарства пикриновой кислотой на ланолине.
– Но у нас тут никого не отравляли, так что это не подходит, – сказал я.
Потом взял со стола и подал ей свой небольшой реестр.
– Вот моя попытка восстановить некоторые факты, привести их в порядок, – сказал я.
Опись фактов
Четверг, 21 сего месяца.
12.30 – полковник Протеро переносит время своего визита с 18.00 часов на 18.15. Весьма возможно, что это слышала вся деревня.
12.45 – пистолет в последний раз видели лежащим на своем месте (несколько сомнительно, так как ранее миссис Арчер утверждала, что этого не помнит).
17.30 (примерно) – полковник и миссис Протеро выезжают из дому в деревню на машине.
17.30 – ложный вызов к умирающему, звонили из привратницкой у Северных ворот.
18.15 (или раньше на одну-две минуты) – полковник Протеро зашел в мой кабинет, куда его проводила Мэри.
18.20 – миссис Протеро проходит аллеей со стороны сада к окну кабинета. Она не видела полковника Протеро.
18.29 – звонок из коттеджа Лоуренса Реддинга к миссис Прайс Ридли (по данным с телефонной станции).
18.30 – 18.35 – слышен выстрел (если считать, что время телефонного звонка было указано точно). По показаниям Лоуренса Реддинга, Анны Протеро и доктора Стоуна, выстрел был слышен раньше, но весьма вероятно, что права миссис П. Р.
18.45 – Лоуренс Реддинг приходит в мой дом и обнаруживает труп.
18.48 – я встречаюсь с Лоуренсом Реддингом.
18.49 – я обнаруживаю труп.
18.55 – Хэйдок осматривает труп.
Примечание. Никакого алиби на время с 18.30 до 18.35 нет у двух лиц – у мисс Крэм и миссис Лестрэндж. Мисс Крэм говорит, что была на раскопках, но свидетелей нет. Однако подозрение с нее может быть снято, так как она явно не связана с этим делом. Миссис Лестрэндж вышла от доктора Хэйдока в самом начале седьмого, так как торопилась на свидание. Где и с кем было назначено свидание? Едва ли с полковником Протеро, так как он в это время должен был быть у меня. Миссис Лестрэндж могла быть поблизости от места преступления в указанное время, но у нее вряд ли имелись какие-либо мотивы для убийства. Она ничего не выиграла с его смертью, а версия инспектора – вымогательство – мне кажется неприемлемой. Миссис Лестрэндж не такой человек. Также маловероятно, что она могла получить доступ к пистолету Лоуренса Реддинга.
– Очень четко, – сказала мисс Марпл, одобрительно кивая головой. – Джентльмены всегда все записывают с отменной точностью.
– А вы согласны с тем, что я написал? – спросил я.
– О да, вы так прекрасно все расписали.
Тогда я задал ей вопрос, который мне давно не терпелось задать.
– Мисс Марпл, – сказал я. – Кого вы подозреваете? Вы как-то говорили, что подозреваете семерых.
– Да, как будто, – рассеянно сказала мисс Марпл. – Но, мне кажется, мы с вами подозреваем разных людей. Собственно говоря, так оно и есть.
Но она не стала спрашивать, кого подозреваю я.
– Все дело в том, – сказала она, – что необходимо подыскать объяснение для всего случившегося. Каждую мелочь нужно истолковать и объяснить. И если у вас есть версия, которая включает в себя все факты без исключения, значит, вы правы. Но это неимоверно сложно. Если бы не эта записка...
– Записка? – удивился я.
– Да, вы же помните, я вам говорила. Записка мне не дает покоя с самого начала. Что-то в ней не так.
– Но ведь теперь все совершенно ясно, – сказал я. – Записка была написана в восемнадцать тридцать пять, а сверху другой рукой, рукой убийцы, приписано «18.20». Я думаю, что с этим все ясно.
– Пусть так, – сказала мисс Марпл. – И все же записка меня беспокоит.
– Почему?
– Послушайте. – Мисс Марпл с живостью наклонилась ко мне поближе. – Миссис Протеро, как я вам уже говорила, прошла мимо моего сада, и она прошла к окну кабинета, заглянула внутрь и не увидела полковника Протеро.
– Потому что он сидел за столом и писал, – сказал я.
– Вот тут-то и не сходится! Это было в двадцать минут седьмого. Мы с вами говорили, что он не мог сесть и написать, что до половины седьмого он ждать не может, зачем же ему тогда было усаживаться за стол?
– Об этом я и не подумал, – задумчиво сказал я.
– Давайте-ка еще раз во всем разберемся, мой дорогой мистер Клемент. Миссис Протеро подходит к окну, и ей кажется, что в комнате никого нет, и она действительно так подумала, иначе она ни за что бы не пошла в мастерскую к мистеру Реддингу. Это было бы очень неосторожно. В комнате должно быть совершенно тихо, чтобы она решила, что там никого нет. Это можно объяснить одной из трех причин.
– Вы хотите сказать...
– Первая возможная причина – полковник Протеро был уже мертв, но в этом я сомневаюсь. Во-первых, пяти минут не прошло, как он туда вошел, и она или я – мы непременно услышали бы выстрел, а во-вторых, опять же неясно, как он оказался сидящим за письменным столом. Вторая возможная причина – он уже сидел за столом и писал записку, но тогда записка должна была быть совсем о другом. Он не мог писать, что ему некогда ждать. А третья...
– Да? – сказал я.
– Третья причина – в комнате и вправду никого не было, и миссис Протеро была права.
– Вы хотите сказать, что он прошел в кабинет, потом куда-то вышел и вернулся позже?
– Да.
– Но зачем ему это понадобилось?
Мисс Марпл слегка развела руками, выражая недоумение.
– Тогда на все это надо смотреть с совершенно иной точки зрения, – сказал я.
– Нам так часто приходится менять точку зрения на многие вещи. Верно?
Я не отвечал. Я тщательно обдумывал три варианта, которые предложила мисс Марпл.
Старая леди вздохнула и встала.
– Мне пора домой. Я так рада, что нам удалось с вами чуточку поболтать, хотя мы немногого добились, да?
– Сказать по совести, – заметил я, подавая ей шаль, – вся эта история для меня – темный лес.
– Что вы! Этого я бы не сказала. Мне думается, что одна версия подходит. То есть если допустить некое совпадение... а мне кажется, такое допущение позволительно. Только одно, не более, иначе было бы слишком.
– Вы это серьезно говорите? Про версию? – спросил я, глядя ей в глаза.
– Должна признаться, что в моей теории не все гладко – есть один факт, который я не могу объяснить. О! Вот если бы записка была совсем другая...
Она вздохнула и покачала головой. Уже выходя, она машинально протянула руку и пощупала цветок, стоявший на высокой подставке; вид у растения был унылый и неухоженный.
– Вы знаете, мистер Клемент, его надо почаще поливать. Бедняжка, он просто сохнет! Скажите вашей служанке, чтобы поливала его каждый день. Я думаю, это входит в круг ее обязанностей.
– В той же мере, как и все остальные домашние дела, – сказал я.
– Немного не хватает выучки, да? – спросила мисс Марпл.
– О да, – сказал я. – Гризельда же и слушать не хочет о том, чтобы ее рассчитать. Она уверена, что служанка остается у нас только потому, что ее никто другой не возьмет. Правда, не далее как вчера Мэри стращала нас, что уйдет.
– Вот как? А мне всегда казалось, что она очень привязана к вам обоим.
– Я этого как-то не замечал, – сказал я. – Кстати, ее обидела Летиция Протеро. Мэри вернулась со следствия в расстроенных чувствах, а Летиция уже была здесь, и они... в общем, они повздорили.
– О! – воскликнула мисс Марпл.
Она уже было переступила через порог, но внезапно застыла на месте, и лицо у нее изменилось, на нем мелькнула целая череда сменяющих друг друга выражений. Я был удивлен.
– О, боже ты мой, – пробормотала она себе под нос. – Какая же я глупая! Так вот в чем дело. Вполне, вполне возможно, с самого начала.
– Простите?
Она подняла ко мне встревоженное лицо.
– Нет, ничего. Просто мне пришла в голову мысль. Я, пожалуй, пойду домой и хорошенько все обдумаю. Знаете ли, я, кажется, была удивительно недогадлива, даже самой не верится.
– И мне не верится, – галантно сказал я.
Я проводил ее через сад.
– А вы не могли бы поделиться со мной этой внезапной догадкой? – спросил я.
– Пока не хотелось бы. А вдруг я все же ошибаюсь. Впрочем, не думаю. А вот и моя калитка. Большое вам спасибо. Прошу вас, не провожайте меня дальше.
– Записка по-прежнему остается камнем преткновения? – спросил я, когда она, войдя в калитку, закрывала за собой задвижку.
Она посмотрела на меня, словно не понимая.
– Записка? А! Ну, разумеется, это была не та записка. Я и не думала, что она настоящая. Доброй ночи, мистер Клемент.
Она быстрым шагом пошла по тропинке к дому, а я глядел ей вслед, словно прикованный к месту.
Я терялся в догадках.
