ТРУБАЧИ
1
ТЕТЯ
Не только ты одна хранишь память об Унн, просто люди не говорят о ней. Но почему? Это не похоже на них.
Сисс порой вздрагивала при мысли, что тетя Унн продала дом я собирается уезжать.
На следующий день, возвращаясь из школы, она прошла мимо тетиного дома. Увидела, что в нем по-прежнему живут, узнала на дворе тетины вещи.
Раз дом не продан, значит, тетя продолжает надеяться.
Однажды Сисс прошла слишком близко от дома тети Унн, и та увидела ее. Она открыла дверь и помахала девочке рукой:
- Сисс, иди сюда!
Сисс нехотя подошла, полная тревожного ожидания.
Тетя сказала:
- Я обещала тебе сообщить, когда продам дом и уеду.
- Да. Продала?
Тетя кивнула.
Стало быть, дом продан. Что тетя узнала? И когда — тогда же, когда я была в ледяном замке? Ерунда. Ну, скажи еще что-нибудь, мысленно попросила она, и тетя откровенно призналась:
- Теперь я уверена, что больше ждать нечего.
- Ты это знаешь?
- Нет, не знаю, но... Да нет, знаю. Поэтому и продала. Уеду далеко отсюда.
Как ни странно, но Сисс была уверена, что тетя не спросит у нее: «Теперь, когда я уезжаю, можешь ты рассказать мне все то, что не хотела раньше?» Нет, она этого не спросит.
- Ты уже завтра уезжаешь?
- Почему ты так думаешь? Почему завтра? — Тетя бросила на нее быстрый взгляд.— Ты уже об этом слышала?
- Нет, но я каждый день думаю: завтра она, наверное, уедет...
- И вот наконец ты угадала, завтра я действительно уезжаю. Поэтому-то я тебя и окликнула — как удачно, что я тебя увидела. Если бы ты не прошла мимо, я сама зашла бы вечером к тебе
домой.
Сисс ничего не ответила. Как странно, что тетя Унн уезжает. И очень-очень грустно. Тетя тоже помолчала, но потом снова заговорила:
- А еще я окликнула тебя потому, что мне хотелось бы прогуляться с тобой сегодня вечером. Это будет мой последний вечер здесь. Ну как, пойдешь?
Нечаянная радость.
- Да! А куда мы пойдем?
- Никуда. Просто погуляем.
- Но тогда мне надо сначала зайти домой, я иду прямо из школы.
- Ну конечно, и спешить незачем. Мне хотелось бы пойти, когда уже совсем свечереет. А вечереет теперь не рано.
- Ухожу.
- Скажи домашним, что мы вернемся поздно,— добавила тетя,— но пусть они не беспокоятся.
Сисс шла домой в торжественном настроении. Они с тетей пойдут гулять. И прогулка эта будет необычной.
- Мы вернемся поздно,— сказала Сисс родителям, собираясь уходить.— Так она просила передать.
- Хорошо,— легко согласились родители.
Сисс ясно понимала причину их покладистости. Родители были теперь рады, когда ей хоть чего-нибудь хотелось. Пусть даже прогуляться вечером с посторонним человеком. Вот до чего она их довела.
Об этом она думала весь путь до тети.
Та еще не собралась.
- Время у нас есть,— сказала она.— Мы выйдем, когда стемнеет. Гулять будем одни, нам больше никто не нужен.
Как ни было грустно то, что тетя уезжает, Сисс переполняло радостное ожидание.
Тетя продолжала укладываться и наводить порядок. Сисс старалась помочь ей, но все в основном было собрано. Дом — пустой, с голыми стенами, неуютный,— казалось, стал много просторнее.
Дверь в комнатку Унн закрыта. Это хорошо.
- Хочешь заглянуть?
- Нет.
- Ладно. Там теперь ничего нет.
- Прости, пожалуйста, я все же загляну.
Она открыла дверь. В комнатке было пусто. Ее охватило странное чувство неуверенности.
Стемнело, можно было отправляться в путь.
Стоило лишь выйти за порог, как уже явственно ощущалось приближение весны. И ласковый воздух, и сугробы пахли весной, Хотя снег еще нигде не начал таять. Небо было темное и теплое, затянутое низкими облаками. В такую погоду можно гулять медленно-медленно. Самая погода для прогулок. Они долго шли, не говоря ни слова.
Постепенно все вокруг стало терять очертания. По сторонам дороги угадывались контуры домов. В окнах горел свет. Сисс не проронила ни слова. Тетя совершала свой прощальный обход. Завтра ее здесь уже не будет.
Скоро она заговорит.
Апрельский вечер сгустился, превратив все окружающее в темный, неспокойный узор, плавно скользящий двумя стенами по сторонам дороги. Тускло поблескивал снег, дорогу было хорошо видно. Глаз неясно различал проплывавшие мимо высокие деревья, словно предостерегающе вытягивавшие руки, черные, нависающие скалы, похожие на кулак, занесенный над твоим лбом.
Тетя Унн совершала прощальный обход. Она не пошла прощаться с соседями: с ними она мало общалась, когда жила здесь. Она всегда была дружелюбным чужаком, который никого не беспокоил просьбами и сам справлялся со всеми своими делами. Но когда приключилась беда — пропала девочка,— все, как один, пришли на помощь. Сейчас Сисс видела, как тетя на свой лад совершает обряд прощания.
Поэтому они долго шли, не произнося ни слова. Но прогулка эта была не только прощанием. Сисс ждала, и наконец этот миг настал. Тетя остановилась и смущенно проговорила:
- Сисс, я позвала тебя не только для того, чтобы пройтись в приятной компании.
Сисс тихо ответила:
- Я так и не думала.
Как пойдет разговор? Скорее бы уж все было позади. Нет, не то, пусть он будет, но...
Тетя вновь зашагала по тихой снежной дороге. Напряжение, разлитое в воздухе, как бы передалось ее словам:
- Хоть я и живу одна, я все же иногда встречаюсь с людьми и кое-что узнаю от них. И я знаю, что у тебя была трудная, тяжелая зима.
Она замолчала, словно давая Сисс время обдумать ответ.
Нет, подумала Сисс, собираясь возразить.
- Я слышала, что ты ни с кем не общаешься в школе и отчасти даже с родителями.
Сисс быстро ответила:
- Я дала такой обет.
- Я примерно так и поняла — и, наверное, как родственница Унн должна быть тебе за это благодарна. Не надо мне о нем рас сказывать. Но к чему теперь этот обет — себя ты погубишь, а смысла в нем уже нет никакого.
Сисс молчала, стараясь понять, куда тетя клонит. Слова ее были ей приятны.
- Ты была больна,— сказала тетя.
- Они все спрашивали и спрашивали, и я под конец не выдержала. Задавали вопрос, на который я не могла ответить. Снова и снова...
- Знаю, знаю. Но не забывай, что было это в самом начале поисков, а тогда, чтобы найти хоть какой-нибудь след, надо было испробовать любой путь. Я так была растеряна, что тоже, помнишь, пыталась выведать что-нибудь у тебя. Никто из нас не задумывался над тем, что тебе это было не под силу.
- Они уже перестали.
- Да, когда дело приняло плохой оборот, этому был положен конец.
Сисс уставилась на нечеткий силуэт тети.
- Положен конец?
- Да. Ты сказала, что они перестали. Ты ведь, верно, давно уже не слышала, чтобы кто-нибудь при тебе упоминал об этой ужасной истории. А запретил об этом говорить доктор, который лечил тебя. И в школе им всем это тоже внушили.
Услышанное настолько поразило Сисс, что она едва выдавила на себя:
- Что?
Как хорошо, что мы плохо видим лица друг друга, подумала она. Иначе мы не смогли бы говорить об этом. Тетя выбрала для беседы правильное время.
- Как видишь, они отнеслись к этому очень серьезно. Ты была совершенно подавлена. По-моему, тебе надо знать об этом. И я, уезжая, решила тебе все рассказать.
Сисс все еще молчала. Наконец многое, что удивляло ее, получило объяснение. Тетя продолжала:
- Теперь, когда все уже позади, тебе надо знать правду. Теперь, когда мы перестали ждать.
Сисс воскликнула:
- Позади? Что позади?
- Об этом я тоже собиралась поговорить с тобой.
У Сисс заколотилось сердце. Однако тетя вернулась к прежней теме:
- Ты только не думай, что люди забыли Унн. Это не так, я-то знаю. Они мне так помогали, что я теперь перед отъездом в пол ной растерянности: надо бы всех их обойти и поблагодарить, но я просто не в силах, так уж я устроена.
- Да...
- Поэтому я и гуляю сегодня с тобой в темноте. Нелепо вообще-то: мне хотелось обойти всех соседей, но я боюсь показаться на людях.
Она стояла в сгустившихся апрельских сумерках и на какое-то мгновение сама показалась Сисс немного нелепой. Но нет, это не так.
- Пойдем, Сисс. Я хотела перед сном сделать большой круг.
Дорога опять привела их к домам и людям. Кое-где светились окна. Как хорошо идти с тетей! Почему я никогда не гуляю так с мамой? — задала себе вопрос Сисс. Ответа на него она не знала. Как ни любила она мать, она робела перед нею. Робела, хотя не могла бы сказать, что именно в ней ее смущало. Перед отцом она тоже робела, хотя они с ним, в общем, были добрыми друзьями. Отчего же с этой немного нелепой тетей она готова гулять хоть целую ночь?
Сисс попросила:
- Скажи, пожалуйста, что ты имела в виду, говоря: теперь это уже позади.
- Я имела в виду: для тебя.
- О, нет...
- И все же это так. Нам больше нечего ждать. Она пропала, ее нет в живых.
Хорошо, что сейчас темно. Сисс едва слышно спросила:
- Ты что-нибудь узнала?
- Нет, не узнала, как ты говоришь, но... все-таки знаю.
Сисс почувствовала: сейчас будет сказано главное. Тетя откашлялась, готовясь произнести решающие слова:
- Послушай, Сисс, прежде чем я уеду, я хочу попросить тебя вот о чем: постарайся вернуться ко всему, что у тебя было в жизни. Вот ты сказала, что дала обет. Но какой в нем теперь смысл, если Унн больше нет на свете? Нельзя тебе так связывать себя и
отгораживаться от всего, из чего должна состоять твоя жизнь, только ради ее памяти. Ты лишь мучаешь себя и других, и никто тебе не скажет за это спасибо, а наоборот. К тому же ты очень огорчаешь родителей. Ты слышишь, что я говорю?
- Да, конечно!
- Вот что я тебе скажу: она не вернется, и твой обет снят с тебя.
Снова слова тети ошеломили Сисс.
- Я свободна от обета?
- Да.
- Это ты меня освобождаешь?
- Да, по-моему, я имею на это право.
В голосе тети прозвучали властные ноты. Сисс растерялась. Ей сразу стало легко-легко, но в то же время ее охватило сомнение. Тетя взяла ее за руку.
- Будем так считать. Договорились?
- Не знаю только, верно ли это.
- Верно ли это? — обиженно переспросила тетя.
- Что ты можешь освободить меня. Потому что когда я...
- Значит, вот как оно далеко зашло. Но ведь и ты сама об этом наверняка не раз думала весной?
- Конечно, но...
- Стало быть, все наладится. Теперь у меня будет чуточку легче на душе.
- Странный ты человек,— благодарно произнесла Сисс.
Она еще не смела поверить тому, что сказала тетя. Свободна от обета? Так ли это? Что она чувствует — радость или печаль? Странный ты человек, только и нашлась она сказать.
- Пойдем обратно,— предложила тетя,— будет нехорошо, если мы вернемся слишком поздно.
- Нет, мы можем ходить сколько хочешь.
Мимо них проплывал все более и более размытый узор из деревьев, домов и скал. Временами надвигались черные, словно сажа, провалы. При их приближении сердце Сисс останавливалось от испуга — что это? — и было невыносимо страшно, но всякий раз она убеждалась в том, что это лишь игра воображения, и сердце снова начинало биться, наполняясь кровью. Это мы идем, а узор стоит на месте, говорила она себе.
Голос тети:
- Я снова повторяю: ты должна чувствовать себя свободной от обета. Неправильно ты себя ведешь. Тебе так не годится. Ты совсем другая.
Не буду отвечать. Да и не надо. Но я словно из колодца вижу мерцающие звезды. Необъяснимо.
Они закончили прогулку. Была уже темная ночь. Тетя закончила свой обход. Они подходили к дому Сисс. Снаружи горел одинокий фонарь и ждал ее, не было слышно ни звука.
- Вот мы и пришли, и я хочу с тобой...— начала было тетя, но Сисс быстро перебила ее:
- Нет, я провожу тебя.
- Не надо.
- Я не боюсь темноты.
- Не в этом дело.
- Ну пожалуйста.
- Ладно.
Они снова зашагали. Спящий дом со ждущим фонарем скрылся из виду. Дорога была безлюдна. Обе почувствовали, что немного устали.
- Не холодно.
- Да,— ответила тетя.
Сисс отважилась спросить: \
- Что ты будешь делать на новом месте?
Где это новое место, она тоже не знала, о нем вообще не было речи. Тетя не привыкла обсуждать с кем-нибудь свои дела.
- Ну, занятие найдется, я не пропаду,— ответила она.— Да и деньги за дом я получила. Ты, Сисс, обо мне не беспокойся.
- Не буду.
- Странный я человек,— немного погодя сказала тетя. Они уже приближались к ее дому, приближались к минуте расставания.— Странный человек. Когда пришла беда, люди сделали для меня все, а я вот хожу в темноте вместо того, чтобы по-человечески попрощаться с ними. Что ты на это скажешь? — спросила она, когда Сисс ничего не ответила.
- Что мне сказать?
- Я вот все думаю, что раз ты сегодня была со мной, то они узнают, что я тут ходила — и не просто так, а вроде чтобы поблагодарить их. Да так ведь оно и есть. Надеюсь, что ты об этом рас скажешь, и я буду тебе признательна, хотя и знаю, что так, как я, нормальные люди не поступают.
Наступил момент прощания.
Их фигуры почти слились с темнотой. Шагов не было слышно. Лишь дыхание. И, может быть, стук сердец. Они стали частицей загадочных ночных движений, легких, как дрожание длинных нитей.
Я боюсь темноты? Светлые трубачи зашагали по обеим сторонам дороги.
2
СЛОВНО КАПЛЯ И ВЕТКА
С кого снят обет?
Ни с кого, но...
Нет ликующего прыжка обратно к другим: вот и я! Ни с кого обет не снят. Но в жизнь как будто вторглись трубачи.
Это словно капля и ветка. С голой мокрой ветки срывается прозрачная капля и падает в оседающий тяжелый, сырой снег. Сугробы тают, а в них черная полоска — полоска черных жучков, которая пронизывает волнистый слой снега, бежит вместе с ним через холмы и долины. Странное воспоминание: на десятки километров ливнем сыплются черные жучки темной теплой ночью между волнами холодов. А сейчас все превращается в ручьи талой желтой воды или в тихие желтые лужи.
Эй, Сисс!
Далекий крик. Голос как из другого мира.
Я сейчас словно капля и ветка. Не знаю почему. Но я живу.
С меня сняли обет, но я не чувствую себя свободной. Меня все-таки что-то гнетет. Не могу объяснить что.
И вдруг события, неожиданные как пожар. Мать, снова оживленная:
- Сисс, у меня к тебе будет поручение, ты сходишь после школы?
- Хорошо.
Почему теперь все стало иначе? Что они увидели? А может быть, мне это только кажется?
Она идет по маминому поручению. Вокруг все голо. Изморось, ветер. Как сегодня было в школе? Не знаю, я потеряла опору. Подбежать к ним не могу. Обет мой был мне опорой — опорой прочной, хотя и жестокой. Теперь же ее не стало, и я не знаю, как мне быть. А когда вечерний воздух пахнет весной, я совсем ничего не знаю.
Внезапно за спиной Сисс возникает человеческая фигура.
Сквозь дождь и ветер на дорогу выходит подросток — знакомый ей соседский сын. Он тепло одет, пот катится с него градом. Сисс постепенно приходит в себя от испуга.
- Это ты, Сисс,— сказал он и, как ей показалось, просиял.— Как я рад, что наконец выбрался на дорогу. Я поднимался вон по тому северному склону, а снега там по колено, вязнешь в нем, как в болоте.
Сисс ответила ему улыбкой.
- Далеко ходил?
- Очень. Но в других местах снег уже сошел. Я к реке ходил.
- К самой реке?
- Да. Она уже вскрывается.
Ей стало ясно: кто-то еще продолжает поиски, На нее накатила волна нежности.
- А на озере лед еще держится?
- Да,— ответил он односложно, словно оборвал себя.
Но Сисс хотелось знать больше.
- Он все такой же?
- Такой же.
- Но долго он, наверное, не продержится?
- Да, вода в реке сильно поднялась и поднимется еще выше. Какой он хороший, этот парень, как она ему благодарна за его тяжелый путь. Это, должно быть, видно по ее лицу.
- Гул далеко слышен,— вдруг разговорился парень: односложно он отвечал только на ее вопросы.— А лед, знаешь, даже издалека виден.
- Вот как.
- Да, и с горки тут неподалеку его тоже видно, так что если хочешь взглянуть...
- Не хочу.
Молчание. Оба хорошо понимали, что говорят о пропавшей Унн.
- Слушай, Сисс,— неожиданно произнес он с теплотой в голосе.
Что еще? — подумала она.
- Я собирался, когда встречу тебя, сказать кое-что,— начал было он и замолк. Потом неуверенно продолжал:
- Ничего теперь не поделаешь, Сисс.
Вот они, эти слова. Яснее не скажешь. Сисс не ответила.
- Подумай об этом.
Да, яснее не скажешь. Он прямо коснулся тонкой, натянутой до предела струны в ее душе, но, странное дело, она не ощущает той боли, что прежде, в ней не поднимается протест и возмущение. Напротив, его слова ей приятны.
Тихо, почти шепотом, она сказала:
- Откуда тебе это знать.
- Прости меня,— ответил он. — А у тебя ямочки,— добавил он, помолчав.
Она стояла, слегка запрокинув голову, капли дождя текли у нее по лицу, некоторые скатывались в ямочки на щеках. Она отвернулась.
Пусть он не видит, как она покраснела. Как ей радостно.
- Пока,— сказал он,— пойду домой, переоденусь.
- Пока,— ответила Сисс.
Идти им было в разные стороны. У него был свой круг друзей, далекий от ее круга. А сам он был крупный, почти взрослый парень.
Неужели все оттого, что он сказал насчет ямочек?
Да. Она знает, что, в общем, именно оттого. И значит, еще кто-то ходит по берегу реки, ищет Унн и усталый возвращается домой. Ходит в одиночку. Продолжает бессмысленные поиски, хотя тетя ее уехала. Была пора снега, была пора смерти, была пора запертой комнаты — и вдруг все это отодвинулось куда-то далеко, у тебя темнеет в глазах от радости из-за того, что какой-то парень говорит: у тебя ямочки...
По обеим сторонам дороги шагают трубачи. Ты идешь быстро-быстро, и тебе хочется, чтобы дорога не кончалась.
Но дорога кончилась, Сисс вернулась домой слишком рано, по ее лицу еще было видно: что-то случилось.
- Хорошо на дворе? — спросила мать.
- Хорошо? Ветрено, и дождь идет.
- И все же хорошо, правда?
Сисс украдкой взглянула на мать. Нет, больше ни о чем спрашивать не будет.
Мать больше ни о чем не спрашивала.
3
ЗАМОК ЗАКРЫВАЕТ ВОРОТА
Холодные как лед молнии вылетают из всех трещин замка, бьют в пустынную землю, бьют в небо. День идет, меняется их форма, их направление, но одно остается неизменным: где бы ни находилось солнце, замок шлет молнии в его сторону. Птица, совершающая здесь свой извечный полет, рассекает их своими стальными крыльями. Проносится мимо замка, не приближаясь к тему.
Молнии ни в кого не направлены, ледяной замок просто шлет лучи из своих ломаных залов. Это — игра, которую не видит ни один человек. Люди здесь не бывают.
Замок испускает молнии, и птица еще жива.
Игра, которую никто не видит.
Ей осталось длиться недолго. Замок обречен, он рухнет. Что станется с птицей, никому не известно. Когда замок обрушится, она взмоет в небо в диком испуге и превратится в крохотную точку.
Солнце поднимается быстро, лучи его становятся теплее. Вода в реке тоже начинает подниматься. На ее черной, плавно скользящей поверхности закручиваются желтые и белые жгуты, она все смелее лижет ледяные кружева, окаймляющие берега. Наконец она с гневным ревом устремляется в замок пенным водопадом. Замок начинает сотрясаться, это — первое предвестие его крушения.
Солнце светит с каждым днем все сильнее. От его тепла блестящий зеленый лед белеет. Прозрачные залы и купола мутнеют, словно их заполняет пар. Они прячут то, что находится в них. Натягивают на себя покрывало и скрывают все под ним. Замок окрашивается в белый цвет, поверхность его начинает рыхлеть, но внутри лед все еще твердый как сталь. Из замка больше не летят молнии, он тихо светится, белее, чем прежде. Гигантский ледяной замок, единственное белое пятно на буроватой земле, спрятался под покрывалом и запер свои ворота, готовясь к концу.
4
ТАЮЩИЙ ЛЕД
Сисс стояла словно в тающем льду. Куда ни кинь взгляд, всюду серые ледяные поля либо плывущие льдины. В одну из ночей на большом озере образовалась черная полынья, и наутро вода протяжно и глубоко задышала через это черное разводье. Тотчас же на кромку льда села небольшая птичка и окунула в воду клюв. Вскоре появились новые полыньи, огромные льдины зашевелились, но пока что остались на месте: устье еще не очистилось.
Сисс думала о замке — водопаде. То, что с ней там произошло, теперь, после разговора с тетей Унн, представлялось в ином свете, ей, конечно, все просто почудилось. Она была тогда до предела взвинчена, и ей могло привидеться что угодно.
Да и сам замок тоже стал представляться ей другим после запавшего в душу разговора с парнем на дороге. Нет, конечно, она вовсе не стремится познакомиться с этим парнем поближе, но все же... Вновь захотелось отправиться к замку.
Благодаря этому парню замок стал другим — как в ту ночь, когда его обступили суровые мужчины. Снова всё они, те мужчины в ночи.
Вода стоит высоко, сказал тогда этот парень. Замок весь белый. Он скоро рухнет.
Ледяной замок дрожит под напором воды. Стоять ему недолго. Он зовет к себе. Надо идти.
Сисс стояла и смотрела, как одно разводье за другим открывается в толстом посеревшем льду. Озеро окружает голая буроватая земля. Пока еще не выросло ни травинки. В горах лежит глубокий снег, близится большой паводок. Тогда замку придет конец. Мысль — грустная и манящая: наступит день, который принесет новые запахи и легкую дымку, и земля вздрогнет.
Сближения с одноклассниками не наступило, хотя по всему чувствовалось, что оно вот-вот должно произойти. Но первый шаг следовало сделать Сисс, а она по-прежнему держалась отчужденно.
Ей никак было не собраться с духом, и вот однажды она обнаружила на парте записку:
- Cисс, скоро ли все будет как прежде?
Она не стала оглядываться, чтобы выяснить, от кого записка, но, напротив, еще ниже склонилась над партой. Кажется, они одержали небольшую победу. За Сисс тайком наблюдали. Но не все делалось тайком: тот мальчик, что зимой трогал ее сапогом, как-то утром подошел к ней. Может быть, его послали, может быть, он пришел по собственному почину.
- Сисс...
Она посмотрела на него — без неприязни.
- Да?
- Все пока еще не так, как было прежде,— ответил он и посмотрел ей прямо в глаза.
У нее возникло желание дотронуться до него. Или, еще лучше, чтобы он дотронулся до нее. Ни один из них не шевельнулся.
- Да, все не так, как было прежде,— сказала Сисс. Голос ее прозвучал отчужденно, но на лице отчужденности не было.— Ты ведь знаешь, в чем причина.
- Все снова может быть так, как было прежде,— упрямо продолжал он.
- Ты уверен?
- Нет, однако все может быть так, как было прежде.
Его слова были ей очень приятны, и все же... Она улыбнулась — так, что обозначились ямочки на щеках, но спохватилась и придала лицу обычное выражение.
- Тебя ко мне прислали? — задала она глупый вопрос и подумала: «Надо было спросить, говорит ли он от имени класса».
- Нет! — обиделся он.
- Нет, конечно.
- Я и сам могу спросить тебя.
- Знаю.
Но он не на шутку рассердился, резко оборвал разговор и отошел.
Это небольшое событие заставило ее задуматься. Надо что-то делать, притом сейчас же. Надо заставить себя совершить этот шаг, побороть свой стыд — хотя странно, что ей стыдно Перед ними. Как бы там, однако, ни было, но она отгородилась от товарищей. И хорошо, что теперь, в этот решающий момент, у нее есть опора — слова тети Унн.
Ледяной замок даст ей повод ясно показать им всем, что она думает. Она сама коснется запрещенной темы. Ей сказали, что замок вот-вот обрушится, и она хочет взглянуть на него, пока он еще не смыт рекой.
В субботу, когда все были на школьном дворе, Сисс решительно подошла к одноклассникам, застывшим в напряженном ожидании, и сказала:
- Слушайте, у меня есть предложение. Давайте сходим завтра к ледяному замку. Мне говорили, он долго не простоит.
- Тебе туда хочется? — удивленно спросил кто-то тихим голосом. На него зашикали.
Они изумленно переглянулись. Подумать только, именно к ледяному замку, туда, к самому опасному, о чем и говорить-то нельзя было. На всех лицах было написано: «Что произошло с Сисс?»
- А зачем? — раздался вопрос.
Сисс ответила спокойно и уверенно, теперь все стало проще:
- Просто интересно еще раз посмотреть на него, пока он не обрушился. А рухнуть он может в любой день, так мне рассказы вали. Думаю, что сейчас он еще красивее,— добавила она.
В классе и теперь был вожак или даже два вожака. Двое, которым следовало в таких случаях высказывать мнение. Сисс с удивлением обнаружила, что один из вожаков — мальчик, трогавший ее сапогом, тот, что когда-то словно возник из неизвестности и проявил к ней сочувствие. И вот теперь он стал вожаком. А другим стала девочка, которая сразу же заняла место Сисс.
- Сисс, а ты нас не дурачишь? — спросила она. Услышанное как-то не укладывалось у нее в голове.
- Нет, конечно.
- Вот уж не думал, что ты это предложишь,— произнес мальчик, желая показать, какова его роль в классе.
- Знаю.
- Нам как-то еще не верится, что ты к нам вернулась,— сказала девочка,— но раз ты сама говоришь, то...
Когда школьники отправились домой, Сисс шла в середине компании. Они шли тихо, и Сисс шагала в середине. Ей это было приятно. Странно устроен мир, просто идешь себе тихо домой, а как тебе радостно.
Родители как бы невзначай спросили, что случилось. Возбужденная возвращением с товарищами, Сисс сразу же, не таясь, рассказала им обо всем.
Вечером родители подсели к ней с обеих сторон. Первым заговорил отец:
- Мы ждали дня, когда ты придешь домой веселая.
Мать сказала:
- Мы знали, что этот день настанет. Иначе эту зиму было бы не пережить.
Сисс вся напряглась. Но больше ничего родители не сказали.
«Мы понимаем, ты поборола себя»,— могли они сказать, и это было бы тягостно.
Конечно, она доставила им за зиму немало горя. Но она это знает, зачем же напоминать. В доме теперь радость, однако с родителями ей по-прежнему трудно.
5
ОТКРЫТОЕ ОКНО
Так просто избавления не обретешь.
Наступил поздний субботний вечер, и то радостное настроение, которое охватило Сисс, когда она в компании школьников возвращалась домой, исчезло.
Сисс лежала в постели и пыталась обдумать завтрашний день, Однако она была так взволнована, что ничего обдумать не удалось. Уснуть тоже не удалось. Ее охватывали то радость, то беспокойство. Горел свет.
Она лежала с широко раскрытыми глазами и глядела в окно, задернутое тонкой белой занавеской. Вдруг она увидела, что одна из створок открылась. Открылась во мрак. Что это? Ничего не последовало. Занавеска от движения воздуха слегка выгнулась, словно кто-то невидимый втянул живот, и все стихло. Ни ветерка. Но ветер-то должен быть! Наверное, она забыла закрыть окно на крючок, хотя ясно помнит, как закрывала его. А комната ее на втором этаже.
Чтобы окно само открылось в ночь! Приходит невольная мысль: это неспроста.
Страх когтистой лапой сжал сердце Сисс. Но она удержалась от крика. Пусть родители лежат себе спокойно за стенкой и радуются за меня. Здесь они ничем помочь не смогут.
Через открытое окно в комнату хлынул поток холодного воздуха. Сисс не сводила взгляда с черного прямоугольника, угадывавшегося за занавеской. Что теперь произойдет? Да ничего. Так ведь не бывает. Никто не входит в открытые окна, они просто сами отворяются.
Она взяла себя в руки и сказала: чушь это все, я это прекрасно знаю, фантазия. Ну, открылось окно, значит, крючок не закрыт, и дует ветер, а я просто не заметила.
Но как делается жутко, когда окно открывается само по себе, без всякой причины. Не знаешь, где кончается явь и начинается игра воображения.
Сисс лежала, застыв в напряженном ожидании, но не теряя спокойствия, не оцепенев от испуга. Она как бы приготовилась к тому, что может последовать. Настроилась на худшее, испытав прежние страхи.
Но она продолжала думать о завтрашнем дне. Это будет мой последний день, вдруг пронзила ее мысль. Поэтому и распахнулось окно. Это как-то связано с завтрашним походом к ледяному замку. С замком что-то произойдет. Она почувствовала, что у нее от ужаса отнимаются руки и ноги. Страх хрустел, как хрустит лед на замерзшем пруду.
Я сама предложила им пойти к замку, и уговорить их ничего не стоило. Но завтра там случится беда.
Последний день. Огромная белая глыба льда дрожит. Река кидается и рушит ее.
Она ясно видит, как это произойдет. Весь класс в возбуждении лазает по замку: они не испытали там того, что пережила она. Они карабкаются повсюду, хотят вылезти на крышу, на купола. Стараясь перекричать чудовищный рев водопада, она кричит им: «Там опасно!», но голос тонет в шуме, они вылезают на крышу, она сама первой вылезает на крышу. Отчаянными жестами они хотят сказать друг другу, что здесь опасно, но забираются все выше — и тут наступает тот миг, о котором она знала и который все время не давал ей покоя, его-то и ждали замок и река,— раздается страшный треск. Они стоят наверху, это она завлекла их всех в этот кошмар, замок начинает рушиться у них под ногами, он качается под напором воды и валится вперед, в пенящуюся реку, увлекая с собой всех стоящих наверху детей, и это конец. Она знала об этом все время, с того самого часа, когда суровые мужчины обступили замок, готовые запеть мрачную, скорбную песнь.
Все это она видела, не сводя взгляда с открытого окна. Ей не стоило ни малейшего труда представить себе то, что произойдет завтра, эта картина стояла у нее перед глазами. Ее не охватила паника, она смотрела словно сторонний наблюдатель, хотя сама была участницей.
Неужели я завтра это сделаю?
Посмею ли?
Нет! Нет!
Из открытого окна тянуло холодом. Она не встала, чтобы закрыть его. Темноты она больше не боялась, но и так вот просто подойти к окну тоже не могла.
Я не боюсь темноты, сказала она на прощание тете Унн, и в тот же миг страх действительно оставил ее.
Все-таки, наверное, боюсь, подумала она. Не пойду закрывать.
В шкафу у нее висело несколько пальто, она достала их и положила поверх одеяла, чтобы не замерзнуть. Она не решалась ни повернуться спиной к открытому окну, ни погасить свет. Ей было страшно представить себе темную комнату с открытым окном. Она лежала и смотрела на него, пока сон не одолел ее.
6
ТРУБАЧИ
Воскресенье началось утренником. Когда Сисс вышла из дома, под ногами хрустел ледок на лужицах. Накануне школьники уговорились встретиться на рассвете, чтобы пойти к водопаду и замку.
Сисс даже не обернулась, чтобы бросить взгляд на свой дом: ночные страхи оставили ее. Мой последний день? Чушь. Сейчас утро, а утром думается иначе.
Однако утро было для нее непростым.
Замерзшая вода была лишь хрупкой серебряной пленочкой, которая образуется морозными апрельскими ночами. Вода — настоящая вода — ни на минуту не останавливала своего движения, оно чувствовалось во всем, наполняло всю природу. Вода бежала по всем ручьям — почему-то никогда ее журчание не слышно так отчетливо, как в воскресное утро. В большом озере, окруженном черными берегами и словно до краев наполненном свежей водой, плавали льдины — крупные и мелкие. Где-то далеко-далеко грохотала неслышимая здесь большая река.
С трепетом в сердце туда — к этому грохоту.
Неустанное движение. Пьянящее пробуждение природы. Пьянящий запах сырой земли. От всего этого начинает трепетать сердце. Пришли тихие трубачи, звуки их труб опьянили Сисс и оплели ее своими грустными и радостными чарами.
Мы — трубачи, нас выманило то, против чего нам не устоять.
Вокруг все голо и ново. Вот стоит скала, по ней струится вода. Она стоит словно занесенный топор и рассекает для нас время, чтобы мы поспели к сроку. Нас ждут. Небольшая птица ударяется о скалу и падает в вереск, но снова взлетает и исчезает навсегда.
Нас ждут.
Вот мы уже между белыми стволами берез. Мы шли сюда, мы здесь. Нас ждут. Здесь пройдет наш короткий век.
Пролетает птица. В озеро вдается мыс, поросший березой. Наш короткий век.
Сисс сказала себе:
Сегодня я вернусь к ним.
Значит, в этом дело?
В чем — в этом? — как бы прозвучал вопрос.
Она и сама не знала.
Сисс вышла из дома очень рано, надеясь, что первой придет к месту встречи. Так было бы проще. Она хотела вернуться к товарищам, от которых так долго была отгорожена, и было бы легче встречать их поодиночке, пока они будут собираться. Подойти к собравшемуся классу она бы, скорее всего, не решилась.
Оказалось, однако, что не только одна она задумала прийти первой. Ее опередила молчаливая девочка — новый вожак. Она сменила Сисс, как только та стала держаться в школе особняком. Произошло это без слов, и никто вроде бы не знал почему. Подвижная и волевая, она сразу же была признана вожаком. Сисс наблюдала это всю зиму, и ее тянуло к этой девочке, но она так и не подошла к ней. Теперь та спокойным кивком поздоровалась с ней. Сисс спросила:
- Уже здесь?
- А ты?
- Я решила, что мне лучше быть на месте, когда они начнут собираться,— откровенно призналась Сисс.
- Да, конечно. Я так и подумала, поэтому и вышла пораньше. Хотела поговорить с тобой, пока не подошли остальные.
- А о чем?
Сисс задала вопрос, зная ответ.
- Ну, ты, верно, и сама знаешь.
Они испытующе посмотрели друг на друга. Обе поняли, что они не враги. Сисс вновь почувствовала, как ей хочется обрести подругу, но подавила в себе это желание. Это будет потом. И еще она почувствовала, что девочка-вожак ни в чем ей не уступает. Сейчас ее лицо, обычно гладкое и спокойное, было напряжено.
- Как хорошо мы вчера проводили тебя домой, Сисс. Я видела, что всем было хорошо.
Сисс промолчала.
- И тебе тоже.
- Да,— тихо ответила Сисс.
- И все же тебе не уйти,— сказала другая девочка, стараясь придать твердость своим словам.
- Не уйти от чего?
- Я думала, ты знаешь. Нам надо поговорить об этом, пока не пришли остальные.
Тон у нее стал тверже. Она продолжала:
- Худо было зимой, Сисс.
Сисс покраснела.
Девочка продолжала:
- Почему ты так себя вела?
- Не потому, что я была против кого-нибудь... Не так это было...— неуверенно ответила Сисс.
Она чуть было не сказала, что дала обет, но удержалась. Та наверняка прекрасно знала об этом. Все слышали о ее обете. Зачем сейчас об этом говорить.
Другая девочка сказала:
- Нам казалось, будто это было против нас. Разве ты не могла быть с нами?
Глаза у нее стали колючие. Сисс опустила голову и ответила:
- Мне казалось, что не могу. Поэтому и не была.
- И стояла ты у стенки совсем как та, другая.
Сисс передернуло.
- Не смей говорить о ней! Если скажешь о ней хоть слово, я!..
Теперь покраснела и смешалась девочка-вожак. Она пролепетала:
- Ну что ты! Я вовсе не хотела...
Она быстро оправилась от смущения. Классу, в котором она верховодила, нечего было стыдиться. Сисс сама в этом убедилась и многое поняла. Она вскинула голову и спокойно посмотрела Сисс в глаза.
Сисс почувствовала исходящую от нее силу. Раньше об этой силе не знали, но нынешней весной она проявилась — как проявилась доброта мальчика, трогавшего ее сапогом.
- Не обижайся на мои слова,— сказала другая девочка.
- Ладно, не буду.
- Точно?
Сисс кивнула.
Мы с ней должны подружиться, подумала она. Другая осторожно спросила:
- А что ты нам там собираешься показать?
- У водопада?
- Да, там наверняка есть что-то интересное.
- Верно, но я не могу это рассказать,— растерялась Сисс.— Вы сами должны там побывать.
- Раз ты так говоришь, это, наверное, здорово.
- Ну да, вы ведь этого не видели! Вас там не было в ту ночь!
- Конечно,— робко ответила девочка.
Разговор прервался. Они стояли рядом и молчали.
Мы еще долго простоим здесь.
- Они скоро подойдут.
- Да,— отозвалась Сисс.
- Что с тобой?
Сисс нервничала, она сама не узнавала себя. Вот рядом стоит вроде бы незнакомая девочка. Ее ровесница. Мы с ней вместе посмотримся в зеркало, вдруг пришло ей в голову. «Что с тобой?»— спросила она. Задала этот вопрос именно в то мгновение, когда ты растерянна и словно околдована, потому что сейчас снова происходит то, что уже было.
- Со мной...— сказала Сисс и замолкла.
Другая ждала продолжения.
Сисс начала снова:
- Видишь ли, многое ведь невозможно...
- Да, Сисс.
Казалось бы, ничего не значащие слова. Да, Сисс. Но они дошли прямо до сердца. Мы с ней должны подружиться.
Вдруг будто тень легла между ними. Сисс вздрогнула и сказала не задумываясь:
- Но ты не приходи ко мне!
- Что?
- А я не приду к тебе!
- Что?
— Иначе все будет как прежде,— исступленно произнесла Сисс.
Другая девочка крепко обхватила ее.
- Не уходи опять от нас — мы с тобой. Не уходи от нас.
Сисс не слышала слов. Чувствовала лишь блаженное объятие.
- Ты меня слушаешь?
- Да,— ответила Сисс.
Сильная девочка разжала объятие. Хватит, решила она. Сисс отвернулась, потянулась за веткой и стала обрывать почки. За рощей послышался гомон голосов, и обе почувствовали облегчение — несмотря ни на что.
Строгая девочка быстро проговорила:
- Наконец они подходят. Я рада, что...
- Я тоже.
Подошедшие радостно обступили их.
- Привет, Сисс.
- Привет.
Из замысла Сисс встретить каждого поодиночке ничего не вышло. Из-за девочки-вожака. Подошли последние, и все тронулись в путь.
Молчаливая девочка больше ничего не говорила, она смешалась с группой. Впереди шел один из мальчиков. Сисс, сама того не замечая, через некоторое время оказалась рядом с ним. Это он в тот злосчастный день так ласково трогал ее сапогом. С того самого дня: он стал одним из вожаков. Он еще не раз подходил к ней, но то, что было в «день с сапогом», не повторилось.
Чтобы не молчать, он спросил:
- Ведь это ты знаешь самый короткий путь?
- Да,— односложно ответила она.
- Часто туда ходила?
- Нет,— смущенно и сухо сказала она.
Сисс приотстала.
Как я веду себя сегодня?
Через лес шли нестройно. Расходились, собирались снова.
Со стыдом Сисс наблюдала, как они стараются сделать ее центром компании. Но это не было ей в тягость. Строгая девочка держалась совсем в тени, не пользуясь своей властью вожака. Другие часто подходили к Сисс, перекидывались с ней несколькими словами: им хотелось показать, что они тоже участвуют в этом торжественном походе.
Все вели себя тихо. Если кто-нибудь и начинал шуметь, его останавливали — укором ему было недовольное молчание, и он это сразу понимал. Они все сознавали, что поход их посвящен памяти Унн.
Все также понимали, что для Сисс ледяной замок — нечто особенное. Недаром же она пожелала, чтобы они пошли с ней. Они принимали это как должное, и поэтому у них было чувство, словно они совершают некий обряд, а не просто идут на прогулку.
Они подошли к первой долине.
Путь их лежал через несколько небольших долин. Солнце уже набрало силу, нагрело вереск и блеклую прошлогоднюю траву. Запах напоминал им о радостном утре в раннем-раннем детстве, но сейчас он ложился на душу тревожным грузом. Впереди была неизвестность, и запах как-то настраивал на беспокойный лад. Они совершали обряд, но тихо трубили трубачи, и от этого пестрило в глазах.
Они держали Сисс в середине. Если она пыталась отойти в сторону, вокруг нее снова замыкалось кольцо. Она смотрела на решительную и молчаливую девочку-вожака и думала: зачем вы это?
Первая долина. Оттуда путь лежал по склону, а там с гребня — они это знали — вдалеке покажется водопад. Поэтому они стали торопливо подниматься.
Так оно и оказалось. Вдали забелел огромный ледяной замок, обрамленный темной весенней землей. Большой паводок еще не разрушил его.
Сисс почувствовала на себе взгляд.
- Может быть, передохнем здесь немножко? — спросила она.
Она не устала, да и никому из этих крепких детей отдых не требовался, но они посидели немного, глядя на замок и водопад.
Все шло хорошо? Мальчик, из тех, что шагали впереди, подошел к ней и вполголоса спросил:
- Пойдем обратно?
Сисс вздрогнула.
- Что? Обратно?
Неужели он разгадал ее мысли? Действительно ей хочется избежать встречи с чем-то. С чем же? Что ее страшит? Она и сама не знает.
- Почему вдруг? Мы не собираемся идти обратно.
- Ладно,— сказал он,— тогда пойдем дальше.
- Хорошо.
Скованность еще не прошла, все двигались, как прежде, под впечатлением необычности их похода. Небольшая цепочка детей спустилась по крутому склону во вторую долину. Дали сразу скрылись.
Мы идем ради Сисс.
Они шли тихо и молча. Тот, кто привык видеть их на школьном дворе, не поверил бы, что это те же самые дети.
Теперь уже скоро...
Что скоро?
Когда они спустились во вторую долину, Сисс охватило волнение. Она ощутила, что ее ждет впереди. Это ожидающее ее неизбежно, она уже охвачена им, и ей это по душе.
Волнуясь, она сама объяснила себе, что с ней происходит:
Я возвращаюсь к ним.
В этой долине тоже протекал ручей. Они перескочили через него. Останавливаться не стали: торопились подняться по другому склону туда, откуда снова — и уже ближе — откроется цель их похода.
Им хотелось идти торжественно, но они так спешили, что почти перешли на бег в верхней части склона, будто боясь, что замок рухнет до того, как они выйдут к нему. То был нервный бег.
Вот до них донесся гул водопада. Здесь, ниже гребня, он был еще негромким, звук как бы огибал кряж и тек вниз, им навстречу.
С гребня уже по-настоящему открылся белеющий замок — громадный и по-прежнему далекий. Он был из другого мира, но открывался им на короткий миг. Он высился перед Сисс.
Дети все время наблюдали за Сисс. Вид замка потряс всех. Девочка-вожак подошла к Сисс и тихо спросила:
- Хочешь, пойдем назад?
Они, видно, были убеждены, что ей страшно. Этот вопрос ей задавали уже второй раз.
- Нет, почему вдруг?
- Не знаю, у тебя такое странное лицо.
- Тебе показалось. А всем хочется туда.
- Но это твой поход, ты же знаешь.
- Да,— согласилась Сисс.
- Поэтому-то мы и готовы пойти отсюда обратно. А вид у тебя такой, как будто тебе не хочется туда идти.
- Да нет, это вам показалось.
Сисс растерянно посмотрела на вожака — волевую, разумную девочку, которая и не догадывалась о том, какие воспоминания у Сисс связаны с ледяным замком.
- Ну, как хочешь.
Девочка повернулась к остальным и сказала:
- Идем, не останавливаясь, к водопаду, а там поедим.
Вниз в третью долину. Никто не бежал. Торжественность все-таки не была нарушена.
Спуск был нелегким. Внизу, в третьей долине, путь им преградил кустарник и лесные заросли. Продираясь сквозь чащу, они порой теряли друг друга из виду. Потом на пути, конечно, оказался ручей, с глубокими ямами и пенными шапками.
Сисс немного замешкалась у очередного куста, и в эту минуту кто-то подошел к ней. Мальчик, из тех, что шагали впереди, сейчас он приотстал. Она посмотрела ему в глаза, и их блеск показался ей необычным. Она быстро спросила:
- Что тебе?
- Сам не знаю,— ответил он.
Мальчик не сводил с нее взгляда. Он сказал:
- Здесь нас никто не видит.
Сисс ответила:
- Ни одна живая душа.
- Давай перепрыгнем через ручей,— предложил он.
Он взял ее за руку, и они вместе прыгнули через ручей. Странный миг, и вот все уже позади. После прыжка он еще несколько шагов держал ее мизинец. И это тоже было странно, он чувствовал, что ее палец слегка вжимается в его ладонь, словно сам по себе.
Они быстро разжали руки и поспешно обошли куст, чтобы присоединиться к остальным.
Дети стояли у подножия замка. Все здесь было огромно. И матово-белые глыбы льда, и мощный водопад. От воды несло пронизывающим холодом. Они подошли к водопаду так близко, как только было возможно. Их одежда вскоре посерела от водяной пыли, поднимавшейся из середины замка и медленно оседавшей вокруг. Воздух дрожал.
Они стояли и раскрывали рты, стараясь сказать что-то друг другу, но не слышали ни одного слова. Лишь видели широко раскрывающиеся рты. Вымокшие и ошеломленные грандиозностью водопада, они, однако, отошли назад — там можно было говорить.
Сисс стояла в кольце. На лицах ее спутников можно было прочесть: мы привели тебя сюда, и привели благополучно. Они сами были взволнованы — величием увиденного, всем вместе.
Сисс неотступно думала о мужчинах, стоявших здесь зимой. Сквозь гул водопада тогда звучала скорбная песнь. Сейчас ей явственно вспоминалось, будто они пели: время изменило воспоминания. Теперь это уже прошлое. Было ли все это напрасно? Нет и нет, не напрасно, те, кто стоял здесь в ту ночь, навсегда запомнят ее.
Но ледяной замок скоро исчезнет, и все будет как прежде, останется неистовый водопад, который никому не мешает, но наполняет собою воздух и сотрясает землю, водопад, которому не будет конца.
Здесь ничего не изменится, Сисс.
Она стояла, не в силах выбраться из круговорота этих мыслей, и вдруг почувствовала, что ее тянут за рукав.
- Сисс, хочешь перекусить?
- Иду.
Она очнулась и увидела вокруг дружелюбные лица. Лица ребят, показавших все, как один: мы хотим, чтобы ты была с нами. Лица, с которых сошло торжественное выражение.
Вскоре они устремились к вершине замка. Карабкались в водяной пыли по крутому склону. Здесь, на границе льда и земли, они увидели, как замок своими ледяными когтями обхватывает камни и деревья, впивается в ложбинки. И все же у водопада достанет мощи заставить эти когти разжаться. Он неустанно трудится, и эта невидимая работа идет сейчас полным ходом. Не прекращаясь, разыгрывается поединок, истинные размеры которого было трудно себе представить.
Наверху лед был такой же, как и повсюду. Белый, ноздреватый, без единого прозрачного места.
- Давайте выйдем наверх! — послышался сквозь шум чей-то голос.
Сисс вздрогнула, вспомнив картину, которую рисовала себе ночью.
- Не надо, это опасно,— ответила она, но в гуле водопада никто ее не услышал.
- Давайте! — крикнул мальчик-вожак и на глазах у Сисс прыгнул на лед.
За ним кинулись все остальные. Сисс сама не заметила, как тоже очутилась на верху замка. Едва коснувшись ногой льда, она почувствовала, что вся громада сотрясается.
- Вы ничего не чувствуете? — крикнула она что было сил. Никто ее не услышал. Все громко кричали что-то. Царил невообразимый шум.
- Ух, здорово! — раздался чей-то крик. Крик такой залихватский, словно они стояли на отделившемся от горы ледяном замке и вместе с ним летели вниз, в клокочущую и брызжущую воду.— Ух,здорово!
У них в глазах появился необычный блеск. Они уже вовсю лазили по вершине замка, кто куда, между куполами, по желобам. Некоторую осторожность они все же соблюдали и карабкались не совсем бесшабашно, понимая, что место это опасное и что, окажись здесь кто-нибудь из взрослых, он бы ни за что их сюда не пустил. Сисс больше никого не предостерегала, она карабкалась наравне с остальными. У нее у самой тоже появился блеск в глазах.
Тут раздался треск.
«Бах»,— грохнуло где-то под ними, в самом основании замка. Грохот, удар, словно что-то лопнуло. Казалось, хватили кувалдой по огромному колоколу. Это треснул лед, и в звуке его послышалась гибель. Ледяной замок не выдержал немыслимого напора и дал первую трещину. Первое предвестие смерти.
Даже гул водопада не смог заглушить этот треск.
Дети, находившиеся на вершине замка, побелели от страха и бросились к твердой земле — кто бегом, кто на четвереньках, как придется. У них не было ни малейшего желания улететь вниз вместе со льдом, им хотелось жить.
Нет, нет, думала и Сисс, спасаясь бегством. Как все это похоже на то, что ей привиделось ночью!
Перебравшись на безопасное место, они остановились, чтобы посмотреть, как погибнет замок. Однако этого не случилось. И вообще больше ничего не произошло. Лед выстоял. После первого грохота замок умолк. Река обрушивала на него все новые и новые потоки воды, но замок не поддавался напору.
Еще не вполне оправившись от испуга, они снова спустились к водопаду, несколько ободренные тем, что все кончилось так благополучно. Теперь им будет о чем рассказать. А уходить еще рано. Ледяной замок не отпускал их. Глаза детей по-прежнему блестели.
Их блестящие глаза искали взгляд Сисс, но она не могла разделить их восхищения. Азарт, который охватил ее наверху, бесследно улетучился. Неужели они не чувствуют, что здесь нельзя оставаться? Нет, конечно, у них нет на то причины. Для них это просто приключение.
Прочли они то, что у нее отражалось на лице, и разочаровались в ней? Но ведь они должны почувствовать, что невозможно находиться здесь. Извечный 'гул водопада заполняет собой небо и землю, но не может заполнить одной-единственной пустоты. Они этого не знают, для них это всего лишь приключение, и глаза их блестят.
Она встала и сказала:
- Я больше здесь не могу.
Никто не спросил о причине.
Девочка-вожак подошла к ней и спросила:
- Уходишь?
- Нет. Просто отойду немножко, чуть подальше.
- Ладно, мы все скоро пойдем.
Сисс медленно направилась обратно. Через рощи, путем, которым потом пойдут все.
Нет, я сейчас не ухожу от них.
Я сейчас пришла к ним.
Она вошла в заросли и села на камень. Лес еще не оделся листвой, плотный строй тонких голых деревьев уходил вдаль. Сисс сидела под крутым перегибом склона, поэтому гул водопада доносился до нее приглушенно, и все же казалось, что воздух дрожит от его мощи. Неистовой и неукротимой. Вода беспрестанно обновлялась, беспрестанно стремилась вперед.
Сисс думала о том, какое уважение ей сегодня было оказано. Когда они подойдут, я попытаюсь стать другой. Какой же?
Она сидела на камне и все думала и думала. Ждала, когда за ее спиной раздастся мощный грохот, возвещающий: свершилось. Но слышался только ровный, неумолчный гул.
Как бы там ни было, все кончено.
Все кончено, и иначе нельзя.
Сегодня конец моему обету.
И это заслуга тети Унн.
Я еще не знаю, правильно ли я поступаю.
Но я хочу.
Я благодарю тетю.
Я напишу ей, когда узнаю, где она теперь.
Сисс не пришлось долго сидеть одной. Класс еще был далеко, но вот послышался хруст сухой ветки, и словно два нежных луча пронзили ее: приближались давешняя девочка и давешний мальчик. Оба шли к ней.
Ее охватила радость. Она встала. Лицо ее покрылось легким румянцем. Оба шли к ней.
7
ЗАМОК РУШИТСЯ
Никому не дано увидеть, как рухнет замок. Это случится ночью, когда все дети будут спать.
Нет человека, которого бы с замком связывали такие узы, чтобы он мог стать свидетелем его крушения. От волны беззвучного хаоса задрожит воздух в самых далеких комнатах, где спят люди, но никто не проснется и не спросит: что это?
Никто этого не узнает.
Замок обрушивается в водопад, унося с собой свои тайны, унося все. Жестокая сила сокрушает его, и он исчезает с лица земли.
Дикий хаос вершится в мутно-бледной, холодноватой, безлюдной ночи. В никуда несется грохот, это лопаются главные опоры замка. В свой последний час, покидая ложе и начиная рушиться, мертвый ледяной замок обретает громовой голос. Совершается жестокое уничтожение, слышится грохот, и откуда-то как бы доносятся слова: у нас кромешный мрак.
Под напором воды все раскалывается и валится вперед, в белую пену водопада. Огромные глыбы льда ударяются друг о друга, дробятся и становятся легкой добычей воды. Образуются запруды, но поток сметает их и устремляется вниз по своему широкому каменистому руслу, мчится все дальше и скрывается за изгибом. Замок исчезает с лица земли.
Там, где он стоял, остаются его следы — царапины и сколы на его ложе, вывороченные камни, вырванные с корнем деревья да мягкие ветки, с которых лишь поободрана кора.
А ледяные глыбы несутся вниз, они спешат, скоро они широко разбегутся по нижнему озеру, и никто еще не успеет проснуться и хоть краем глаза увидеть, что произошло. Размолоченные льдины будут плавать по озеру, едва виднеясь под водой, и таять. Потом их не станет.