Когда она проснулась, Билл уже ушел.

Холли сладко спала. Бекка осторожно выбралась из постели и пошла по квартире, огибая горы коробок. Она заметила капли влаги на полу — Билл проходил здесь после душа. Воздух квартиры еще сохранял запах лосьона, которым муж обрызгивал себя после бритья. На стуле висел торопливо брошенный галстук, видимо, Билл предпочел отправиться в другом. Бекка представила мужа в его новом офисе. Несколько напряженное лицо, искренняя готовность усердно трудиться на новой работе. Она вдруг поймала отзвук давнишнего чувства: так уже было, когда муж начинал свою карьеру.

Бекка наугад открыла одну из самых больших коробок. Там лежали младенческие вещи Холли: розовый высокий стул (сейчас он был разобран), плетеная колыбелька с пологом, матрас для кроватки, наборы пеленок, стерилизаторы для рожков с питанием. Там же лежали первые игрушки дочери — яркие кролики, которых можно мять и тискать. Вещи, давно не нужные Холли. Бекка сохранила их и притащила на другой конец света вовсе не из-за сентиментальных воспоминаний. Все это пригодится их следующему малышу. Они поженились семь лет назад, и сейчас их брак достиг той стадии, когда никто из супругов не сомневался, что они заведут второго ребенка.

Бекка вернулась в спальню и несколько минут стояла, наблюдая за спящей дочерью. Затем она откинула простыни и осторожно подергала Холли за ноги. Девочка вздрогнула, но тут же свернулась калачиком, намереваясь спать дальше.

— Солнце на небе с утра, нам вставать давно пора, — пропела Бекка.

Холли продолжала посапывать. К ее детскому храпу примешивался еще один звук, свидетельствовавший о затрудненном дыхании. Малышка страдала астмой.

— Вставай, дорогая. Тебя ждет новая школа.

Пока Холли потягивалась, чтобы окончательно проснуться и встать, Бекка отправилась на кухню готовить завтрак. На ее прежней, лондонской, кухне не было и половины всех этих чудес бытовой техники.

Вскоре на кухне появилась зевающая Холли.

— Я немножечко беспокоюсь, — заявила девочка.

Бекка ласково коснулась ее личика, погладила по волосам.

— Ты беспокоишься из-за новой школы?

— Нет, мама. Я беспокоюсь из-за мертвых людей, — серьезно ответила девочка, и уголки ее рта опустились.

Детям свойственно повторять фразы, которые они слышат в разговорах взрослых. И все-таки «мертвые люди» немного насторожили Бекку.

— Чем они тебя беспокоят? — спросила она у дочери.

— Тем, что они умерли и лучше им уже не будет, — все с тем же серьезным видом ответила Холли.

— А по-моему, тебе сейчас надо думать не о мертвых людях, а о том, как побыстрее управиться со своими «Коко-попсами», — тоном идеальной телевизионной мамы возразила Бекка.

После завтрака Бекка достала ингалятор. Он стал таким же привычным атрибутом жизни Холли, как ее куклы и прочие игрушки. Ингалятор имел удобный загубник, позволявший девочке быстрее и лучше вдыхать лекарство. Холли эта процедура даже нравилась. Она усердно вдыхала, широко раскрыв синие глаза и хлопая густыми ресницами.

Без пяти девять Бекка и Холли уже входили в вестибюль Губэйской международной школы. Казалось, здесь собрались дети из всех уголков планеты. Холли и хотела идти в класс, и боялась. Она крепко вцепилась в ремень материнских джинсов. Но тут к ней подошла крепенькая девчушка примерно того же возраста (вероятно, японка или кореянка), взяла ее за руку и повела в класс, где учительница из Австралии записывала имена новеньких. Теперь уже Бекке не захотелось расставаться с дочерью.

Матери обнимали детей, целовали их и уходили. Часть женщин была в деловых костюмах, кто-то был одет по-спортивному и, вероятно, собирался в гимнастический зал, но все относились к ежедневному ритуалу прощания с какой-то забавной торжественностью.

«Китайские церемонии», — мысленно усмехнулась Бекка.

Вестибюль опустел. Осталась лишь улыбающаяся женщина с коляской, в которой дремал малыш. Она была матерью девочки, взявшей шефство над Холли.

— Как же, первый день, — с американским акцентом произнесла женщина. — Тяжеловато, правда?

— Сами знаете, каково им, — улыбнулась Бекка. — Подбородок дрожит. Губу закусываешь, чтобы не разреветься. А тут еще надо делать вид, что ты — смелая девочка. По правде сказать, мне тоже не легче.

Женщина засмеялась и протянула Бекке руку.

— Киоко Смит, — представилась она.

Бекка пожала ей руку. Киоко тут же выложила, что родилась в Иокогаме, там же получила юридическое образование, но работать не пришлось, поскольку она вышла замуж за поверенного из Нью-Йорка. В Шанхае они уже почти два года. В ответ Бекка рассказала японке, что была журналисткой, но сейчас занимается дочерью, замужем тоже за юристом, которого зовут Билл, и что их семья прилетела в Шанхай два дня назад.

— Может, нам где-нибудь выпить по чашечке кофе? — предложила Бекка.

— Давайте лучше завтра, — ответила Киоко. — Сейчас мне нужно бежать.

— Мне, в общем-то, тоже, — призналась Бекка. — В новой квартире куча дел.

— Таков Шанхай, — снова улыбнулась японка. — Всем постоянно нужно бежать туда, где их ждет куча дел.

Однако на самом деле Бекка не слишком спешила в новую квартиру. Она неторопливо зашагала к «Райскому кварталу» и по пути позвонила Биллу на мобильный.

— Наша малышка держалась молодцом? — спросил Билл.

Чувствовалось, что он в кабинете не один. Бекка понимала, муж тоже волнуется за Холли, но… Настоящий профессионал не тащит семейные дела с собой на работу. Особенно в первый день.

— Все в порядке. Никаких слез, — с напускной веселостью ответила Бекка.

Хорошо, что муж сейчас не видел ее лица.

— Не волнуйся, Бекки. Она быстро войдет в колею, — таким же нарочито бодрым голосом произнес Билл, который великолепно понимал истинные чувства жены. — Холли полезно находиться со сверстниками. Согласись, рано или поздно нам все равно пришлось бы отдать ее в школу.

Билл молчал. Молчала и Бекка, не делая попыток заполнить паузу какими-нибудь малозначащими словами. К горлу подступали слезы, и она злилась на себя. Раскисла, словно клуша-домохозяйка!

— Ты не волнуйся. Все будет замечательно, — дежурно успокоил Билл. — Я тебе потом позвоню.

Бекка не ответила. А может, они все-таки поторопились? Холли всего четыре. Побыла бы еще годик дома.

— Успехов тебе на новом месте, — наконец выдавила она, возвращая мужа в стихию бизнеса.

Мысль вернуться домой и заняться распаковкой коробок показалась Бекке невыносимой. Только не сейчас. Поймав такси, она попросила отвезти ее в Синьтяньди. Они с Биллом много говорили об этом месте, разглядывая картинки в путеводителе. Там утверждалось, что Синьтяньди (в переводе с китайского «Новый Свет») — идеальное место, где одновременно можно познакомиться и с шанхайской стариной, и с впечатляющим современным обликом города. Сначала туда. Квартира подождет.

Бекка сидела за столиком возле окна, поглядывала на Синьтяньди, наслаждаясь кофе-латте и романом Джозефа Конрада. Как и ему, ей хотелось ощутить дуновение Востока, неповторимые и таинственные запахи этой земли.

Выйдя из кафе, Бекка свернула на улочку Хуанпи и дошла до неприметного здания. Когда-то здесь проводила свой первый съезд китайская компартия. Теперь в этом доме, естественно, был музей. Билет стоил всего три RMB. Бекка попыталась было перевести эту смехотворную сумму в фунты, но не смогла.

Помимо Бекки, единственной посетительницей музея была китайская студентка в очках с толстыми стеклами. Стоя возле центральной экспозиции, девушка что-то старательно записывала в блокнот. Экспозиция воссоздавала атмосферу первого съезда. Группа коммунистов собралась здесь, чтобы начать борьбу и освободить китайский народ от иноземного владычества. Восковые лица революционеров были повернуты к фигуре молодого Мао.

В другом углу помещения стоял видеомагнитофон. Телевизор с небольшим экраном показывал старый пропагандистский фильм о том, как жили в Китае до коммунистической революции. Фильм состоял из черно-белых архивных кадров весьма неважного качества. Он длился всего несколько минут, которые Бекка простояла, затаив дыхание.

С экрана на нее глядели изможденные голодом детские лица (те из них, кто выжил, наверное, давно состарились и умерли). Такой бедности и нищеты она еще не видела. Пелена слез мешала ей смотреть. Бекка отвернулась, мысленно убеждая себя в том, что она вовсе не слезливая дура. Просто у нее сбой биоритмов, вызванный перелетом в другой часовой пояс. И потом, она переживает за Холли. Нужно пойти и выпить чего-нибудь бодрящего.

Перебраться в Шанхай — это была ее идея. Билл и не помышлял о работе в Китае. Он мог бы и дальше жить в Лондоне, допоздна засиживаться в офисе, а дома радоваться, глядя, как растет их дочь. Не то чтобы он был всем доволен, но его недовольство отличалось от того, что испытывала Бекка. Билл стремился изменить условия текущей жизни. Бекка же была готова кардинально поменять саму их жизнь и попробовать нечто новое. Шанхай виделся ей символом новой жизни, свободной от вечного безденежья. В Шанхае у них все пойдет по-другому.

Они с Биллом были ровесниками и поженились в двадцать четыре года, первыми из их небольшой дружеской компании. За эти семь лет оба ни разу не пожалели, что не «погуляли еще».

Бекка достаточно насмотрелась на своих холостых друзей и подруг. Отношения у них всегда развивались по одному и тому же сценарию. Начиналось с восторгов по поводу того или той, с кем они недавно познакомились в баре, клубе, спортзале или где-нибудь еще. Через какое-то время оказывалось, что это очередное «не то». Романтика сменялась скукой, страсть — истериками, желание быть рядом — готовностью убежать куда глаза глядят. Холдены радовались, что их миновала чаша сия.

Брак казался им обоим вполне естественным продолжением отношений. Их взгляды совпадали: если ты встретил любимого человека и вы уверены друг в друге, так зачем же тянуть с вступлением в брак? Даже в свои двадцать четыре они оба чувствовали, что уже «слишком стары» для разных интрижек в барах, клубах и спортзалах.

Какие-то аспекты их жизни вообще не требовали обсуждения. Бекка и Билл считали само собой разумеющимся, что они оба будут работать. На четвертый год их совместной жизни родилась Холли, но и появление дочери не изменило привычного уклада.

Билл специализировался по корпоративному праву и работал в одной из многочисленных юридических фирм лондонского Сити. Бекка писала статьи на финансовые темы. Редакция ее газеты находилась в районе Канэри-Уорф. Выплаты кредита за их домик не в самом плохом, зеленом уголке северной части Лондона не позволяли расслабляться. И потому каждое утро Билл отвозил маленькую Холли в ясли, откуда ближе к вечеру ее забирала Бекка.

И вдруг в один день все изменилось.

Холли было уже три года. Тем памятным утром Билл, как обычно, отвез дочку в детский сад. Через несколько часов девочка пожаловалась воспитательнице, что ей трудно дышать.

— Обыкновенная простуда, — отмахнулась та.

Холли и раньше простужалась. Если ей закладывало нос, она дышала ртом. Но сейчас это не помогло. Что-то не пускало воздух в ее легкие.

Воспитательница оставалась при своем мнении.

— Наверное, ты простудилась сильнее, чем я думала, — заявила она плачущей и испуганной Холли. — Нечего капризничать, скоро за тобой приедет мама, и вы поедете домой.

Но из детского сада Бекка с дочерью поехали не домой, а в ближайшую больницу, где Холли сразу же поместили в палату интенсивной терапии. Примчавшегося Билла врач ошарашил страшным диагнозом: астма. В детский сад Холли больше не пошла, а Бекке пришлось оставить работу в газете.

— Никакая нянька не позаботится о ней лучше, чем я, — ответила Бекка на робкие возражения мужа.

Она сама задыхалась от гнева и подступавших слез. Неужели он не понимает? Тогда они едва не поссорились. Спохватившись, Билл, как мог, успокоил жену, убеждая ее, что она, конечно же, права и для них нет ничего важнее здоровья Холли.

Благодаря педиатру с Грейт-Ормонд-стрит астму удавалось держать под контролем. Врач прописал Холли жевательные таблетки, которые ей очень понравились. Ингалятор тоже не вызвал у девочки протестов. Холли была покладистой и не по возрасту стойкой, перенося свалившуюся беду без жалоб. В мозгу Бекки и Билла постоянно крутился вопрос, который они не решались произнести вслух: «Ну почему именно она?» Судьба не обидела Холли здоровьем. Были дети куда слабее ее (этих детей Холдены видели всякий раз, когда возили дочь в больницу). Но эти дети выздоравливали, потому что у них не было астмы.

Лекарства позволяли Холли спать по ночам, но астма не исчезла. Она лишь затаилась, родители понимали это по характерному звуку, сопровождавшему теперь дыхание дочери. Когда Холли засыпала, Бекка и Билл в который раз принимались за утомительные вычисления, подсчитывая, насколько запрашиваемые ими кредиты превышают суммы на текущих счетах. Они обсуждали, целесообразно ли брать новый заем под залог стоимости дома, и прикидывали, сколько времени им еще удастся продержаться в своем жилище.

Возможных сценариев дальнейшего развития событий было несколько. Они могли продать дом и переехать в другой район, в нескольких милях к востоку отсюда. Конечно, там все более скромно и уныло, но зато дешевле. Можно было остаться здесь, но дом все равно продать и какое-то время снимать жилье. Появлялись мысли переселиться в ближайший пригород. Ни один вариант Холденов не устраивал.

Здоровье Холли стабилизировалось, и это было главное. Однако теперь, когда работал один Билл, они едва сводили концы с концами. По правде говоря, Холдены не хотели расставаться с домом. Они успели его полюбить. Наконец, дом свидетельствовал о статусе Билла. Преуспевающий юрист не имел права жить там, куда ему стыдно пригласить гостей, особенно тех, кто занимал верхние ступеньки карьерной лестницы. Иногда топ-менеджеры фирмы Билла звали его и Бекку на обед в свои красивые особняки. Эти престарелые миллионеры умели следить за собой. В отличие от отца Билла кожа на их лицах была гладкой, без морщин, указывающих на возраст. Такими же моложавыми выглядели и их жены, зорко подмечавшие каждую мелочь в одежде и поведении гостей. Вежливость требовала ответных приглашений. Но что подумают о тебе высокопоставленные гости, если ты живешь в районе, где даже днем могут напасть и ограбить?

— Помнишь, ты рассказывал, как кто-то из твоей верхушки закатил роскошное празднование юбилея жены? — спросила как-то Бекка.

— Помню. Он снял для гостей целый этаж в лучшем отеле острова Барбадос.

— А у нас даже приличной гостевой комнаты нет, — вздохнула она. — Я и представить не могу, как бы мы разместили у себя полдюжины гостей.

— Не волнуйся, нам не придется размещать у себя полдюжины гостей, — с оттенком раздражения произнес Билл.

Бекка обняла мужа.

— Дорогой, ты же понимаешь, о чем я говорю.

Да, он хорошо понимал подтекст ее слов.

Кое-кто из юристов фирмы, будучи моложе Билла, уже жил в фешенебельных квартирах или собственных домах в Ноттинг-Хилле, Кенсингтоне и Ислингтоне. Все это оплачивалось заботливыми родителями, балующими великовозрастных деток или стремящимися компенсировать душевную травму, которую они когда-то нанесли своим чадам в результате развода. Билл с Беккой могли рассчитывать только на себя. У них не было ни обеспеченных родителей, ни богатых родственников. Но судьба вдруг указала им способ покончить с денежными затруднениями. Тогда Бекка поняла: жизнь может измениться в одно мгновение. Годами ты сражаешься с трудностями, ясно представляя свое будущее, а потом оно неожиданно оказывается совсем иным.

Перемены начались с ежегодного торжественного обеда, который устраивала фирма Билла. Бекка очутилась в нужное время не только в нужном месте, но и рядом с нужными людьми.

В фирме «Баттерфилд, Хант и Вест» был странный обычай — праздновать день рождения Роберта Бёрнса. Билл объяснял жене истоки этой традиции, но в памяти Бекки они не удержались. В конце января фирма снимала большой зал в одном из роскошных отелей на Парк-Лейн. Пятьсот юристов в смокингах или традиционных шотландских килтах чинно рассаживались за столами. Жены юристов тоже приглашались на это торжество. Женщины, которые работали в фирме (процент их был не слишком велик), приходили вместе с мужьями.

Билла усадили между женами двух высокопоставленных сотрудников нью-йоркского отделения фирмы. Эти женщины давно знали друг друга и с увлечением болтали о том о сем, совершенно не обращая внимания на Билла. Бекка сидела за соседним столом. Несколько раз они с мужем переглядывались; Билл закатывал глаза и беззвучно шептал проклятия.

Соседями Бекки оказались двое юристов, работающих в Шанхае. Австралийца в клетчатой юбке звали Шейн Гейл. Должно быть, лет десять — пятнадцать назад он обожал кататься на приливных волнах. Нынче он занимал пост руководителя отдела по разрешению судебных тяжб. Гейл признался, что несколько перебрал шампанского на приеме и теперь плоховато себя чувствует. Однако Бекке показалось, что австралиец избегает глядеть ей в глаза по иной причине. Невзирая на высокий пост, он был весьма застенчив.

По другую руку от Бекки сидел англичанин, назвавшийся Хью Девлином, главой Шанхайского отделения фирмы. Ей понравилось, что эти люди произносят свои высокие титулы без всякой гордости, столь же естественно, как собственные имена. Бекка едва удержалась, чтобы не представиться в том же духе: «Бекка Холден — домохозяйка, мать семейства и в недавнем прошлом — журналистка, зарабатывавшая поденщиной».

Шейн почти зарылся лицом в бокал с бургундским. Застенчивость на его лице постепенно сменялась хитрецой опытного и прожженного юриста. Он умолк, и обязанность занимать даму взял на себя Девлин.

Бекка вновь улыбнулась своему обаятельному молодому мужу, вынужденному потеть в смокинге и слушать непрекращающуюся трескотню американок. Девлин тоже улыбнулся Биллу и вдруг сказал, что слышал об этом человеке много хорошего. Да, много хорошего и ни единого дурного слова. Никто в головном офисе не работает больше, чем Билл. Парень целых два года не был в отпуске. В довершение ко всему прекрасный семьянин.

— Все так и есть, — сказала Бекка. — Вы правильно охарактеризовали моего мужа.

— Не пойму только одного, — вскинул брови Девлин, — с какой стати ваш муж прозябает в Лондоне? Если здесь у него еще не отшибли честолюбие, почему бы ему не отправиться туда, где экономика развивается ошеломляющими темпами? Лондон был привлекателен в девятнадцатом веке, Нью-Йорк — в двадцатом. А теперь настал черед Шанхая. Вот где вашему мужу можно по-настоящему проявить себя.

Все это прозвучало слишком неожиданно для Бекки. Девлин сразу же прочел сомнение на ее лице.

— Вас пугает переселение в Третий мир? — напрямую спросил он. — Или вам так дорог Лондон?

Бекка молча покачала головой.

— Тогда к чему медлить? — Девлин вновь пошел в атаку. — Я ведь не шучу. Шанхай — идеальное место для жизни. Зарплаты там выше, а налоги ниже. Там ваш муж войдет в число совладельцев фирмы гораздо раньше, чем здесь. На нашем языке это называется — сделаться партнером.

Бекке не требовались объяснения. Конечно же, Билл мечтал сделаться партнером. Девлин почувствовал, что завладел ее вниманием.

— Любой молодой юрист мечтает об этом. Любая жена молодого юриста тоже мечтает об этом. Партнерство кладет конец жизни на зарплату и позволяет участвовать в разделе прибыли фирмы. Когда вы становитесь партнером, вы уже не работаете на фирму. Вы сами являетесь частью фирмы.

Девлин принялся разглагольствовать о великолепии колониальной жизни. Бекке казалось, что все это осталось лишь в романах о Британской империи, а в современном мире давно исчезло. Юрист же утверждал обратное. По его словам, в Шанхае они вполне могли бы позволить себе дом со служанкой, поваром, нянькой и шофером — там подобные услуги стоят дешево. Более того, там это считается в порядке вещей.

Бекке вдруг показалось, что Девлин сумел прочитать те ее мысли, которые она прятала даже от Билла. Он уловил ее разочарованность лондонской жизнью, где их маленькая семья не живет, а яростно борется за существование. Они с Биллом заслуживают большего, чем эта повседневная борьба.

Бекка осторожно возразила, сказав, что они вынуждены довольствоваться имеющимся. Должно быть, в Шанхае действительно можно быстро сделать карьеру, но там нужны холостые юристы, не обремененные семьей.

— А вот и ошибаетесь, — засмеялся Девлин. — Шанхай словно создан для семейных юристов и вообще для семейных мужчин. Семья придает мужчине стабильность. Честолюбие устремляется в достойное русло. Мужчина знает, ради кого он трудится. А для холостяка в Шанхае слишком много… отвлекающих моментов. Если вы решитесь туда переехать, то вскоре научитесь безошибочно распознавать все шанхайские ловушки.

Не дожидаясь, пока Бекка спросит, есть ли семья у него самого, Девлин достал бумажник и извлек оттуда фотографию миловидной женщины средних лет и троих улыбающихся сорванцов. Англичанин добавил, что очень ценит сотрудников, имеющих семьи. По его словам, такие люди «делают ставку на будущее».

Бекка повернулась к Шейну, который слушал вдохновенный монолог коллеги и криво улыбался. Она спросила, нравится ли его жене жизнь в Шанхае. Шейн ответил, что не женат, и они все засмеялись.

В это время в зале появились волынщики, игравшие «Flower of Scotland». Обед завершился. Приглашенные начали вставать из-за столов. Билл, воспрянув духом, поспешил к жене. Бекка услышала, как Девлин приглашает мужа позавтракать вместе и поговорить о будущем. Она знала о таких беседах, где произносится мало слов, но каждое обладает глубоким подтекстом.

Когда Билл взял жену за руку и уже собирался направиться к выходу, Хью Девлин вдруг сказал ему:

— Мне нравится, что вы женаты.

Ровно в полдень она забрала Холли из школы. Девочка могла бы оставаться там до трех часов, однако Бекка решила, что для первого дня вполне достаточно. Вдобавок она побаивалась, что дочка начнет скучать и, чего доброго, расплачется.

— Она вела себя хорошо и совсем не скучала по мамочке, — сказала учительница-австралийка, выразительно поглядев на Холли.

Бекка поняла смысл невысказанных слов: «Разве у нас можно скучать?»

Держась за руки, мать и дочь прошли по немноголюдным улицам Губэя до «Райского квартала». Дома Холли уселась играть со своими кукольными принцессами, а Бекка наконец-то смогла заняться распаковкой коробок.

— А куда папа поезжал? — спросила Холли.

— Надо говорить «поехал», — поправила ее Бекка.

— Я все время путаю, — призналась дочка.

Бекка раскрыла большой чемодан. Костюмы. Темно-синие. Идеальная униформа для молодого добросовестного юриста.

— Твой папа поехал на работу, радость моя.

Холли ударила пластиковой головой принца по своей ладошке. У принца было звучное имя Очаровательный.

— Я хочу поговорить с папой.

— Ты обязательно поговоришь с ним, но вечером, — пообещала Бекка.

Но она сомневалась, вернется ли Билл до того, как Холли уляжется спать. Вряд ли, хотя он обязательно постарается. И все равно ей плохо в это верилось.

Устав от разборки коробок, Бекка решила сделать перерыв и выпить чаю. Пока чай заваривался, она подошла к окну и выглянула во двор. Пусто. Наверное, в такое время девушки из «Райского квартала» еще спят.