ДЖЕЙН БОЛЕЙН
Замок Понтефракт, август 1541 года
Двое молодых щеголей и полдюжины придворных постарше день-деньской вьются вокруг юной королевы, каждый считает, что именно он и есть главный фаворит. Не королевский двор, а какой-то бордель, где того и гляди вспыхнет шумная ссора. Королева в восторге от всеобщего обожания, наслаждается каждым выездом на охоту, завтраком на траве, маскарадом. Ее, как ребенка, которого вовремя не уложили в постель, лихорадит от возбуждения. По одну сторону — Томас Калпепер помогает сойти с лошади, танцует с ней в паре, подсказывает на ухо ходы, когда она играет в карты, первым здоровается с ней поутру, последним говорит «спокойной ночи». По другую — юный Дирэм, назначенный в пажи, сидит рядом с ней у письменного стола, пишет письма под диктовку, постоянно о чем-то шепчется, дает советы, всегда тут как тут, надо или не надо. И все остальные тоже далеко не отходят. Сколько их — десяток, два? Даже вокруг Анны Болейн в расцвете красоты не собиралось столько ухажеров — просто псы на пороге мясной лавки. Анна хоть и флиртовала напропалую, но почести и награды за улыбку не раздавала, а эту девчонку можно запросто соблазнить песенкой, стишком, ласковым словцом. Всем и каждому при дворе ясно, что веселые удовольствия королевы, так радующие короля, пристали не невинной девочке, обожающей, как он думает, своего престарелого супруга, а прожженной кокетке, наслаждающейся постоянным мужским вниманием.
Как я и ожидала, ссоры не заставили себя ждать. Один из знатных придворных приказал юному Дирэму выйти из-за стола после обеда — только знатным советникам королевы подобает сидеть с ней за бокалом вина. Дирэм не привык держать язык за зубами, его ответ не замедлил поставить всех в известность, что он-де давал советы королеве, когда все присутствующие ее и знать не знали, и посему он останется при ней куда дольше всех остальных. Этот случай наделал много шума, дело дошло до ушей короля, в конце концов королева вызвала Дирэма к себе. Я стала единственной свидетельницей их разговора.
— Вам не подобает быть причиной беспокойства при моем дворе, — начала она выговаривать.
Он низко поклонился, но ничуть не смутился.
— Я никому не хотел причинять беспокойство. Я ваш — сердцем и душой.
— Это все очень мило. — Она явно раздражена. — Но мне ни к чему лишние вопросы о том, что у нас с вами когда было.
— Мы друг друга обожали. — Опять ни тени смущения.
— Никогда больше не повторяйте этих слов, — вмешалась я. — Она королева, ее предыдущей жизни теперь уже не существует.
— Как я могу об этом позабыть? — Он даже не глянул в мою сторону.
— Все давно в прошлом. — Я, право, горжусь тем, как решительно заговорила королева. — Я не желаю никаких сплетен о том, что было тогда, Фрэнсис. Мне ни к чему, чтобы люди обо мне болтали. Не сможешь держать язык за зубами, отошлю.
Он ответил не сразу.
— Но мы были мужем и женой перед Богом. Этого не изменить.
Она только устало махнула рукой и сказала:
— Даже не знаю. Не важно, все давно прошло. Ты останешься при дворе, если обещаешь никогда ни о чем подобном не упоминать. Может он остаться, леди Рочфорд?
— Сумеешь держать язык за зубами? — спросила я его. — Не станешь болтать такую чепуху? Можешь остаться, если обещаешь молчать. Начнешь хвастаться, сам знаешь, что будет.
Он бросил на меня ненавидящий взгляд — мы оба друг друга недолюбливаем.
— Я молчать умею.