13
Я очутился у себя на квартире. Я углубился в курицу и картофельный салат. Я покатал по ковру грейпфрут. Я был угнетен. Весь мир ополчился против меня. Потом зазвонил телефон. Я выплюнул непрожаренное куриное крыло и взял трубку.
— Да?
— Мистер Билейн?
— Да?
— Вы выиграли бесплатную поездку на Гавайи, — сказал кто-то.
Я повесил трубку. Пошел на кухню, налил водки с минеральной водой, добавил соуса «табаско». Сел со стаканом, выпил половину, и тут постучали в дверь. Стук был плохой, но я, вопреки своему правилу, сказал: «Войдите».
И зря. Это был сосед из 302-й, почтальон. У него как-то странно были приделаны руки. И мозги тоже. И глаза смотрели не совсем на тебя, а куда-то тебе за голову. Так что ты не совсем понимал, где ты находишься. Были у него и некоторые другие недостатки.
— Привет, Билейн, а мне не найдется выпить?
— На кухне, налей сам.
— Понял.
Он ушел на кухню, насвистывая «Дикси». Вернулся вразвалочку, в обеих руках по стакану. Сел напротив меня.
— Взял с запасом, — сказал он, кивнув на стаканы.
— Знаешь, эта штука продается во многих местах, — сообщил я.
— Ты бы запасся.
— Да плевать… Слушай, Билейн, я пришел поговорить по делу.
Он выпил то, что было в правой руке, разбил стакан об стену. Этому он научился от меня.
— Я пришел затем, чтобы открыть нам путь к легкой славе.
— Ясно, — сказал я. — Послушаем.
— Меланхолик Майк. Бежал на днях. Идет, как язык прокаженного по девичьей сиське, — первую четверть мили за 21,0. В торговом заезде 20- тысячников вышел на прямую на 5 корпусов впереди, проиграл всего полтора корпуса. Теперь его ставят в 15-тысячниках.
Такую лошадь — на 3/4 мили. Они только под хвост ему будут смотреть. Ставки на него 15 к 1! Верняк! Я беру тебя в долю, друг!
— Зачем меня в долю? Зачем сам все не выиграешь?
Он выпил из второго стакана. Потом оглянулся. Поднял стакан.
— Стой! — сказал я. — Разобьешь этот стакан — и у тебя будут два задних прохода.
— А?
— Подумай сперва.
Почтарь тихо поставил стакан.
— Еще есть выпить?
— Ты знаешь где. И мне налей.
Он ушел на кухню. Я чувствовал, что теряю терпение. Потом он вернулся, дал мне стакан.
— Стой, — сказал я, — я выпью твой.
— Как это?
— В нем крепче.
Он дал мне другой стакан, потом сел.
— Так я тебя спрашиваю, скороход, зачем меня в долю?
— Да вот, — сказал он.
— Ну, дальше?
— У меня с капустой туго. Поставить нечего. Но когда выиграем, я тебе отдам из выигрыша.
— Неинтересно говоришь.
— Слушай, Билейн, мне нужно самую малость.
— Сколько?
— Двадцать зеленых.
— Это большущие деньги.
— Десять зеленых.
— Ну ты разбежался.
— Ладно, пять зеленых.
— Что?
— Два зеленых.
— Мотай отсюда!
Он допил и встал. Я тоже допил. Он стоял. Он сказал:
— А чего это грейпфруты на полу?
— А мне так нравится.
Я встал и подошел к нему.
— Пора уходить, приятель.
— Уходить пора? Да ну? Я уйду, когда пожелаю!
Он обнаглел от выпитого. Это бывает. Я заехал ему кулаком в живот. А на кулаке был медный кастет. Чуть насквозь не прошел к чертям. Он упал.
Я отошел и сгреб с полу битое стекло. Потом вернулся, открыл ему рот и бросил стекло туда. Потом потер ему щеки и немного пошлепал по ним. Губы у него покраснели.
Тогда я вернулся к прерванному питью. Прошло, наверное, минут 45, и почтальон зашевелился. Перекатился на живот, выплюнул пару стекляшек и пополз к двери. Вид у него был жалкий. Дополз до самой двери. Я открыл ее, и он пополз дальше к своей квартире. В следующий раз надо присматривать за ним. Я закрыл дверь.
Я сел и нашел в пепельнице погасшую сигару. Зажег ее, затянулся, закашлялся. Попробовал еще раз. Довольно приятно. На меня нашла задумчивость.
Решил больше ничего сегодня не делать. Жизнь изнашивает человека, до дыр.
