Гости

Ближе к полудню женщины из Элмвуд-Спрингс встретились в центре города, у входа в редакцию, гурьбой ввалились в микроавтобус Кэти Колверт и отправились к Элнер. Настроение у всех было отличное — как ни крути, в больницу ехать приятнее, чем на похороны. Ирен сказала:

— Чудеса, Элнер живехонька! А я-то успела приготовить три фасолевые запеканки и три кекса на поминки.

Тотт, сидевшая сзади у окна (как единственная курильщица), продолжила:

— А я таблеток наглоталась, не до стряпни было.

Нева добавила:

— А я разучивала ее любимые гимны.

Руби подхватила:

— Я разморозила ее холодильник и чуть не забрала домой ее кота, это чудовище.

Настал черед Вербены:

— Мы с Мерлом прислали цветок в горшке, а потом Мерл перебил у нее всех улиток. Кошмар, если Элнер узнает. Она улиток как родных обожает.

Наконец, подала голос Кэти Колверт:

— Я вас, девочки, всех переплюнула — некролог успела состряпать!

И вся компания покатывалась со смеху до самого Канзас-Сити.

В палате у Элнер женщины дружно заахали, до чего бодрый у нее вид, несмотря на все злоключения. Тотт смерила взглядом бледную Норму:

— А вот ты выглядишь ужасно. Развалина, да и только.

— Просто устала — поднялась ни свет ни заря, — оправдывалась Норма.

Тотт повернулась к Элнер:

— Ну, голубушка, ты и учудила. Всех на уши поставила! Мы уж решили, конец пришел нашей Элнер.

— Я и сама так решила, — ухмыльнулась та в ответ.

— Когда домой? — спросила Ирен.

— Не знаю еще. За мной пока наблюдают.

— Зачем? — удивилась Тотт.

— Да кто их разберет… может, проверяют, в своем ли я уме?

Вербена пристально смотрела на Элнер:

— Как ты себя чувствуешь? Голова не болит? У меня от осиных укусов головные боли.

— Ничего у меня не болит. Зато я тут превратилась в здоровенную подушку для иголок: всю истыкали, вертели так и эдак, разве что наизнанку не вывернули. Каких только анализов не делали, иные и по два раза. В старательности здешним докторам не откажешь!

Тотт с решительным видом пристроилась на стуле рядом с кроватью.

— Теперь о деле. Страх как хочется узнать, что бывает, когда умрешь? Идешь по белому коридору, встречаешь кого-нибудь?

Норма затаила дыхание, но Элнер, человек слова, отвечала:

— Никаких белых коридоров.

— Вот жалость! — протянула Тотт. — Я-то надеялась, что ты нам порасскажешь интересного, мудростью поделишься.

— Да, — поддержала ее Нева. — Быть может, у вас были прозрения, откровения или что-то подобное?

— Вот-вот! — вторила ей Вербена. — Говорят, пережив клиническую смерть, некоторые становятся целителями. Я надеялась, что ты вылечишь мой артрит.

Элнер, прищурившись на Норму, отозвалась:

— Я вам одно скажу: нужно жить каждый день как последний — кто знает, что дальше. Взять, к примеру, меня: только что собирала инжир — и на тебе, в следующий миг лежу без сознания.

Тем временем Руби Робинсон решила найти Бутс — перекинуться словечком и разузнать, что же все-таки случилось.

Бутс, отдыхавшая во время перерыва в сестринской, обрадовалась подруге и призналась начистоту:

— Всем нам велено держать язык за зубами, но тебе скажу как есть. — Бутс огляделась по сторонам, не подслушивает ли кто. — Проверяли-перепроверяли, да так и не поняли, в чем дело. В приемном тогда дежурила моя подруга Гвен; она клянется, что Элнер была мертва.

— Что за чудеса?

— Сколько лет работаю — ни с чем таким не сталкивалась.

Руби вернулась в палату в самое время, чтобы услышать радостный возглас Элнер:

— Кэти прочла мне мой некролог! Замечательные слова! Жаль, в газету не попал!

Гостьи просидели до трех и пустились в обратный путь, пока не начался час пик.

После ухода подруг Элнер сказала Норме:

— Девочки пробовали дозвониться до Лютера, но его нет в городе. Вот огорчится-то, что пропустил самое интересное!

— По правде говоря, ему же лучше — сами понимаете, он большой ребенок.

— Это точно. Нева расписывала пышные похороны, которые мне готовили, а послушать Ирен, так вас с Мэкки накормили бы запеканками до отвала. Эй, не жалеешь теперь, что я ожила? Запеканки можно заморозить. Вам с Мэкки на целый год хватит.

— Боже мой, тетя Элнер! — взмолилась Норма. — Запеканку я и так приготовлю! Незачем ради нее умирать!

— Надеюсь, Дина с Джерри не купили билеты, чтобы успеть на мои похороны, а если купили, то их можно сохранить до следующего раза, ведь так?

Норма строго взглянула на нее:

— Тетя Элнер, если вы еще хоть разок вздумаете умереть, то честное слово… хватит с меня и одного раза.

На ужин подали печенку с луком, и Элнер, дождавшись ухода медсестры, пожаловалась Норме:

— Печенка как подошва! В нашей забегаловке в тысячу раз вкусней готовят.

— На вид и впрямь не ахти, — согласилась Норма.

— Когда ж меня отсюда вытолкают наконец? Скорей бы домой!

— Может, завтра станет ясно.

— Не нравится мне, милая, что ты мотаешься туда-сюда каждый день, у тебя и без меня забот по горло.

— Глупости! Главная моя забота — чтобы вам было хорошо. — Норма взяла Элнер за руку. — Если с вами что-нибудь случится, я просто умру.

— Спасибо. Добрая ты моя девочка…

Вечером Норма уехала домой, и Элнер осталась наедине со своими мыслями. Жаль, не поверила племянница ее рассказу о том, как она со всеми виделась и как там чудесно… Что поделать, силком не заставишь. Элнер рада была вернуться к друзьям и родным, ее окружили такой любовью. И Норму ей совсем не хотелось бы огорчать, но в глубине души Элнер немножко досадовала, что снова очутилась здесь. Реймонд и Дороти, конечно, неспроста отправили ее назад… а как хотелось бы остаться. Ах, какая жалость, что не удалось повидаться с Уиллом! Уж эти мысли точно нужно держать при себе, но как же это трудно! Не скажешь ведь близким, что хочешь умереть, — толку никакого, а им будет больно. И все-таки, почему ее вернули? Еще одна тайна бытия, и лишь они знают ответ. С минуту Элнер лежала молча, потом запела: «Святая тайна бытия, теперь нашел разгадку я… Теперь…»

В палату влетела перепуганная ночная медсестра:

— Как вы себя чувствуете, миссис Шимфизл?! Вам плохо?

— Наоборот, хорошо. Спасибо.

— Простите, мне послышалось, будто вы стонали.

— Это я пела. — Элнер засмеялась. — Я пою не лучше, чем Эрнест Кунитц играет на тубе, но он хотя бы уроки берет.

— Еще раз простите, что вас потревожила. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи. Если ко мне привяжется еще песня, я вас предупрежу.

— Чтобы я успела заткнуть уши ватой?

— Точно.

Возвращаясь на пост, медсестричка улыбалась.

— Ну и чудачка лежит в семьсот третьей! — сказала она подруге в регистратуре. — Буду скучать, когда ее выпишут. Слышала бы ты, как она нам рассказывала про своих семерых рыжих котов по кличке Сонни!

— У нее семь котов Сонни?

— Один. Просто каждого нового она называет Сонни. А еще она обещала после выписки всем нам прислать инжирного варенья и картинку с какими-то мышами, которые скачут по пустыне.

— Да она чокнутая!

— Пусть чокнутая, зато забавная. И безобидная. Совсем не то что кислые рожи, на которые мне обычно везет.

— Кстати, насчет кислых рож: приходил Уинстон Спраг, разорялся, щелкал пальцами, всех смешал с грязью. Одну из девочек довел до слез. Незнамо с чего нос задирает!

— Вот нахал! — Девушка оглянулась по сторонам, не слушает ли кто, и продолжала: — Наверняка свое хозяйство пудрит пуховкой.

Ее подруга приглушенно хихикнула:

— Еще как пудрит! Гаденыш!