Очередь в Мавзолей Ленина, против ожидания, оказалась короткой, а зрелище неинтересным. Ленин лежал не как все, скрестив на груди руки, а почему-то держа их по бокам и со сжатыми кулаками, словно собирался боксировать, и голова у него была исключительно крупной величины с рыжими бровями и бородой.

Покинув гробницу, Чонкин решил посмотреть, что за народ в Москве проживает и как. Прошел опять мимо своей гостиницы и двинулся вверх по улице Горького. Когда-то до войны он много раз слышал о великолепии, которое представляет собой столица Советского государства и особенно ее центральная улица. Но с тех пор, как он это слышал, прошло много времени. Сорок с лишним лет тому назад судьба повернулась так, что пришлось ему побывать в Берлине, Нью-Йорке, Чикаго, Сан-Франциско, Лос-Анджелесе и Париже. После этих городов Москва не показалась ему слишком большой и слишком великолепной. Он увидел ее обшарпанной и неухоженной. Тогдашнему жителю или приезжему трудно было представить себе, как преобразится этот город лет примерно через пятнадцать, какие современные вырастут здесь административные и жилые здания, торговые центры и гостиницы, как зальется этот мегаполис весь электрическим светом, как расцветет разноцветными яркими рекламами, как заполнятся улицы «Роллс-Ройсами», «Мерседесами», «Кадиллаками». Но пока ничего этого не было, и Чонкин шел, удивляясь одноцветности уличного оформления, однообразию автомобилей и одежды и нездоровым человеческим лицам. По проезжей части один за другим тащились троллейбусы и автобусы, старые, грязные, ржавые и скрипучие. Он попробовал втолкнуться в один из них, но толпа его как-то закружила и выплюнула, и автобус отошел без него. Он попробовал второй раз, и опять случилось то же самое.

Он двинулся дальше пешком, и тут попался ему навстречу военный патруль: старший лейтенант и два солдата с красными повязками на рукавах. Он обратил внимание, что они как-то особо его приметили и, обменявшись какими-то репликами, сначала бросили на него несколько быстрых взглядов, а потом один из солдат, маленький, кривоногий, точь-в-точь такой, каким был когда-то сам Чонкин, отделившись от своих товарищей, направился к нему наперерез. В Чонкине, по ожившему вдруг в нем атавизму, мелькнула мысль немедленно дать деру, и он даже сделал шаг в сторону, тут же опомнился, но не совсем, и полез в карман за паспортом.

Солдат был не только маленький, но и щуплый, с нездорового цвета прыщавой кожей.

– Отец, – сказал он, – дай три рубля, жрать охота.

Чонкин опешил. Он мог ожидать чего угодно, только не этого. С ним, в бытность его солдатом, случалось всякое, но милостыню он никогда не просил и не видел, чтобы другие солдаты просили, тем более что прямо при офицере. Он опять полез в карман, но уже не за паспортом, а за деньгами. На ощупь вытащил одну из бумажек – оказалось, двадцать долларов, – сунул солдату.

Тот взял бумажку, стал вертеть ее в руках, спросил удивленно:

– Ты что, отец? Ты что мне даешь? – протянул руку, чтобы отдать купюру обратно.

– Твенти бакс – это мало? – удивился Чонкин, помня, что американские попрошайки бывают рады и четверти доллара, но тут подскочил офицер, выхватил купюру у солдата, сказал Чонкину:

– Данке шён.

И все трое быстро затопали прочь.

И Чонкин двинулся дальше.

В конце концов добрался он пешком до станции метро «Белорусская». Когда спускался по эскалатору, обратил внимание, что люди встречного потока почти все с мрачным выражением на лицах, похожи на шахтеров, поднимающихся наверх после тяжелой смены. На громыхающем поезде доехал до следующей станции – «Новослободской». Увидел туалет. Почувствовал, что стоит воспользоваться. Прочел вывеску. На ней было написано: «Туалет плантный. Писсуар – 20 коп., кабинка – 80 коп. Герои Советского Союза, Герои Социалистического Труда и кавалеры орденов Славы 3 степеней обслуживаются бесплатно». У входа женщина в синем халате принимала деньги и заплатившим за кабинку выдавала один квадратик туалетной бумаги. Выйдя из туалета, Чонкин завернул за угол и попал в какой-то двор, поразивший его своим видом. Среди голых деревьев стояли два мусорных контейнера, которые давно не убирали. Они сами были переполнены, и вокруг них валялись окурки, сигаретные пачки, обрывки газет, куски картона, старые консервные банки, ржавое колесо от детского велосипеда и дохлая кошка. Почва хлюпала под ногами и воняла, но люди пробирались через эту грязь торопливо и деловито, нисколько ею не удрученные, однако с такими же мрачными лицами, как и в метро. За помойкой, на составленных столбиками кирпичах вместо колес, стоял старый автомобиль, проржавленный насквозь, с дырами, вмятинами и без лобового стекла. Деловой человек, видимо, владелец машины, расстелив в грязи полотно ржавой жести, колотил по ней деревянной киянкой.

Заметив проявляемое к нему любопытство, человек поднял голову и спросил:

– Отец, закурить не найдется?

– Шур, – сказал Чонкин и, достав пачку «Кемела», одну сигарету ловко вытряхнул в грязные пальцы.

– Ого! – удивился человек. – Где это ты, батя, такие сигареты достал, в «Березке», что ли?

– Да так, – Чонкин не стал вдаваться в подробности. И поднес к носу собеседника зажигалку: – Репейр делаешь?

– Чего?

– Хочешь починить и ездить? – поправился Чонкин.

– Не ездить, а летать, – сказал собеседник и закашлялся. – Крепкие сигареты. На воздушной подушке летать буду. Жесть разровняю, сопло выгну. А компрессор ребята обещались в Жуковском утянуть.

– А на чем летать-то? На этом, что ль? – спросил Чонкин, указывая на останки автомобиля.

– А на чем же еще? Это ж «Победа», ты знаешь, что такое «Победа»?

– Ну, – ответил Чонкин уклончиво. Он не знал, что такое «Победа», потому что после победы без кавычек попал в края, где машины этой марки не выпускались, а похожие назывались «Опель-капитан». Чего тогда он, впрочем, тоже не знал, ему было не до того.

А собеседник его на самом деле и представить себе не мог, что кто-то действительно не знает, что такое «Победа». Он не сомневался, что этот пожилой человек знает, что такое «Победа», но предположил, что он может не представлять всех достоинств этой машины. И стал объяснять:

– Настоящая «Победа» – это же зверь! Ей уже тридцать лет, а еще практически на ходу. Вот кузов подрихтую да подварю, и еще сорок прослужит.

На вопрос Чонкина, куда именно он будет летать, хозяин «Победы» ответил, что в Калининской области на озере Селигер купил он избу, а добираться не на чем. То, что катится по земле, использовать невозможно, даже трактор и тот топнет по уши. И без воздушной подушки ну просто никак.

Подивился Чонкин таланту и находчивости изобретателя, вытряхнул ему в боковой карман еще две сигареты, пошел дальше.