Глава 15
Я очень огорчился, увидев, в каком он состоянии. Руки у него тряслись, лицо нервно подергивалось. Судя по всему, ему полагалось лежать в постели – так я ему и сказал. Он настойчиво доказывал, что чувствует себя совершенно здоровым.
– Уверяю вас, сэр, я никогда не чувствовал себя лучше. Никогда в жизни.
Это так разительно противоречило действительности, что я не нашелся что ответить. Нельзя не почувствовать уважения к человеку, который героически сопротивляется болезни, но Хоуз зашел слишком далеко.
– Я пришел выразить вам свое глубокое сочувствие относительно событий, имевших место в вашем доме.
– Да, – ответил я, – приятного в этом мало.
– Ужасно, ужасно. Кажется, они освободили мистера Реддинга из-под ареста?
– Да. Произошла ошибка. Он, э-э, довольно необдуманно оговорил себя.
– И полиция окончательно уверилась в его невиновности?
– Безусловно.
– Могу ли я спросить – почему? Разве... то есть... Подозрение пало на кого-то другого?
Мне никогда бы и в голову не пришло, что Хоуз может так заинтересоваться перипетиями расследования убийства. Может быть, причина в том, что сие произошло в доме священника? Он выпытывал подробности, как заправский газетчик.
– Не думаю, чтобы инспектор Слак посвящал меня во все свои соображения. Насколько мне известно, конкретно он пока не подозревает никого. Он занят расследованием.
– Да, да, разумеется. Но вы могли бы вообразить, что кто-то способен на такое черное дело?
Я покачал головой.
– Полковник Протеро не пользовался особой любовью, я знаю. Но убийство! Для убийства нужны очень серьезные основания.
– Надо полагать, – сказал я.
– А у кого могли быть настолько серьезные основания? Полиция знает?
– Не могу сказать.
– У него могли быть враги, если подумать. Чем больше я размышляю над этим, тем более убеждаюсь, что у такого человека обязательно должны быть враги – у него была репутация сурового судьи.
– Думаю, могли.
– Вы еще сомневаетесь, сэр. Разве вы не помните? Он еще вчера утром говорил вам об угрозах этого самого Арчера.
– Да, теперь я припоминаю, – сказал я. – Разумеется, помню. Вы как раз стояли совсем рядом с нами.
– Да, и я слышал его слова. Невозможно не подслушать – такой уж у него был голос. Очень громкий голос. Я помню, что на меня произвели большое впечатление ваши слова. Вы ему сказали, что, когда настанет его час, к нему могут тоже проявить справедливость вместо милосердия.
– Разве я так сказал? – спросил я, нахмурившись. Сам я помнил собственные слова несколько иначе.
– Вы сказали это так внушительно, сэр. Я был потрясен. Справедливость может быть ужасной. И подумать только: бедного полковника так скоро постигла смерть. Поневоле поверишь в предчувствия.
– Никакого предчувствия у меня не было, – отрезал я. Мне очень не по душе склонность Хоуза к мистицизму. В нем есть что-то от духовидца.
– А вы сообщили полиции про этого Арчера, сэр?
– Мне о нем ничего не известно.
– Я имел в виду то, что вам сказал полковник Протеро, что Арчер ему угрожает. Это вы им передали?
– Нет, – медленно произнес я. – Не передал.
– Но ведь вы собираетесь это сделать?
Я не отвечал. Вызывать гонения на человека, который уже пострадал от рук закона и правопорядка, – это мне не по душе. Я не заступаюсь за Арчера. Он закоренелый браконьер – один из тех развеселых бездельников, которые водятся в любом приходе. Но что бы он там ни сказанул сгоряча, когда его посадили, это еще не значило, что, выйдя из тюрьмы, он все еще будет лелеять планы мести.
– Вы слышали наш разговор, – сказал я наконец. – Если вы считаете своим долгом сообщить полиции, можете это сделать.
– Лучше, если вы это сделаете сами.
– Возможно, но, по правде говоря, я этого делать не собираюсь. Не хотелось бы помогать затягивать петлю на шее невиновного.
– Но если это он застрелил полковника Протеро...
– Вот именно, если! Против него нет никаких улик или показаний.
– Он угрожал.
– Если говорить начистоту, угрожал не он, а полковник Протеро. Полковник Протеро грозился показать Арчеру, чего стоят его разговоры о мести, если он попадется еще раз на браконьерстве.
– Мне непонятно ваше отношение, сэр.
– Вот как? – устало сказал я. – Вы человек молодой. Вы ревностно боретесь за справедливость. Когда доживете до моего возраста, вы и сами будете снисходительнее и предпочтете толковать сомнения в пользу обвиняемого.
– Дело не в том – то есть...
Он замолк, и я посмотрел на него не без удивления.
– Вы сами, вы никого не подозреваете, не предполагаете, кто убийца, я хотел спросить?
– Боже упаси, нет.
– А о причинах убийства?.. – настаивал Хоуз.
– Ничего не знаю. А вы?
– Я? Что вы, нет. Просто полюбопытствовал. Может быть, полковник Протеро поделился с вами, упомянул в частной беседе...
– Его «частная беседа»! То, что он сказал, от слова до слова слышала вчера утром вся улица.
– Да, да, вы правы. Так вы не думаете про Арчера?
– Полиция вскорости будет знать про Арчера все, что нужно, – сказал я. – Если бы я собственными ушами слышал, как он угрожает полковнику Протеро, это было бы другое дело. Но можете быть уверены, что, если он и вправду угрожал полковнику расправой, его слышало полдеревни, и до полиции это дойдет своим чередом. Но вы, естественно, вольны поступать по собственному разумению.
Однако Хоуз с непонятным упорством отказывался предпринимать что-либо лично. Во всем его поведении проглядывала неестественная нервозность. Я вспомнил, что говорил Хэйдок о его болезни. Очевидно, этим все и объяснялось.
Он нехотя распрощался со мной, как будто хотел еще что-то сказать, но не знал, как к этому подступиться. Я договорился с ним, что он возьмет на себя службу для Союза матерей, а заодно и собрание Гостей округа по окончании службы. У меня на вторую половину дня были свои планы.
Хоуз ушел, а я, выбросив из головы и его, и его горести, решил, что пора идти к миссис Лестрэндж.
На столике в холле лежали нераспечатанные газеты: «Гардиан» и «Церковный вестник».
По дороге я вспомнил, что миссис Лестрэндж встречалась с полковником Протеро вечером накануне убийства. Вполне возможно, что в их разговоре проскользнуло что-нибудь, указывающее на личность убийцы.
Меня сразу же проводили в маленькую гостиную, и миссис Лестрэндж поднялась мне навстречу. Я еще раз почувствовал ту чудодейственную атмосферу, какую умела создать вокруг себя эта женщина. На ней было платье из совершенно черной, без блеска, материи, подчеркивавшей необычайную белизну ее кожи. В ее лице была какая-то странная мертвенность. Только глаза сверкали огнем, были полны жизни. Сегодня в ее взгляде я уловил настороженность. И все – никаких признаков беспокойства я больше не заметил.
– Вы очень добры, мистер Клемент, – сказала она, пожимая мне руку. – Спасибо, что пришли. Я хотела все вам сказать еще тогда. Потом передумала. И напрасно.
– Я как-то говорил вам – я готов помочь вам всем, чем могу.
– Да, я помню. И мне кажется, это не пустые слова. За всю мою жизнь очень немногие, мистер Клемент, искренне предлагали мне свою помощь.
– В это трудно поверить, миссис Лестрэндж.
– Тем не менее это правда. Большинство людей – большинство мужчин, по крайней мере, – преследуют свои собственные цели. – В ее голосе прозвучала горечь.
Я промолчал, и она продолжила:
– Прошу вас, присядьте.
Я повиновался, она села на стул напротив. Немного помедлив, она заговорила – неторопливо и вдумчиво, словно тщательно взвешивая каждое слово:
– Я попала в очень необычное положение и хотела бы с вами посоветоваться. Я хотела бы спросить у вас, как мне быть дальше. Что прошло, то прошло – тут ничего уже не изменишь. Вы понимаете меня?
Я не успел ответить – горничная, которая мне открывала, распахнула дверь и испуганно пролепетала:
– О, простите, мэм, там пришел инспектор полиции, он сказал, что ему нужно с вами поговорить, простите!
Наступило молчание. Миссис Лестрэндж нимало не изменилась в лице. Только медленно прикрыла и снова открыла глаза. Мне показалось, что она преодолела легкий спазм в горле, но голос у нее был все тот же – чистый, спокойный:
– Проведите его сюда, Хильда.
Я собрался было уходить, но она повелительным жестом остановила меня:
– Если бы вы остались – я была бы вам очень признательна.
Я снова сел, пробормотав:
– Разумеется, как вам угодно.
Тут в комнату беглым строевым шагом ворвался Слак.
– Добрый день, мадам.
– Добрый день, инспектор.
В эту минуту инспектор заметил меня и скорчил злую гримасу. Можно не сомневаться – добрых чувств ко мне Слак не питал.
– Надеюсь, вы не возражаете против присутствия викария?
Очевидно, Слаку было неловко сказать, что он возражает.
– Н-н-нет, – проворчал он. – Хотя лучше бы, конечно...
Миссис Лестрэндж намеком пренебрегла.
– Чем могу быть полезна, инспектор? – спросила она.
– А вот чем, мадам. Я расследую дело об убийстве полковника Протеро. Мне поручено собрать все сведения.
Миссис Лестрэндж кивнула.
– Это чистая формальность, но я обязан всех об этом спросить: где вы были вчера между шестью и семью часами вечера? Чистая формальность, как вы понимаете.
– Вы хотите знать, где я была вчера вечером между шестью и семью часами?
– Так точно, мадам.
– Попробую вспомнить. – Она немного поразмыслила. – Я была здесь. В этом доме.
– А! – Я видел, как блеснули глаза инспектора. – А ваша служанка – у вас, кажется, одна служанка, – она может подтвердить ваши показания?
– Нет, у Хильды был свободный вечер.
– Понятно.
– Так что, к сожалению, вам придется поверить мне на слово, – любезно сказала миссис Лестрэндж.
– Вы с полной ответственностью утверждаете, что были дома весь вечер?
– Вы сказали «между шестью и семью», инспектор. Несколько раньше я выходила прогуляться. Когда я вернулась, еще не было пяти.
– Значит, если некая дама – к примеру, мисс Хартнелл – определенно заявляет, что зашла сюда около шести, позвонила, но, так никого и не дождавшись, вынуждена была уйти, вы скажете, что она ошибается, э?
– О нет. – Миссис Лестрэндж покачала головой.
– Однако...
– Если горничная дома, она может сказать, что вас нет. А когда остаешься одна и тебе не хочется принимать визитеров – что ж, остается только терпеть, пока они трезвонят в дверь.
Инспектор Слак слегка смешался.
– Старые дамы нагоняют на меня ужасную скуку, – сказала миссис Лестрэндж. – А мисс Хартнелл в этом смысле не имеет себе равных. Она позвонила раз шесть, прежде чем соблаговолила уйти.
Она одарила инспектора Слака прелестной улыбкой.
Инспектор переменил тему:
– А если кто-нибудь сказал, что видел вас около этого времени...
– Но ведь меня никто не видел, не правда ли? – Она мгновенно нащупала слабое звено. – Меня никто не видел, потому что я была дома.
– Вы совершенно правы, мадам.
Инспектор пододвинул свой стул чуть ближе.
– Теперь вот что, миссис Лестрэндж: мне известно, что вы нанесли визит полковнику Протеро накануне убийства, поздно вечером.
Миссис Лестрэндж спокойно подтвердила:
– Да, это так.
– Можете ли вы сказать мне, о чем вы говорили?
– Беседа касалась личных дел, инспектор.
– К сожалению, я вынужден просить вас уточнить, о чем именно шел разговор.
– Я не могу выполнить вашу просьбу, но я уверяю вас, этот разговор не имел никакого отношения к преступлению.
– Не думаю, что вы можете судить об этом вполне компетентно.
– Тем не менее вам придется поверить мне на слово.
– Получается, что я во всем должен верить вам на слово.
– Кажется, вы правы, – согласилась она с той же улыбкой, с тем же спокойствием.
Инспектор Слак сделался красным как рак.
– Дело очень серьезное, миссис Лестрэндж. Мне нужна правда... – Он грохнул кулаком по столу. – И я намерен ее узнать.
Миссис Лестрэндж не произнесла ни слова.
– Разве вы не видите, мадам, что ставите себя в весьма сомнительное положение?
Миссис Лестрэндж по-прежнему не удостоила его ответом.
– Вы будете обязаны дать показания на следствии.
– Да.
Вот и все, чего он добился. Равнодушного и сухого «да». Инспектор изменил тактику:
– Вы были знакомы с полковником Протеро?
– Да, я была с ним знакома.
– Близко знакомы?
– Я не виделась с ним много лет, – ответила она после небольшой паузы.
– Были ли вы знакомы с миссис Протеро?
– Нет.
– Вы извините меня, но время для визита выбрано довольно странное.
– Я думаю иначе.
– Что вы хотите сказать?
– Мне хотелось видеть только полковника Протеро. Я не хотела встречаться с миссис Протеро или с мисс Протеро. И я сочла это время наиболее удобным для моих намерений.
– Почему вы не хотели видеть ни миссис Протеро, ни мисс Протеро?
– А это уж мое дело, инспектор.
– Значит, вы отказываетесь от дальнейших показаний?
– Категорически.
Инспектор Слак вскочил.
– Если вы не поостережетесь, мадам, то можете поставить себя в скверное положение. Это все выглядит очень подозрительно – весьма подозрительно.
Она рассмеялась. Мне следовало пояснить инспектору Слаку, что такую женщину напугать не очень-то просто.
– Ну, ладно, – сказал он, стараясь отступить без ущерба для собственного достоинства, – только потом не говорите, что я вас не предостерег. Доброго вечера, мадам, но помните: мы все равно добьемся правды.
Он удалился. Миссис Лестрэндж поднялась и протянула мне руку.
– Я хочу попрощаться с вами – да, так будет лучше. Видите ли, теперь советоваться поздно. Я сделала выбор. – Она повторила с какой-то безнадежностью в голосе: – Я сделала свой выбор.
