ОСЕНЬ 1469 ГОДА
Итак, Уорик снова вернулся ко двору как любимый друг и верный наставник. Нам теперь предстояло изображать семью, в которой порой случаются и ссоры, но тем не менее все друг друга очень любят. Эдуард со своей ролью справлялся неплохо. Я приветствовала Уорика улыбкой, в которой было не больше теплоты, чем в замерзшем фонтане, струйки которого превратились в сосульки. Мне требовалось вести себя так, словно этот человек вовсе не убийца моего отца и брата, словно это вовсе не он бросил в темницу моего мужа. Так я себя и вела: ни одного гневного словечка не сорвалось с моих губ. Впрочем, Уорик и без слов прекрасно понял, что в моем лице приобрел смертельно опасного врага на всю оставшуюся жизнь.
Однако Уорик отлично знал, что вслух я ничего против него сказать не могу. Едва заметный поклон, которым Уорик меня приветствовал, впервые встретившись со мной после долгой разлуки, был свидетельством его молчаливого торжества.
— Ваша милость, — вкрадчиво произнес он.
И я, как всегда в его присутствии, почувствовала себя неловко. Точно девчонка! Когда я первый раз вышла замуж, Уорик давно уже был одним из могущественнейших людей, он строил и воплощал в жизнь планы, связанные с судьбой всего королевства, а я тогда во всем слушалась мужа, и все мои тревоги сводились к сложностям в моих отношениях с леди Грей — моей первой свекровью. Вот и сейчас Уорик смотрел на меня так, словно мне следовало бы по-прежнему кормить в Графтоне кур.
Мне очень хотелось говорить надменно, ледяным тоном, но, скорее всего, выглядела я просто обиженной.
— Добро пожаловать, милорд, рада снова вас видеть, — с явной неохотой промолвила я.
— Вы всегда чрезвычайно любезны, ваша милость, — с улыбкой откликнулся Уорик. — Поистине прирожденная королева!
Даже мой сын Томас Грей почувствовал его издевательские интонации и, не в силах сдержаться, сердито что-то пробубнил — он ведь был совсем еще мальчишкой — и выбежал вон.
Уорик снова лучезарно мне улыбнулся.
— Ах, эта молодежь, — вздохнул он. — Многообещающий мальчик.
— Да! И я очень рада, что его не было на пустошах Эджкота, рядом с дедом и дядей, которых он обожал, — отчеканила я с ненавистью.
— О да, я тоже очень этому рад!
Ладно, пусть он сейчас заставляет меня ощущать себя полной идиоткой, ни на что не способной, но я твердо верю в одно: я непременно выполню данную мной клятву! Там, в моей шкатулке с драгоценностями, по-прежнему лежит потемневший от старости медальон из черненого серебра, и внутри спрятано имя моего врага, Ричарда Невилла, а также имя предателя — Георга Кларенса; и оба эти имени написаны моей кровью на клочке бумаги, оторванном от уголка предсмертного письма моего отца. Этих людей я прокляла как своих главных врагов. И уверена: я увижу их мертвыми у своих ног!