Я проснулся в угнетенном настроении. Я смотрел на потолок, на трещины в потолке. Я увидел пробегавшего по чему-то бизона. Я подумал, что по мне. Потом увидел змею с кроликом в пасти. Солнце проникло сквозь дырки в занавеске и образовало у меня на животе свастику. В заду у меня чесалось. Опять начинается геморрой? Шея занемела, во рту был вкус кислого молока.

Я встал и отправился в ванную. Смотреть в зеркало было противно, но я посмотрел. На лице подавленность и незадачливость. Темные мешки под глазами. Маленькие, трусливые глазки, глазки грызуна, пойманного етитской кошкой. Плоть моя выглядела так, как будто она уже не старается. Как будто ей отвратительно быть частью меня. Брови нависли, изогнулись, выглядели так, как будто они умалишенные; умалишенная волосяная поросль. Кошмар. Я выглядел отвратительно. И даже опорожниться был не готов. Закупорило. Я подошел к унитазу, чтобы пописать. Нацелился правильно, но почему-то пошло вкось и попало на пол. Я перенацелился и описал все сиденье, которое забыл поднять. Потом оторвал туалетной бумаги и подтер. Вытер сиденье. Кинул бумагу в корзину и спустил воду. Потом я подошел к окну, выглянул и увидел кошку, гадившую на соседней крыше. Вернулся к умывальнику, нашел зубную щетку, выдавил из тюбика. Выдавилось слишком много. Лениво шлепнулось на зубную щетку, а с нее в раковину. Почему-то зеленое. Как зеленый червяк. Я подцепил его пальцем, намазал на щетку и стал чистить. Зубы. Какая же это дрянь. Мы должны есть. Едим и снова едим. Мы все отвратительны, обречены на наши мелкие, грязные занятия. Едим, пердим, чешемся, улыбаемся, отмечаем праздники.

Я дочистил зубы и вернулся в постель. Из меня вышел весь пар, кончилась вся заводка. Я был как чертежная кнопка, как кусок линолеума.

Решил лежать в постели до полудня. Может, к тому времени половина мира вымрет, и переносить оставшуюся будет вполовину противней. Может быть, если встать в полдень, буду выглядеть лучше, чувствовать себя лучше. Я знал одного, который не опорожнялся по несколько дней. В конце концов он просто взорвался. Натурально. Говно вылетело из живота.

Потом зазвонил телефон. Я не вмешивался. Утром я никогда не подхожу к телефону. Он прозвонил пять раз и замолчал. Слава Богу. Я наедине с собой. И хотя я отвратителен, это лучше, чем быть с кем-нибудь еще, с кем угодно, все они заняты своими жалкими мелкими фокусами и кульбитами. Я натянул одеяло до подбородка и ждал.