8
Миновали Эц-Шабу, где путешественники выходили на берег, чтобы осмотреть храмы бога Амона. И снова «Карнак» заскользил по реке. Пейзаж стал более веселым. На берегах появилась растительность. Перемена в окружающей природе подействовала и на людей. Исчезла подавленность, которая сковывала всех в начале пути. Тим Аллертон больше не хмурился, и Розали оживилась. Линнет тоже повеселела. К ней подошел Пеннингтон.
– Надо обсудить с тобой два-три деловых вопроса. Я понимаю, что это неуместно во время свадебного путешествия, но ты понимаешь…
– Разумеется, дядюшка Эндрью, – Линнет сразу стала деловой.
– Я понимаю, мое замужество многое меняет.
– В том-то и дело. Мне нужна твоя подпись на нескольких документах. Но это не спешно, если хочешь, можно в другой раз.
– Нет, зачем откладывать.
Пеннингтон оглянулся. Они сидели одни в углу застекленного салона. Почти все пассажиры гуляли по палубе. Только мистер Фергюсон потягивал пиво, сидя за маленьким столиком посреди зала и вытянув длинные ноги в грязных джинсах; Эркюль Пуаро прижался к переднему окну, наслаждаясь раскрывающейся панорамой, да старая мисс Ван Скулер погрузилась в книгу о Египте.
– Ну что же, отлично, – решил Пеннингтон и вышел. Линнет и Симон улыбнулись друг другу долгой счастливой улыбкой.
– Все в порядке, моя любимая!
– Да, все в порядке. Странно, я больше не боюсь.
– Ты – мое чудо, – шепнул Симон. Вернулся Пеннингтон с пачкой документов.
– Боже милостивый! – возмутилась Линнет.
– И все это я должна подписать?
– Я понимаю, тебе все это скучно, – извинялся Пеннингтон, – но мне хотелось бы привести в порядок твои дела. Прежде всего лицензия на аренду дома на Пятой авеню… потом концессии в Вестерн Лэндз…
– Он продолжал, сортируя и перекладывая бумаги.
Симон зевнул. Дверь, ведущая на палубу, открылась и вошел мистер Фантора. Он рассеянно огляделся и встал рядом с Пуаро, глядя на голубую воду и желтые песчаные берега…
– Вот здесь поставь свою подпись, – наконец Пеннингтон нашел нужную бумагу и указал ей место для подписи.
Линнет наклонилась и стала внимательно читать. Она перевернула страницу, потом снова вернулась к прочитанному, еще раз посмотрела и только после этого взяла у Пеннингтона ручку и вывела свое имя.
Пеннингтон забрал бумагу и положил перед ней следующую.
Фантора встал и направился в их сторону. Он нагнулся к окну, будто что-то на берегу его очень заинтересовало.
– Тут речь идет о перевозках, – сказал Пеннингтон, – можешь не читать.
Но Линнет просмотрела и эту бумагу. Пеннингтон достал третью. И снова она принялась внимательно изучать ее.
– Здесь все чрезвычайно просто, – сказал Эндрью.
– Формальности.
Симон вовсю зевал.
– Моя девочка, не станешь же ты читать всю эту книгу? Ты так до обеда не кончишь.
– Я никогда не подписываю, не прочитав, – сказала Линнет, – так учил отец. Он говорил, что можно пропустить ошибку.
Пеннингтон неискренне засмеялся.
– Линнет, ты истинно деловая женщина.
– Она вникает в дела по-настоящему. Я бы не стал, – засмеялся Симон.
– В жизни не читал ни одного юридического документа. Я всегда подписываю, где мне скажут, и делу конец.
– Как можно быть таким невеждой, – сказала Линнет недовольно.
– А я в делах ничего не смыслю, – весело объявил Симон.
– У меня нет деловой жизни. И никогда не было. Мне говорят подпиши – я и подписываю. Так гораздо проще.
Эндрью Пеннингтон задумчиво рассматривал его.
– И вы не боитесь попасть впросак, Дойль? – спросил он сухо, покусывая губы.
– Чепуха, – отвечал Симон, – я не верю, что кругом обманщики. Понимаете, я парень доверчивый. И никто меня не надувает. Пока что не надувал.
Вдруг ко всеобщему удивлению, молчавший мистер Фактора обратился к Линнет:
– Надеюсь, меня простят за вмешательство, но позвольте мне выразить вам восхищение вашей деловой смекалкой, мадам. По роду моей профессии я – юрист. Видите ли, мне приходилось не раз убеждаться, насколько мало женщины смыслят в делах. Вы же отказываетесь подписать документ, не прочитав его предварительно, – это достойно восхищения. Я восхищаюсь вами, мадам.
– Он поклонился и вновь принялся созерцать Нил.
Казалось, этот неожиданный выпад привел Пеннингтона в замешательство.
Симон не знал – рассердиться или рассмеяться. У Фактора пылали уши.
– Давайте дальше, – сказала Линнет, улыбаясь молодому человеку и Пеннингтону.
Но тот совсем расстроился.
– Знаешь, в другой раз, – сказал он обиженно.
– Если ты собираешься читать каждую бумагу, мы просидим здесь до обеда. Не стоит, так ты не увидишь окрестностей. Да и первые две были самыми срочными. Займемся делами в другой раз.
– Да, здесь ужасно жарко, – согласилась Линнет.
– Пошли на палубу.
Все трое вышли через вертящуюся дверь. Пуаро оглянулся. Он задумчиво разглядывал спину мистера Фантора, затем посмотрел на Фергюсона, который откинулся на стуле и тихо посвистывал. И наконец на мисс Ван Скулер, которая сидела очень прямо в своем углу. Мисс Ван Скулер разглядывала Фергюсона.
Вертящаяся дверь с бортовой стороны повернулась, и Корнелия Робсон торопливо направилась к мисс Ван Скулер.
– Как вас долго не было, – старая дама тотчас же принялась ее отчитывать.
– Где вы пропадали?
– Простите, кузина Мэри. Но шерсти я не нашла на том месте, где вы сказали. Она была совсем в другом чемодане.
Мистер Фергюсон вздохнул, подобрал ноги и воскликнул, взывая ко всему человечеству:
– О, с каким удовольствием я удушил бы эту старую каргу!
– Вы не симпатизируете людям такого рода? – с интересом спросил Пуаро.
– Не симпатизирую? Это не то слово! Она же за всю жизнь не принесла никакой пользы. Никогда пальцем не пошевелила. Всю жизнь жила за счет других. Она – паразит, да к тому же мерзкий, отвратительный паразит. На этом пароходе есть множество лиц, без которых человечество могло бы преспокойно обойтись.
– В самом деле?
– Конечно. Хотя бы эта девица, которая подписывала деловые документы. Она одна из самых богатых людей в Англии, так мне сказали. А сама за всю жизнь не ударила палец о палеи.
– Кто сказал вам, что она одна из самых богатых людей в Англии.
Фергюсон настороженно взглянул на него.
– Человек, с которым вы и говорить бы не стали. Человек, который трудится и не стыдится этого. Он не принадлежит к вашим разряженным снобам.
Он неприязненно поглядывал на яркую рубашку и галстук бабочкой.
– Я работаю, – сказал Пуаро в ответ на этот взгляд, – у меня работа умственная, и я не стыжусь этого.
– Чем вы зарабатываете на пропитание? Бьюсь об заклад, ничем. Вероятно, вы именуете себя мелким буржуа.
– Нет, я не мелкий буржуа. Я – человек, принадлежащий к высшей категории! – заявил Пуаро не без гордости.
– Кто же вы такой?
– Я детектив, – сказал Пуаро скромно, но так, как если бы он сказал: я король.
– Вот так раз, – молодой человек казался всерьез озадаченным.
– Так значит эта птичка действительно опасается, что ее вот-вот подстрелят? Вот как эта красотка дрожит за свою дорогую шкуру!
– Я не имею ни малейшего отношения ни к мадам Дойль, ни к ее мужу, – ответил Пуаро надменно, – я здесь отдыхаю.
– И как вам нравится отдыхать, а?
– А вам? Разве вы не проводите здесь каникулы?
– Каникулы?
– Фергюсон презрительно фыркнул и добавил загадочно:
– Я изучаю обстановку.
– Чрезвычайно интересно, – проговорил Пуаро и вышел на палубу.
Здесь он почти столкнулся с яркой брюнеткой в скромном черном платье, которая испуганно повернулась к нему. Очевидно, она была латиноамериканка. Она разговаривала с грузным высоким парнем в морской форме. «Один из механиков экипажа», – подумал Пуаро. Почему-то оба были насторожены или испуганы.
«О чем они могли говорить и что их напугало?» – подумал Пуаро.
Он прошел вдоль кормы и пошел по бортовой палубе. Дверь одной из кают распахнулась, и миссис Оттерборн в атласном алом халате упала ему на руки.
– Ах, простите, – извинилась она, – мне ужасно стыдно, дорогой мсье Пуаро. Извините, простите меня. Качка, понимаете, качка, все дело в ней. Я не выношу воды. Ах, когда же остановится этот проклятый пароход!
– Она вцепилась в его рукав.
– Качает, меня не держат ноги… Мне всегда плохо в море. И я все время совсем одна. Ах, эта дрянная девчонка, ни жалости, ни сочувствия; она не понимает свою бедную мать. А я столько для нее сделала.
– Миссис Оттерборн начала всхлипывать.
– Я надрываюсь ради нее, как рабыня, до изнеможения, до изнеможения! Я могла бы стать великой писательницей, да, могла бы! Но я всем пожертвовала ради нее, всем – ради нее! И никакой благодарности. Но я расскажу им, сию же минуту расскажу – пусть все знают, как она бросила меня, какая она жестокая, затащила меня сюда и я умираю от скуки… Я расскажу…
Она рванулась вперед. Пуаро мягко остановил ее.
– Я найду вашу дочь и пошлю к вам, мадам. Ступайте обратно в свою каюту. Так лучше, поверьте.
– Нет. Я хочу всем рассказать, всем, всем на корабле.
– Не рискуйте мадам, это опасно, море волнуется. Вас может снести за борт.
Миссис Оттерборн посмотрела на него недоверчиво.
– Правда, мне грозит опасность?
– Да, конечно.
Его хитрость удалась. Она покачнулась, споткнулась и вернулась в каюту.
Пуаро постоял немного, поглаживая усы, и отправился разыскивать Розали. Она сидела на палубе, беседуя с Тимом и миссис Аллертон.
– Вас зовет ваша мать, мадемуазель.
Только что она весело, беззаботно смеялась, и сразу лицо ее помрачнело. Она подозрительно взглянула на него и торопливо пошла по палубе.
– Не могу разгадать этого ребенка, – сказала миссис Аллертон.
– Она так быстро меняется. Сегодня – приветлива, завтра – вдруг начинает грубить.
– У нее плохой характер и дурное воспитание, – ответил Тим.
Она покачала головой.
– Нет. Дело не в этом. По-моему, она очень несчастна.
– Возможно, – жестко и отрывисто проговорил Тим, – но у каждого из нас свои неурядицы.
Раздался удар гонга.
– Обед! – обрадовалась миссис Аллертон.
– Я умираю от голода.
В этот же день вечером Пуаро заметил, что миссис Аллертон беседует с мисс Ван Скулер. Когда он проходил мимо, миссис Аллертон весело ему подмигнула. Она говорила:
– Ну, разумеется, замок Калфрис, дорогая… Корнелия, которая была не нужна, гуляла по палубе с доктором Бесснером, он нудно излагал ей свои познания в египтологии, почерпнутые из Бедекера. Она слушала его с жадным вниманием. Тим и Розали стояли, облокотившись на поручни.
