ДЖЕЙН БОЛЕЙН
Хэмптон-Корт, апрель 1541 года
— А что, собственно, случилось с Анной Болейн? — Неожиданно заданный вопрос девочки-королевы приводит меня в полный ужас.
Мы возвращаемся с утренней мессы; короля, как обычно, в ложе не было. На этот раз ей удалось провести всю службу, не выискивая глазами Томаса. Даже прикрыла веки, словно молится, задумалась о чем-то. И тут вдруг такой вопрос.
— Ее обвинили в государственной измене, — стараюсь говорить спокойно. — Вам это должно быть известно.
— Да. Но за что? Что именно случилось?
— Спросите лучше вашу бабушку, герцогиню. Или герцога.
— А разве вас там не было?
Была ли я там? Каждую минуту той страшной, непрекращающейся агонии я была там.
— Да, я была тогда при дворе.
— Вы что, не помните?
Как тут не помнить, когда эти дни словно острым ножом врезаны в мою плоть.
— Конечно помню. Но не люблю о старых делах разговаривать. Зачем ворошить прошлое, оно давно позабыто.
— Но это же не тайна какая-то, — продолжает настаивать она. — Не постыдный секрет.
В горле пересохло.
— Нет, конечно нет. Но я потеряла золовку, мужа и доброе имя.
— А за что казнили вашего мужа?
— Его вместе с ней и другими придворными обвинили в измене.
— Я думала, их казнили за то, что они были любовниками королевы.
— Это одно и то же. Для королевы завести любовника — государственная измена. Не сменить ли нам тему разговора?
— А за что же все-таки казнили ее брата, вашего мужа?
Я стиснула зубы.
— Их обвинили в любовной связи, — пробормотала угрюмо. — Понимаете, почему я не хочу об этом разговаривать? Почему никто не хочет это дело вспоминать? Довольно уже.
Она в такой ужас пришла, что даже не обратила внимания на мой непочтительный тон.
— Обвинили в том, что она взяла в любовники брата? Как такое могло в голову прийти? Откуда взялись доказательства?
— Шпионы. Ложь. — В моем голосе горечь. — Предупреждаю, не доверяйте глупым девчонкам, что роятся вокруг вас.
— Кто же их обвинял? Кто дал против них показания?
— Не знаю. — Как же хочется прекратить разговор, уйти подальше от ее попыток раскопать давнишние дела. — Слишком давно было, я уже не помню, а если бы и помнила, все равно говорить не стала.
Спешу отойти, нарушая приличествующий этикет. Не могу вынести ее взгляда, ее растущих подозрений.
— А кто знает? — снова спрашивает она, но я уже далеко.
