АННА

«Встречай неизбежное с достоинством» — такой у меня теперь девиз. Барка поднимается вверх по реке. Завидев мой штандарт, с яликов и лодок кричат: «Да здравствует королева Анна!» — и снимают шапки. Иногда слова поддержки звучат не так вежливо: «Я с тобой, дорогуша!» или «Возьми моряка с Темзы!» — и даже хуже. Я улыбаюсь, машу рукой, повторяю снова и снова: «Встречай неизбежное с достоинством».

Королю достоинства недостает. Его себялюбие и легкомыслие бросаются в глаза каждому. Испанский и французский послы, наверно, смеются до упаду над его непомерным, безудержным тщеславием. Малышка Китти Говард (королева Екатерина, я должна, я буду звать ее королевой) тоже достоинством не блещет. Скорее можно ожидать достойного поведения от щеночка. Если король не бросит ее через год, если она не умрет от родов, тогда, быть может, и приобретет осанку королевы. Но сейчас… Сказать по правде, она и фрейлиной особо хорошей не была.

Придется постараться, чтобы мы трое не стали посмешищем для всей страны. Я войду в свои бывшие комнаты, в свой любимый дворец как почетная гостья, преклоню колено перед девчонкой, занявшей мое место, спокойно обращусь к ней, назову королевой Екатериной, не буду ни плакать, ни смеяться. Стану, как хочет король, его сестрой и лучшим другом.

Это не обеспечивает защиты от ареста — обвинение по прихоти короля может настигнуть меня в любой момент, как и всякого другого. Его родная племянница томится под стражей в старинном Сионском аббатстве. Всякому понятно — родство с королем не спасает от страха, дружба не дает защиты, чего стоит пример Томаса Уолси, того, кто построил этот дворец. Барка медленно плывет вверх по реке. В моем лучшем наряде я выгляжу сегодня в сто раз счастливее, чем когда была замужем.

Чудно все-таки — плыву на собственной барке, над головой развевается флаг Клеве. Нас не сопровождают другие барки, полные придворных, меня не ожидает пышный прием. Король в самом деле добился, чего хотел, — никогда бы не поверила, что такое возможно. Я была его женой, теперь я его сестра. Какому христианскому королю удавалось подобное превращение? Я была королевой Англии, а теперь в Англии другая королева, моя бывшая фрейлина.

Мы причаливаем. Одним умелым движением гребцы поднимают весла стоймя. Мне придется покинуть заваленное мехами теплое сиденье на корме. Трап уже спустили, пажи и слуги выстроились в два ряда на берегу.

Какая честь! Меня встречает сам герцог Норфолк, еще двое-трое членов Тайного совета, его союзники или родственники. Я — героиня сегодняшнего приема; по насмешливой улыбке герцога догадываюсь — его это забавляет не меньше, чем меня.

Как я и предсказывала, Говарды повсюду. Соотношение сил в стране с лета явно изменилось. Не таков герцог, чтобы упустить удобный случай. Опытный воин, закаленный в битвах, все обернет себе на пользу. Сейчас он достиг вершины, скоро одержит полную победу. Посмотрим, выдержат ли нервы в лагере Сеймуров и Перси, каково будет Паррам, Калпеперам, Невиллам, Кранмеру с его священниками-реформаторами. Они ведь привыкли к влиянию, власти, богатству и вряд ли станут долго терпеть, что их отстранили.

Мне помогают сойти на берег. Герцог отвешивает поклон.

— Добро пожаловать в Хэмптон-Корт, ваша светлость. — Словно я еще королева.

— Благодарю вас. Рада снова здесь оказаться.

Мы оба знаем — это правда. Бог свидетель, были дни, когда я и не надеялась вновь увидеть Хэмптон-Корт. Ворота на реке у лондонского Тауэра, через которые по ночам провозят изменников, — да. Но Хэмптон-Корт на Рождество? Нет.

— Вы, должно быть, замерзли?

Как лучшие друзья, идем с герцогом под ручку от реки ко дворцу.

— Я не заметила холода.

— Королева Екатерина поместила вас в своих покоях.

— Как это любезно со стороны ее величества!

Итак, слово произнесено. Я назвала глупейшую из своих служанок «ваше величество», словно она богиня какая, и при ком — при ее дяде!

— Королева жаждет вас видеть. Нам всем вас не хватало.

Опускаю глаза. Не из скромности, а чтобы не рассмеяться вслух. Этот человек скучал по мне? Он занимался сбором улик, пытался доказать, что я лишила короля мужской силы с помощью колдовства. Эти обвинения чуть не привели меня на плаху, еще немного — и меня бы никто не спас.

— Весьма вам признательна, — роняю я сухо.

Входим с лужайки в дом. Не меньше полудюжины пажей и молодых придворных слоняются между входом и покоями королевы, чтобы приветствовать меня поклоном. Я взволнована больше, чем осмеливаюсь показать. Один из юных пажей преклоняет колено, целует мне руку. Откидываю голову назад, чтобы не заплакать. Так недолго была я здесь хозяйкой, каких-нибудь полгода, а они все еще любят меня. Это трогает меня до слез.

Герцог морщится, но молчит. А для меня высказать свое мнение было бы верхом неосторожности. Поэтому мы делаем вид, что нас ничуть не удивляют все эти люди в залах и на лестнице, шепчущие благословения мне вслед. Герцог указывает путь, по его знаку стражники распахивают двойные двери, объявляют: «Ее светлость, герцогиня Клевская», и я вхожу.

Трон пуст. Ничего не могу понять, мелькает даже безумная мысль — все это шутка, англичане известные шутники, сейчас герцог объявит: «Вы настоящая королева, займите свое место», мы рассмеемся, и все пойдет по-прежнему.

Тут я замечаю — трон пуст, потому что королева играет на полу с котенком. Придворные дамы поднимаются на ноги с большим достоинством, кланяются, стараясь безукоризненно точно выразить глубину почтения к королевской особе, но притом особе малозначительной. Наконец и Китти Говард замечает меня. Бедное дитя роняет клубок шерсти и с криком «ваша светлость!» бросается ко мне.

Один взгляд ее дядюшки ясно показывает — ответная фамильярность совершенно неуместна. Низко, как перед самим королем, приседаю в реверансе.

— Королева Екатерина, — говорю я твердо.

Мой тон успокаивает, реверанс напоминает — за нами следит множество глаз. Она замирает, слегка приседает и лепечет:

— Герцогиня…

Хочется объяснить ей — наши отношения не изменились, мы можем оставаться подругами, почти сестрами — но только за закрытыми дверями, по секрету.

— Это приглашение — большая честь, ваша светлость, — произношу торжественно. — Я очень рада провести рождественские праздники с вами и вашим супругом, королем Англии, благослови его Господь.

Она неуверенно улыбается, я выжидаю, она ловит взгляд своего дядюшки и наконец решается ответить:

— Мы рады приветствовать вас при дворе. Король, мой супруг, почитает вас как сестру, и я тоже.

Китти делает шаг вперед, ее научили, как себя вести, только в первый момент все вылетело у нее из головы, и подставляет царственную щеку для поцелуя.

Герцог объявляет:

— Дорогие дамы, его величество король отобедает сегодня здесь с вами.

— Его надо достойно принять, — Екатерина оборачивается к леди Рочфорд: — Мы с герцогиней удалимся во внутренние покои, пока будут накрывать к обеду, и побеседуем наедине.

Она шествует в мою — свою — комнату, как будто жила тут всю жизнь, и я покорно иду следом.

Дверь за нами захлопывается.

— Я все сделала правильно? — допытывается она. — Ваш реверанс был великолепен, спасибо.

Не могу сдержать улыбку.

— По-моему, все правильно.

— Садитесь, садитесь же. Вот ваше кресло, так вы скорее почувствуете себя дома.

Я не решаюсь.

— Это неправильно. В кресло сядете вы, а я рядом, вдруг войдет кто-нибудь.

— Ну и что?

— За нами все время следят. — Я ищу слова. — За вами все время наблюдают. Всегда будьте начеку.

Китти качает головой.

— Вы не представляете, каким он стал со мной, — уверяет она. — Вы его никогда таким не видели. Его можно попросить обо всем. У меня есть все на свете. Он для меня ничего не пожалеет, выполнит любую просьбу, простит все, что угодно.

— Вот и хорошо.

Когда она играла с котенком, личико ее сияло ярче.

— Конечно, хорошо. — Но голос звучит неуверенно. — Я самая счастливая женщина в мире. Как Джейн Сеймур. Знаете, ее девиз был: «Самая счастливая».

— Вам надо привыкать к новой роли — жены и королевы, — говорю я решительно. Мне совершенно не хочется выслушивать жалобы Китти Говард.

— Я стараюсь, — отвечает она серьезно. Бедная девочка старается угодить всем. — Нет, правда, я стараюсь, ваша свет… Анна.