2
Она вошла.
То есть я хочу сказать — это просто нечестно. Платье обтягивало ее так, что чуть не лопалось по швам. Перебирает с шоколадками. А каблуки такие высокие, что смахивают на ходульки. Она шла, как пьяный калека, ковыляла по комнате. Головокружительная роскошь тела.
— Садитесь, леди, — сказал я.
Она села и закинула ногу на ногу, черт-те куда, чуть не вышибла мне глаз.
— Приятно видеть вас, леди, — сказал я.
— Пожалуйста, перестаньте пялиться. Ничего для себя нового вы не увидите.
— Тут вы не правы, леди. Можно узнать ваше имя?
— Леди Смерть.
— Леди Смерть? Вы из цирка? Из кино?
— Нет.
— Место рождения?
— Это несущественно.
— Год рождения?
— Не пытайтесь острить…
— Просто хочу получить какие-то сведения…
Я как-то смешался, стал глядеть ей на ноги. Ноги для меня — первое дело. Это первое, что я увидел, когда родился. Но тогда я пытался вылезти. С тех пор я стремлюсь в обратную сторону, но без большого успеха.
Она щелкнула пальцами.
— Эй, очнитесь!
— А? — Я поднял глаза.
— Речь о Селине. Помните?
— Ну конечно.
Я разогнул скрепку и концом показал на нее.
— Хорошо бы чек в оплату за услуги.
— Конечно. — Она улыбнулась: — Сколько вы берете?
— Шесть долларов в час.
Она вынула чековую книжку, что-то нацарапала там, вырвала чек и кинула мне. Он спланировал на стол. Я поднял его. Двести сорок долларов. Таких денег я не видел с тех пор, как угадал в экспрессе в Голливудском парке в 1988 году.
— Спасибо, леди…
— …Смерть, — сказала она.
— Да, — сказал я. — А теперь чуть-чуть подробнее об этом так называемом Селине. Вы что-то говорили про книжный магазин?
— Он околачивался в магазине Реда, листал книжки… спрашивал о Фолкнере, о Карсон Маккалерс, о Чарльзе Мэнсоне…
— Околачивается в книжном магазине? Хм…
— Да, — сказала она, — вы знаете Реда. Любит выгонять людей из магазина. Можете истратить там тысячу долларов, потом задержитесь на лишнюю минуту-другую, и Ред скажет: «А не убраться ли тебе к чертям?» Ред хороший человек, но с приветом. Короче говоря, он все время вышвыривает Селина. Селин идет в бар Муссо и сидит там грустный. Через день-два приходит снова, и все повторяется.
— Селин умер. Селин и Хемингуэй умерли тридцать два года назад. Один, и через день — другой.
— Я знаю о Хемингуэе. Хемингуэй у меня.
— Вы уверены, что это был Хемингуэй?
— О, да.
— Так почему вы не уверены, что Селин в самом деле Селин?
— Не знаю. Какой-то у меня с ним затор. Никогда такого не было. Может, я слишком долго в этом бизнесе. И вот пришла к вам. Бартон вас хвалит.
— И вы полагаете, что настоящий Селин жив? Он вам нужен?
— Ужасно, малыш.
— Билейн. Ник Билейн.
— Хорошо. Билейн. Мне нужна определенность. Что это в самом деле Селин, а не какой-то недоделанный хотень. Слишком много их развелось.
— Мне ли не знать.
— Так приступайте. Мне нужен лучший писатель Франции. Я долго ждала.
Она встала и вышла вон. Никогда в жизни я не видел такого зада. Не поддается описанию. Не поддается ничему. Не мешайте мне сейчас. Я хочу о нем подумать.
