Глава 27

Заложив в ломбард несколько пишущих машинок и так и не выкупив их обратно, я отказался от мысли заиметь свою собственную. Свои рассказы я переписывал начисто от руки печатными буквами и в таком виде отсылал в редакции. Мне волей-неволей пришлось научиться писать начисто быстро. Теперь я пишу печатным шрифтом гораздо быстрее, чем прописью. Я писал по три-четыре рассказа в неделю. И отправлял их по почте в разные журналы. Мне представлялось, как редактор «Harper’s» или «The Atlantic Monthly» говорит: «Так, что у нас тут? Еще одно произведение этого малахольного…»

Как-то вечером я пригласил Гертруду в бар. Мы сидели за столиком, пили пиво. На улице шел снег. Я себя чувствовал чуточку лучше. В смысле, лучше обычного. Мы пили пиво и разговаривали. Прошел час, может, чуть больше. Я слегка осмелел и стал ловить взгляд Гертруды, глядя ей в глаза. Она тоже смотрела мне прямо в глаза. «В наше время непросто найти стоящего человека», — сообщил музыкальный автомат. Гертруда легонько покачивалась в такт музыке и смотрела мне в глаза.

— У тебя странное лицо, — сказала она. — На самом деле ты не такой уж и страшный.

— Скромный упаковщик товаров, который пытается пробиться наверх.

— Ты когда-нибудь влюблялся? Любил?

— Любовь — это для настоящих людей.

— Ты вроде бы настоящий.

— Не люблю настоящих людей.

— Не любишь?

— Вообще ненавижу.

Мы взяли еще по пиву. Теперь мы почти не разговаривали, просто сидели и пили. Снегтакишел. Гертруда рассматривала людей в баре. Потом сказала:

— Правда, он очень красивый?

— Кто?

— Вон тот парень, военный. Который сидит один.

Как он прямо сидит. И у него столько медалей.

— Пойдем отсюда.

— Но еще рано.

— Хочешь, можешь остаться.

— Нет, я хочу пойти с тобой.

— Делай, что хочешь, мне все равно.

— Ты что, злишься из-за этого парня?

— Ничего я не злюсь!

— Злишься, злишься!

— Все, я пошел.

Я встал, оставил на столике чаевые и направился к выходу. Гертруда пошла за мной. Я не оглядывался, но слышал, как она идет. Я брел по улице, под снегопадом. Гертруда догнала меня и пошла рядом.

— Ты даже не догадался поймать такси. На таких каблучищах по снегу…

Я ничего не сказал. Мы прошли пять кварталов до нашего дома. Я поднялся по лестнице. Гертруда старалась не отставать. Я прошел к себе в комнату, закрыл дверь, разделся и лег. И услышал, как Гертруда швырнула об стену что-то тяжелое.