Вверх на лифте

Элнер думала: ну когда лифт остановится и меня выпустят? В жизни не ездила на таком дурацком лифте! Он не просто поднимался, а раскачивался туда-сюда, кружился, ходил ходуном. А когда наконец остановился и открылись двери, Элнер не узнала ничего вокруг. Все было новое, чужое. «Неужто я улетела из больницы?» — ужаснулась Элнер. В самом деле, здание не сравнить с больницей: такое красивое, незнакомое. Уж не занесло ли ее на другой конец города, прямиком в здание суда? «Ну вот, заблудилась все-таки», — пробормотала себе под нос Элнер, шагая по коридору в надежде увидеть хоть кого-нибудь и узнать дорогу в больницу.

— Э-эй! — крикнула она. — Есть тут кто-нибудь?

Шла она, шла, и вдруг навстречу ей выбежала хорошенькая голубоглазая блондинка в черных туфлях для чечетки и белом страусовом боа.

— Эй! — окликнула блондинку Элнер.

Незнакомка с улыбкой отозвалась:

— Здравствуйте, как дела? — И упорхнула прочь, не успела Элнер спросить дорогу.

Когда блондинка скрылась из виду, Элнер пришло в голову: да она же вылитая Джинджер Роджерс! Любимую актрису Элнер узнала бы из тысячи, а у Дикси Кахилл, хозяйки местной школы танцев, где училась Линда, в студии висел ее большой портрет. Но если подумать хорошенько, никакая это не Джинджер Роджерс, при всем сходстве. Что ей могло понадобиться в Канзас-Сити, штат Миссури? Чушь какая-то… Но постойте, ведь Джинджер Роджерс родом из Миссури! Даже если это не она, то наверняка ее родственница.

Элнер шла и шла, любуясь беломраморными стенами и полами. Норму бы сюда, думала она, ей бы пришлось по вкусу. Такая чистота, что хоть с пола ешь, — совсем как нравится племяннице (правда, какой смысл в том, чтобы есть с пола, для Элнер всегда было загадкой). Немного спустя Элнер различила в глубине коридора крохотную точку, пошла навстречу, и — о чудо! — это оказался человек за письменным столом перед дверью.

— Здравствуйте! — приветливо произнесла Элнер.

— Здравствуй, здравствуй! — послышалось в ответ.

Дойдя до конца коридора и разглядев, кто перед ней, Элнер остолбенела от изумления. Да это же не кто иной, как ее младшая сестрица, мать Нормы, Ида! Живая, настоящая, вся разодетая — в лисьих мехах, в сережках, а на шее жемчуг в несколько рядов.

— Ида? — ахнула Элнер. — Ты ли это?

— Я, кто же еще. — Ида брезгливо поморщилась при виде старого клетчатого халата.

Элнер обомлела.

— Силы небесные!.. Как тебя занесло в Канзас-Сити? Мы думали, ты умерла. Господи, милая моя, мы тебе и похороны устроили, и все такое прочее!

— Знаю, — кивнула Ида.

— Но… кого же мы похоронили, если ты здесь?

Ида состроила свою излюбленную недовольную гримаску.

— Меня, разумеется, — вздохнула она. — Кстати, если помнишь, перед смертью я просила Норму не приглашать Тотт Вутен делать мне прическу. Я и телефон своего парикмахера ей оставила, и деньги вперед заплатила, — и что же Норма? Стоило мне умереть, она первым делом вызвала Тотт Вутен меня причесать!

«Боже милостивый!» — изумилась Элнер. Они с Нормой тогда решили, что Ида все равно никогда не узнает, но просчитались.

— Да ладно тебе, Ида, — попыталась оправдаться Элнер. — По мне, так вышло очень даже неплохо.

— Как же! — фыркнула Ида. — Я в жизни не делала пробор слева. А она меня выставила всем на посмешище с пробором не на ту сторону, да еще и с толстенным слоем румян. Ни дать ни взять клоун на арене цирка!

Если у Элнер и оставались сомнения, вправду ли перед ней ее сестра, то теперь они развеялись. Кто еще может так зудеть, кроме Иды?

— Полно себя изводить, Ида, — сказала она. — У Нормы не было выхода. Тотт — наша подруга, она пришла в похоронное бюро со своими инструментами. Для тебя ведь старалась. У Нормы не хватило духу обидеть ее отказом.

Иду никогда и никому не удавалось разжалобить.

— По-моему, последняя воля умершего важней любых обид.

Элнер вздохнула:

— Так и есть, но согласись, похороны удались на славу. Народу пришло больше сотни, все твои друзья из клуба садоводов…

— Тем более нужно было хорошо выглядеть. Надо было мне самой зайти к Неве в похоронное бюро и объяснить, что к чему.

— Что ж, дорогая, я так рада, что мы снова свиделись! — попробовала сменить тему Элнер.

Ида улыбнулась натянуто, все еще в обиде за испорченную прическу.

— Я тоже рада, Элнер. — И добавила: — А тебя здорово разнесло, как я погляжу.

— Есть немножко… годы берут свое.

— Пожалуй. Герта к старости тоже расплылась.

Элнер окинула взглядом беломраморный коридор.

— Ида, не пойму, что творится. Раз ты жива, что тебе стоило вернуться домой?

— Да умерла я, умерла. Здесь теперь мой дом, — сказала Ида, теребя жемчужное ожерелье.

— Где же мы? — Элнер вновь огляделась по сторонам. — И что я здесь делаю? Мне нужно в больницу, ты меня совсем запутала.

Ида хитро взглянула на Элнер.

— Ну же! Если я умерла, а ты меня видишь, — как по-твоему, к чему бы это?

Пришел черед Элнер обижаться.

— Откуда мне знать? Я с лестницы свалилась и туго соображаю, мне сейчас привиделась Джинджер Роджерс… а теперь ты говоришь, что умерла, а я тебя вижу как живую. Мне, похоже, совсем отшибло мозги — ничего не могу понять.

— Думай, Элнер, — велела Ида. — Я… И Джинджер Роджерс…

Элнер собралась с мыслями. Джинджер Роджерс давным-давно умерла, и Ида тоже; мало того, каждое Идино слово слышно без слухового аппарата! Что-то не так… И тут Элнер осенило:

— Неужто и я умерла?

— В точку!

— Я мертвая?

— Мертвее не бывает, дорогуша.

— Кошмар!.. Меня похоронили?

— Нет еще, ты всего пару минут как умерла.

— Боже мой! Неужели правда?

— Да. Между прочим, ты чуть-чуть разминулась с Эрнестом Кунитцем, он вчера сюда попал.

— Эрнест Кунитц? Тот, что играл на тубе в программе Соседки Дороти?

— Он самый.

Голова у Элнер пошла кругом.

— Мне бы присесть и подумать хорошенько. — Элнер опустилась в красное кожаное кресло у двери.

Ида внезапно всполошилась:

— Ты очень расстроена, дорогая?

Глянув на сестру, Элнер покачала головой:

— Скорее удивлена.

— Как и все мы. Знаешь, что смерти не миновать, да только не веришь, что и сам умрешь.

— Я-то не сомневалась, что умру, — сказала Элнер. — Просто не думала, что так неожиданно. Хорошо, если духовку и кофейник успела выключить.

— Всем нам есть о чем жалеть, так? — многозначительно заметила Ида.

Через минуту, придя в себя и смирившись с непоправимым, Элнер подняла глаза на сестру.

— Бедняжка Норма: сначала ты, теперь я.

Ида кивнула:

— «День у каждого бывает, когда дождь не затихает», как говорится.

— Верно… Надеюсь, моя смерть ее не сломит. Я ведь уже старая — значит, не такая уж это неожиданность, да?

— Совсем не то что моя смерть, всего в пятьдесят девять. Как гром среди ясного неба. Я ведь была в отличной форме, не сочти за хвастовство.

Элнер снова вздохнула:

— Лишь бы с Сонни все было хорошо. Правда, Мэкки обещал о нем позаботиться, а коты вряд ли скучают по хозяевам, им главное кормежка. — Элнер опустила глаза и продолжала: — Знаешь, Ида, странное дело: я ни капельки не чувствую, что умерла, а ты?

— Тоже. Я совсем не того ожидала. Только что была жива — и умерла, а разницы никакой. Роды и те куда больнее, уж ты мне поверь.

— Да, мне было ничуточки не больно. Честно говоря, я давно себя так хорошо не чувствовала. Правое колено раньше ныло, хотя я Норме ни слова не говорила, чобы не потащила на операцию, а сейчас ни капельки не болит. — Элнер пошевелила ногой. — Ну и что теперь? Я со всеми увижусь?

— Точно не знаю, меня всего лишь попросили тебя встретить и проводить сюда.

— Спасибо тебе большое, Ида. Когда видишь родное лицо, уже не так страшно, правда?

— Да, — согласилась Ида. — Ни за что не угадаешь, кто меня здесь встретил, когда я умерла.

— Кто?

— Миссис Герберт Чокли.

— Кто это?

— Бывший президент Женского Клуба Америки. — А-а… наверное, тебя это порадовало.

Ида встала, открыла верхний ящик стола и принялась в нем рыться, не переставая говорить:

— Кстати, меня так срочно вызвали — что же с тобой случилось, сердечный приступ?

Элнер подумала.

— Не знаю точно, то ли осы до смерти закусали, то ли упала с дерева и разбилась. Я-то надеялась умереть в своей постели, да, видно, не судьба.

— Сердечный приступ, не иначе, — отозвалась Ида. — И папа умер от инфаркта, и Герта. У меня-то сердце было здоровое, но ведь ты старше меня и умерла скоропостижно… а я — нет. Врач говорил, у меня редкое заболевание крови, им страдали потомки королевских династий Германии.

«Опять она за свое! — подумала Элнер. — Двадцать два года как в могиле, а спеси не убавилось». Ида умерла в семьдесят лет от лейкемии, но ей всегда хотелось чем-то выделяться из толпы. Всю жизнь. Отец их — простой фермер, но послушать Иду, так он был барон, потомок Габсбургов, с родовым поместьем. А выйдя замуж за Герберта Дженкинса, Ида еще пуще задрала нос. Элнер приходилось то и дело напоминать ей, кто она и откуда, но теперь уже поздно. Раз уж и могила Иду не исправила, то это навечно.

Ида долго рылась в ящике, чем-то звякая. Наконец достала ключ: «Вот!» Затем развернулась и пошла отпирать тяжелые двойные двери. А когда все было готово, позвала Элнер:

— Ну, пойдем.

Элнер двинулась было следом — и вдруг застыла как вкопанная.

— Постой! Это ведь рай? Я не угожу в ад?

— Не угодишь, — заверила Ида.

У Элнер отлегло от сердца. Поразмыслив, она решила, что если даже Иду взяли в рай, то надежда есть у всякого. Оставался еще один вопрос.

— И что теперь?

Ида изумленно воззрилась на сестру:

— Как — что, Элнер? Встретишься с Создателем. Я и веду тебя, глупая, на встречу с Создателем.

— Да ты что! — ахнула Элнер. — А я-то… в старом халате с дырявыми карманами, и губы не подкрашены.

— Теперь на своей шкуре испытаешь, каково было мне.

— Могу представить…

— Готова?

— Думаю, да. Иначе меня бы здесь не было, так ведь?

— Верно. А теперь скажи, ты о многом жалеешь?

— То есть?

— О том, что хотела сделать, но не успела.

Элнер, подумав, отвечала:

— Я так и не побывала в «Долливуде»… Жаль, не посчастливилось туда попасть, зато я была в парке «Мир Диснея», значит, жаловаться не на что. А ты?

Ида вздохнула.

— Я мечтала съездить в Лондон, побродить по дворцовым садам, выпить чаю с королевской семьей, но, увы, не довелось.

С этими словами Ида торжественно распахнула двери, отступила на шаг и сказала: «Опля!»