Глава 5
В половине десятого уже казалось, что никто не придет. Ги засыпал в камин угля, приготовил лучину и вытер руки платком. Розмари вышла из кухни и остановилась, глядя на мужа со своей болью и только что сделанной прической, в коричневом бархатном платье. Бармен возился с лимонными корками, салфетками, стаканами и бутылками. Он был очень симпатичным итальянцем и звали его Ренато. Бармен производил впечатление человека не бедного и, видимо, мог в любой момент бросить это занятие, если оно ему наскучит Сначала пришли Венделлы – Тэд и Кэрол, а через минуту Элиза Дунстан со своим мужем Хьюгом, который немного прихрамывал. Потом появился Аллан Стоун, агент Ги, с красивой манекенщицей-негритянкой Рэйн Морган, за ними – Джимми и Тайгер, Лу, Клаудия Камфорт и ее брат Скотт.
Ги складывал пальто на кровать. Ренато повеселел и принялся размешивать коктейли… Розмари указывала пальцем на входящих и знакомила всех Джимми, Тайгер, Рэйн, Алан, Элиза, Хьюг, Кэрол, Тэд, Клаудия, Лу, Скотт, Боб и Тea Гудманы пришли со своими друзьями Пегги и Стэном Килер.
– Ничего страшного! – улыбнулась Розмари. – Ерунда Чем больше гостей, тем веселее! Каппы явились без пальто.
– Ну и путешествие! – сказал мистер Капп («Это Бернард», – машинально представила его Розмари). – Автобус, три поезда и паром. Мы вышли из дома пять часов назад!
– Можно, я посмотрю квартиру? – спросила Клаудия. – Если она вся такая симпатичная, то я себе просто горло перережу.
Майк и Педро принесли букеты алых роз. Педро прижался щекой к Розмари и прошептал:
– Пусть он тебя получше кормит, а то ты прямо зеленая стала.
Розмари продолжала знакомить гостей:
– Филлис, Бернард, Пегги, Стэн, Тea, Боб, Лу, Скотт, Кэрол…
Потом понесла розы на кухню, куда следом за ней сразу же вошла Элиза со стаканом в руке и фальшивой сигаретой, с помощью которой она пыталась бросить курить.
– Какая ты счастливая! – сказала она. – Такой прекрасной квартиры я еще ни у кого не видела. Вот это кухня! С тобой все в порядке, Рози? Ты выглядишь какой-то усталой.
– Спасибо, что не сказала хуже. Мне сейчас действительно не совсем хорошо, но я скоро поправлюсь. Я беременна.
– Не может быть. Это же здорово! И когда ждете?
– Двадцать восьмого июня. С пятницы уже пойдет пятый месяц.
– Вот здорово! А как тебе доктор Хилл? Просто мечта Запада, правда?
– Да, но я к нему больше не хожу.
– Почему?
– У меня теперь другой врач, пожилой, – Сапирштейн.
– Зачем? Он ведь не может быть лучше Хилла.
– Он очень известный и к тому же – друг наших хороших знакомых. Вошел Ги.
– Ну, поздравляю тебя, папочка! – улыбнулась Элиза.
– Спасибо. Ро, подавать соус?
– Да, пожалуйста. Посмотри, какие розы! Это Майк и Педро принесли.
Ги взял со стола поднос с галетами и кувшин с розоватым соусом.
– А ты возьми другой, ладно? – попросил он Элизу.
– Конечно, – ответила она, взяла второй кувшин и пошла за ним.
– Я сейчас приду! – крикнула вдогонку им Розмари. Ди Бертиллон пришел с актрисой Портией Хэйнес, а Джоан позвонила и предупредила, что они задерживаются в других гостях и будут только через полчаса.
– Какая же ты вредная со своими секретами! – Тайгер крепко обняла Розмари и поцеловала.
– Кто беременный? – раздался вдруг чей-то голос, а другой ответил: – Розмари.
Она поставила одну вазу с цветами на камин, а другую – на столик в спальне.
– Поздравляю, – сказала Рэйн Морган. – Я так и поняла, что это ты беременная.
Ренато подал Розмари стакан с разведенным виски.
– Первый напиток я всегда делаю крепким, – объяснил он. – Чтобы все разогрелись. А потом перехожу на более легкие.
Майк через всю комнату помахал ей рукой и одними губами выразительно произнес: «Поздравляю». Розмари улыбнулась, кивнула и тоже одними губами ответила:
«Спасибо».
– Здесь жили сестры Тренч, – сказал вдруг кто-то из гостей, а Бернард Капп добавил: – И Адриан Маркато, и Кит Кеннеди.
– И Перл Эймс, – поддержала его Филлис Капп.
– Сестры Трент? – переспросил Джимми.
– Тренч, – поправила Филлис. – Они ели маленьких детей.
– И не просто ели, – сказал Педро, – а прямо-таки пожирали.
Розмари закрыла глаза и затаила дыхание – боль резко усилилась. Может быть, это из-за выпивки? Она отставила стакан в сторону.
– Тебе плохо? – наклонилась к ней Клаудия.
– Все в порядке. – Розмари улыбнулась. – Просто небольшой спазм.
Ги разговаривал с Тайгер, Портией Хэйнс и Ди.
– ..Еще рано судить, – объяснил он» – Мы репетируем только шесть дней. Хотя смотреть ее гораздо приятнее, чем читать.
– А играть, наверное, тяжело, – предположила Тайгер. – Послушай, а что сейчас с тем парнем? Он все еще слепой?
– Не знаю, – пожал плечами Ги.
– С Дональдом Бомгартом? – уточнила Портия. – Да ты его знаешь, Тайгер. Он живет с Зоей Пайпер.
– Так это он? А я и не знала, что знакома с ним!
– Он сейчас пишет великолепную пьесу, – продолжала Портия. – По крайней мере первые два акта очень интересные. Такой яростный гнев, как у Осборна.
– К нему не вернулось зрение? – осторожно спросила Розмари.
– Нет, – вздохнула Портия. – Все уже отчаялись. Он, конечно, храбрится, изо всех сил пытается привыкнуть к своему состоянию… Это, собственно, и побудило его взяться за пьесу. Он диктует, а Зоя пишет.
Наконец пришла Джоан. Ее спутнику было за пятьдесят. Она взяла Розмари за руку, отвела в сторону и взволнованно спросила:
– Что с тобой стряслось? Что случилось?
– Ничего, – ответила Розмари. – Просто я беременна.
Розмари с Тайгер заправляли салат на кухне, когда к ним вошли Джоан и Элиза и закрыли за собой дверь – Как, ты говоришь, зовут твоего врача? – начала Элиза.
– Сапирштейн.
– И его удовлетворяет твое состояние? – спросила Джоан.
Розмари кивнула.
– Клаудия сказала, что у тебя только что был спазм.
– У меня начались сильные боли, но они скоро пройдут, это нормально.
– Что еще за боли? – удивилась Тайгер.
– Боль, просто боль. Сильная боль, вот и все. Это потому, что у меня с трудом расходятся кости таза.
– Рози, поверь мне: у меня это уже дважды позади, но боль не бывает такая сильная; просто немного ноет, и все, – сказала Элиза.
– У всех по-разному, – ответила Розмари, механически размешивая деревянной ложкой салат. – Каждая беременность имеет свои особенности.
– Но не такие же! – возразила Джоан. – Ты выглядишь, как чемпионка среди заключенных концлагеря. Ты уверена, что твой врач все правильно тебе назначает?
Розмари заплакала, тихо и беспомощно, продолжая держать ложку в салате. Слезы побежали по ее бледным щекам.
– О, Боже! – всплеснула руками Джоан и посмотрела на Тайгер, ожидая от нее подмоги. Тайгер обняла Роз-мари за плечи и принялась утешать: – Ш-ш-ш, тихо. Ну не надо, Рози! Ш-ш-ш…
– Ладно вам, – сказала Элиза. – Лучше не трогайте ее. Она и так весь вечер, как на иголках.
Розмари беззвучно рыдала, и черные полосы туши пролегли по ее щекам. Элиза усадила ее на стул. Тайгер забрала ложку и отодвинула вазы с салатом на дальний угол стола.
Дверь приоткрылась, но Джоан подскочила и захлопнула ее. Это был Ги.
– Эй, дайте мне войти, – попросил он.
Извини, – отозвалась Джоан. – Вход только девушкам.
– Мне надо поговорить с Розмари.
– Нельзя, она занята.
– Послушай, мне надо вымыть стаканы.
– Иди в ванную. – Она прислонилась плечом к двери и не пускала его.
– Черт побери, да откройте же! – требовал он с другой стороны.
Розмари, все еще сгорбившись, плакала, руки беспомощно лежали на коленях, плечи вздрагивали. Элиза то и дело вытирала ей лицо краем полотенца, а Тайгер ласково гладила по голове и тихонько шептала какие-то слова утешения. Постепенно слезы стали стихать.
– Мне так больно! – пожаловалась Розмари. – И я так боюсь, что ребенок умрет.
– Твой врач что-нибудь делает? – спросила Элиза. – Лечит тебя как-нибудь, дает лекарства?
– Ничего, совсем ничего.
– А когда это началось? Розмари всхлипнула.
– Когда начались боли, Рози?
– Перед Днем Благодарения. В ноябре.
– В ноябре? Что?! У тебя такая боль ноября, а врач ничего не делает?!
– Он говорит, что все скоро пройдет.
– А он показывал тебя другим докторам? – спросила Джоан.
Розмари отрицательно покачала головой.
– Он очень хороший, – сказала она, пока Элиза вытирала ей щеки. – Известный.
– По-моему, он просто сумасшедший садист, – отрезала Тайгер.
– Такая боль – это сигнал, что что-то случилось, – добавила Элиза. – Я не хочу тебя пугать, Рози, но лучше тебе показаться доктору Хиллу. Кому угодно, покажись, кроме этого…
– Этого идиота, – подсказала Тайгер.
– Он не может быть прав, если позволяет тебе так страдать, – поддержала Элиза.
– Я не соглашусь на аборт, – заявила Розмари. Джоан от двери прошептала:
– А тебе никто и не говорит про аборт! Просто пойди к другому врачу, и все.
Розмари забрала у Элизы полотенце и промакнула глаза.
– Он предупреждал, что все так и будет. – Она посмотрела на следы туши на полотенце. – Что мои подружки скажут, будто у них все прошло нормально, а со мной что-то не так.
– Я не понимаю тебя, – обиделась Тайгер.
– Он сказал мне не слушать подруг, – объяснила Розмари.
– Но ты же слушаешь нас! Что за мерзкие советы он тебе дает?
– Мы просто хотим, чтобы ты пошла к другому врачу, – ласково сказала Элиза. – Я думаю, ни один уважающий себя специалист не станет возражать против этого, если так лучше для его пациента.
– Так и сделай, – добавила Джоан. – Прямо в понедельник утром.
– Ладно, – согласилась Розмари.
– Обещаешь? – строго спросила Элиза. Розмари кивнула.
– Обещаю. – Она улыбнулась. – Мне уже лучше. Спасибо.
– Ну, теперь ты еще хуже выглядишь. – Тайгер раскрыла сумочку. – На, подрисуй глаза. И все остальное. – Она выложила на стол перед Розмари все свои коробочки и тюбики.
– Мой наряд! – воскликнула Розмари.
– Мокрую тряпку! – тут же среагировала Элиза и бросилась к раковине.
– Чесночный хлеб! – закричала Розмари.
– Ставить или вынимать? – вскочила Джоан.
– Ставить. – Розмари щеточкой для туши указала на холодильник, на котором лежали две завернутые в фольгу буханки.
Тайгер взялась за салат, а Элиза стала вытирать длинное вечернее платье Розмари, испачканное каплями размытой туши.
– В следующий раз, когда соберешься плакать, не надевай бархат, – посоветовала она.
Вошел Ги и удивленно посмотрел на них.
– Обмениваемся косметическими советами, – сказала Тайгер. – Тебе интересно?
– Все в порядке? – спросил он у Розмари.
– Да, – ответила она, улыбаясь.
– Немного пролила заправки на платье, – объяснила Элиза.
– А кухонным работникам полагается выпить, как вы считаете? – поинтересовалась Джоан.
Запеканка пользовалась успехом, салат тоже (Тайгер чуть слышно шепнула Розмари: «Это он из-за твоих слез такой вкусный»).
Ренато выбрал шипучее вино и с хлопком откупорил его.
Брат Клаудии, Скотт, сидел в кабинете с тарелкой на коленях и вещал:
– Зовут его Альтизер и сейчас он, по-моему, в Атланте, а заявляет он следующее: «Бог умер, и это исторический факт, свершившийся уже в наше время». Причем он имеет в виду, что Бог умер в буквальном смысле этого слова.
Его внимательно слушали Каппы, Рэйн Морган и Боб Гудман.
Джимми, который стоял в гостиной у окна, вдруг радостно воскликнул:
– Ого, снег начинается!
Стэн Килер рассказал целую серию польских анекдотов, и Розмари громко смеялась над ними.
– Смотри не напейся, – тихо шепнул ей Ги. Все еще смеясь, она повернулась и показала ему стакан:
– Да ведь это же лимонад!
Приятель Джоан сидел на полу и гладил лодыжки своей подруги. Элиза беседовала с Педро, который вежливо кивал, а сам поглядывал на Майка и Аллана, устроившихся на диване в другом конце комнаты. Клаудия начала гадать желающим по руке.
Виски кончалось, но все остальное было просто замечательно.
Розмари подала кофе, вытряхнула пепельницы и ополоснула стаканы. Тайгер и Кэрол Венделл помогали ей.
Потом она села на подоконник рядом с Хьюгом Дунстаном и, попивая кофе, стала смотреть на падающие снежные хлопья. Их было много – целая армия снежинок. Время от времени самая отчаянная снежинка выбивалась из общего потока и, ударяясь о стекло, тут же таяла.
– Каждый год я даю себе слово уехать из города, – задумчиво говорил Хьюг Дунстан, – чтобы избавиться от всех этих преступлений, шума и всего прочего. Но вдруг начинается снегопад или какой-нибудь фестиваль, и я остаюсь.
Розмари улыбнулась, продолжая следить за снежинками.
– Вот из-за чего мне так хотелось получить эту квартиру, – сказала она, – Чтобы сидеть у камина и смотреть, как падает снег. Хьюг с любопытством посмотрел на нее.
– Ты, наверное, до сих пор еще читаешь Диккенса?
– Конечно. Все читают Диккенса. К ним подошел Ги.
– Боб и Тea тоже уходят, – сообщил он.
В два часа ночи все разошлись, и Розмари с Ги остались одни в огромной пустой гостиной среди грязных стаканов, салфеток и переполненных пепельниц. («Не забудь», – напомнила ей на прощанье Элиза и погрозила пальцем. Но она и так не забудет.) – Ну, а теперь – за работу! – скомандовал Ги, собравшись с духом начать уборку.
– Ги, – тихо позвала Розмари.
– Да?
– Я пойду к доктору Хиллу. В понедельник утром. Он ничего не ответил, только молча посмотрел на нее.
– Я хочу, чтобы он проверил меня. Доктор Сапирштейн или обманывает меня, или… Или я не знаю, но он, наверное, выжил из ума. Такая боль – это сигнал, что со мной что-то не так.
– Розмари…
– И я больше не пью тот напиток, который приносит мне Минни. Я хочу принимать витамины в таблетках, как и все остальные. Я уже три дня его не пью. Я оставляю его, а когда она уходит, выливаю.
– Ты…
– Я вместо этого пью свой собственный напиток. Ги вдруг рассвирепел и, указывая пальцем в сторону кухни, закричал:
– Так вот что наговорили тебе эти сучки! Вот зачем они приходили! Уговорить тебя поменять врача?!
– Они мои подруги, не называй их так.
– Да это просто свора обезумевших сучек, которые лезут не в свое дело, черт бы их побрал!
– Они просто хотели, чтобы я посоветовалась с другим врачом.
– У тебя самый лучший врач в Нью-Йорке! А кто такой этот доктор Хилл? Никто – вот кто он такой!
– Я уже устала слышать о том, как знаменит ваш любимый Сапирштейн. – Розмари чуть не плакала. – У меня боль не прекращается с самого Дня Благодарения, а он только и твердит, что она не сегодня-завтра пройдет!
– Ты не будешь менять врача. Мы и так уже черт знает сколько платим Сапирштейну, а теперь еще придется платить твоему Хиллу? Даже и речи об этом быть не может!
– Я не буду менять врача. Пусть просто доктор Хилл осмотрит меня и даст свое заключение.
– Я тебе не разрешаю. Это… это, в конце концов, нечестно по отношению к Сапирштейну.
– Нечестно? О чем ты говоришь вообще? А по отношению ко мне это честно?
– Тебе нужно еще одно мнение? Ладно. Скажи Сапирштейну. Пусть он сам решит, кому тебя показать. И придется тебе быть с ним вежливой до конца, он все-таки специалист в своем деле.
– Я хочу пойти к доктору Хиллу. Если ты не желаешь платить, я отдам свои…
Внезапно Розмари замолчала и замерла как вкопанная. По лицу ее покатилась слеза и остановилась у уголка рта.
– Ро?
Боль прекратилась. Ее больше не было! Она смолкла, : как заклинивший автомобильный сигнал, который наконец-таки отключили. Боль прошла, она исчезла навсегда, безвозвратно. Слава Всевышнему! Нет ее, и все тут. И, Боже мой, как же хорошо она начнет теперь чувствовать себя, вот только надо перевести дыхание…
– Ро? – озабоченно переспросил Ги и сделал осторожный шаг к ней.
– Она прекратилась. Эта боль.
– Прекратилась?
– Только что. – Розмари попыталась улыбнуться. – Она куда-то исчезла, и все. – Она закрыла глаза и глубоко вздохнула, потом прислушалась к себе и вздохнула еще глубже. Как давно ей не приходилось так вот свободно дышать! С самого Дня Благодарения.
Когда Розмари открыла глаза, Ги продолжал обеспокоенно смотреть на нее.
– Что за напиток ты себе готовила?
Сердце у нее оборвалось. Она убила ребенка. Хересом. Или испорченным яйцом. Или их сочетанием. Ребенок умер, поэтому боль прекратилась. Боль была ребенком, а она убила его своей самонадеянностью!
– Яйцо, – сказала она, – молоко, сливки, сахар. – Розмари моргнула, провела рукой по щеке и посмотрела на него. – Херес, – добавила она невинным голосом.
– Сколько ты наливала хереса?
И вдруг что-то внутри нее шевельнулось.
– Много?
И еще раз. Там, где раньше ничего не шевелилось. Легкое приятное щекотание. Она глупо и беспомощно хихикнула.
– Розмари, ради Бога, скажи мне, сколько ты наливала хереса?
– Он живой, – тихо сказала она и снова беззвучно засмеялась, поджав губы и изумленно подняв брови. – Он шевелится. Все в порядке. Он не умер. Он двигается! – Она посмотрела на свой живот под коричневым бархатом и осторожно положила на него руки. Теперь она уже ясно почувствовала, как что-то внутри нее снова шевельнулось – это были ручки. Или ножки.
Розмари подошла к Ги, и, не глядя на него, протянула руку, взяла его ладонь и положила себе на живот. Внутри тут же что-то послушно шевельнулось в ответ.
– Ты чувствуешь? – спросила она. – Ну вот, опять. Чувствуешь?
Он побледнел и отнял руку.
– Да. Да, я почувствовал.
– Не надо его бояться. – Она рассмеялась. – Он тебя не укусит.
– Это чудесно! – выдохнул Ги.
– Правда? – Она снова посмотрела на живот. – Он живой. Он лягается. Там, внутри.
– Я тут немного приберу, – сказал Ги, подняв со стола пепельницу и стакан. Потом еще один.
– Ну ладно, Дэвид-или-Аманда. Ты доказал свое присутствие, а теперь успокойся. Мамочке надо убирать квартиру. – Розмари засмеялась. – Боже мой! Он такой подвижный! Значит, будет мальчик, да? Ну ладно там, потише. У тебя впереди еще целых пять месяцев, так что экономь силы. – Все еще смеясь, она обратилась к Ги: – Поговори с ним, Ги, ты ведь все-таки отец. Скажи ему, что нельзя быть таким нетерпеливым.
Розмари смеялась, потом смеялась и плакала одновременно, бережно обхватив обеими руками живот, на который капали сладкие слезы счастья.